Широкая река вальяжно несла темную воду, аккуратно скользя среди пологих берегов, густо поросших луговыми васильками, таволгой и странными цветами, похожими на укроп, но пахнущими по вечерам нежно и сладко..
Водный гиацинт боязливо выглядывал из легкой волны, чуть покачивался, его пушистые головки рябью покрывали зеленоватую у берега воду и тоже пахли - свежестью и арбузом.

В этом году выдалось потрясающее лето! Жаркие, сухие дни с горячим, совсем южным ветерком, и теплые, чуть влажноватые ночи, плотно пропитанные луговыми ароматами редко радовали эту северную землю. Дачникам огромного поселка, притулившегося на берегах, не верилось в неожиданно нагрянувшее счастье. Они ошалели от тепла и безделья, купались в беззаботной, курортной лени и томлении.
Толпы загорелых, стройных - молодых и не очень людей с утра до вечера тянулись к дикому пляжу, поросшему мягкой плотной травой, и яркие, разноцветные пятна до позднего вечера украшали берега тихой реки.

Чуть поодаль, слегка в стороне от пляжа на небольшом склоне, поросшем пижмой, стоял огромный дом. Богатые ворота с вычурными вензелями были всегда закрыты, и лишь изредка из них выезжали чёрные машины с тонированными стёклами. Зато маленькая калитка, выходящая на противоположную улицу, открывалась довольно часто, выпуская маленькую женщину с бидоном и корзиной.
Возвращалась она часа через два, сгибаясь под тяжестью. Бидон явно был полон парным молоком, и из корзины, по-деревенски накрытой белой салфеткой тянуло ароматом свежевыпеченного хлеба. Женщина устало ныряла внутрь увитого плетями роз двора, и почти сразу её суетливая тень мелькала в длинном, вытянутом вверх окне рядом с балконом.

А на балконе, обращенном к реке и отсвечивающим слюдяным блеском застекленных рам на вечерней заре, стояло кресло-качалка. Днём оно почти всегда пустовало, но каждый вечер, держась за специальные перила, набитые вдоль стен, и с трудом волоча подгибающиеся, слабые ноги, к креслу брел человек. Пряди темных волос были небрежно откинуты назад, болезненная худоба и длинные, узловатые в суставах руки придавали ему вид пугающий и странный. Неприятное впечатление усиливали острый взгляд маленьких глаз и уши, хрящеватые, вытянутые, как у летучей мыши. Он был практически глух и наполовину слеп. Вернее, он видел, но зрение служило ему странную службу, оно полностью поддавалось его воле, становясь острее или почти отказывая, в зависимости от его желания.
Человек тяжело опускался в кресло, и ловко управляя рычагами, подтягивал непослушное тело поближе к окну.
Там, вдали, на той стороне реки, тоже был небольшой пляж. Пляж казался бы совсем пустым, если не считать изящной, одинокой фигурки, каждый вечер тонко, как карандашный рисунок тонированную бумагу, украшающей равномерную зелень берега.
Женщина была блондинкой, насколько можно было понять, рассматривая силуэт, размером с куклу, в лучах заходящего солнца. Она всегда приходила поздно, когда на берегу практически никого не было, снимала широкий, темный балахон и тихонько, как- то изломанно и немного неловко, спускалась в воду. Она долго плавала, то теряясь в тени прибрежных кустов, то появляясь на солнце, то исчезая в тени кустов. Яркая белая головка казалась игрушечной, узкие нежные плечи влажно отливали, тонкие руки плавно и так красиво раздвигали плотную толщу воды, что человек не мог оторвать глаз. Он чувствовал, как что-то сладко тает внутри, но тревожно замирает сердце, если речная, редкая волна становится чуть выше.

Потом женщина выходила, распускала волосы и садилась лицом к реке.
Она слегка разводила ноги, и, в выемках желтого купальника, человек явно видел нежную розовую кожу с темнеющим по краям пушком. Он видел изгиб поднятых рук и белую упругую выпуклость чуть ниже тонких лямок. Он чувствовал, как ее тело пульсирует и хочет его, зрение становилось острее и уже каждый ее волосок, выгоревший от солнца сиял, как будто напитанный хрустальным светом.

Резко отвернувшись к стене, человек стонал. Потом он сжимал свой упругий, набрякший низ, то самое, немногое, что еще было живо в его умирающем теле, делал пару-тройку судорожных движений и горячая волна обжигала вялые ноги.
Через пять минут мужчина раздраженно звонил в колокольчик. Тихая, молчаливая прислуга, тенью скользила на балкон, поправляла, обтирала, увозила его в душ.
Так продолжалось каждый день, целый долгий летний месяц, и мужчина совсем обессилел. Его огромная комната была набита карандашными набросками, незаконченными эскизами, статутками. Они лежали на столах, висели на стенах, были разбросаны повсюду. Везде царила единственная модель.
И только на стене, напротив кровати, небольшая законченная акварель светила в полумраке темной спальни, золотистыми, искрящимися волосами изящной женщины в желтом купальнике.

Кончалось лето. Все холоднее становились ночи и вода в реке начала остывать. Уже и так почти свинцовая, она стала тяжелой и густой, как мармелад и уже не манила к себе купальщиков. Женщина появлялась все реже и художник почти слег.
Однако, не смотря на полное отсутствие сил, голова его работала ясно. Он чётко отдавал себе отчёт, в каком направлении начал двигаться и чем это закончится. И тогда он придумал план. Идеально вышколенные слуги беспрекословно выслушали распоряжение.
Две недели ушло на подготовку. За эти две недели, мужчина так обессилел, что почти не мог встать с кресла. Он непрерывно рисовал тонко отточенным карандашом одну и ту же картину - маленький пляж с холмом и тонкую фигурку. Количество листов всё увеличивалось, они плотным слоем устилали пол, кровать и стол, но никому не позволено было их убирать.
Наконец все было готово. Комната с решетками на окнах, гардеробы с одеждой, белая лошадь, огромный толстый слуга, лимонного цвета лимузин... Все ожидало свою хозяйку. И час настал.
Ночью, в маленькую калитку втолкнули испуганную, замотанную в покрывало женщину. Ее протащили в спальню, впихнули и закрыли дверь. Белые, они оказались совсем белые, а не золотые, волосы рассыпались, странно угловатая фигурка, ломано-неуклюже повернулась. Он поднял лампу и направил свет прямо ей в лицо.
На него смотрела морщинистая женщина, лет шестидесяти, с красными вспухшими глазами.

Он замер и перестал дышать....