Стелькин ехал в сером вагоне римской подземки, причудливо расписанным снаружи краской из баллончика и обстоятельно обдумывал то, что с ним сегодня произошло. Он был абсолютно трезв, зато случай был пьян, поскольку не укладывался спокойно спать в голове, а если и укладывался, то вскорости на скорости выпирал под острым углом на очередной остановке метро «Rebibbia», «Terminy» или «Colosseo».
Итак, что же случилось? Шёл он по западному берегу Тибра, никого не трогая, и лишь только миновал светлоокий замок Святого Ангела, как заметил одиноко торговавшего на набережной высокого африканца. Поначалу не обратил особого внимания. Эка невидаль! Чем только не торговали они в Вечном городе: у Колизея открытками, на Капитолийском холме – ремнями и бусами, у станций метро – картами города и путеводителями, в разных местах – всяким китайским ширпотребом. Начиная с дамских сумочек и кончая часами за пять евро. Если поторговаться, за двадцать евро килограмм таких часов дадут. Шутка, конечно. Зачем ему килограмм и вообще такие часы?
Африканец торговал товаром именно своего континента, точнее, африканскими масками – добрыми и злыми, весёлыми и серьёзными, разного цвета, но одного размера. Что побудило Стелькина остановиться? Он и теперь не знает. Любопытным себя никогда не ощущал. Подошёл, посмотрел, потрогал. Африканец залопотал по-итальянски, по-английски, по-немецки, по-французски, по-португальски, потом на иврите. Стелькин и не подозревал, насколько интернационально он выглядит. Стал вспоминать итальянские слова, потом английские. Так старался, что от волнения заговорил по-немецки, благо по делам родного завода кондиционеров приходилось завязывать контакты в Австрии, но с жутким акцентом.
А продавец показал на одну из масок, вгляделся пристально в лицо Стелькина и сказал вдруг на чистейшем русском языке:
- Купи эту маску, Саня! Не пожалеешь!
«Саня!» – именно так в честь дедушки тридцать лет назад назвала его мама. Но откуда африканец знает имя Стелькина? А продавец обнажил в улыбке ровные крепкие зубы:
– Саня! Хорошо! Нормально!
– Нормально! – эхом отозвался Стелькин. «Интересное совпадение» – пронеслось в голове. В Турции всех девушек из России называют Наташами, а наших мужиков-туристов-Саш полно! Вот тебе и объяснение. Однако другое обстоятельство не давало покоя.
Стелькин готов был побожиться на ближайший католический купол: мгновение назад маска, на которую показал продавец, вот эта самая маска была злой и сердитой. Но сейчас она излучала спокойствие и радушие. Странно это! Купить что ли? Но для чего? Он не коллекционер, и друзей-коллекционеров у него нет. Хотя интересно, сколько такая маска может стоить?
– Пятьдесят евро! – прочитал его мысли продавец, – не пожалеешь, Саня! Эбеновое дерево!
– Нет, – махнул рукой Стелькин, – дорого! И двинулся прочь.
– Недорого! – африканец широко заулыбался, оставив без присмотра товар, кинулся за русским туристом, – недорого, недорого, недорого. Не дороже денег! Тридцать евро!
– Ишь ты! – удивился Стелькин, – эбеновое дерево, говоришь? Нет!
– Двадцать!
«Вот пристал», – подумал Саша Стелькин, – «может, соврать, мол, денег нет». Он вспомнил, что в двух отделениях его бумажника лежали сравнительно крупные купюры. Под одной «змейкой» прятались широкие, неудобные сотенные еврики, под другой змеюгой – банкноты по пятьдесят евро. А в третьей части ничего не было. Последнюю десятку из третьего, открытого отделения бумажника отдал за открытки с видами Вечного города. Точно!
– Вот погляди, – Стелькин развернул бумажник, – нету! То есть …
Из бумажника на дружелюбного африканца улыбалась купюра в двадцать евро.
– Тебе за десять отдам, – опять по-русски вдруг выпалил продавец, – бери, Саня! Не пожалеешь! Кстати, меня Макатумба зовут.
Он дружелюбно положил большую, сухую, тёплую ладонь на плечо Стелькина, а другой рукой протянул маску. Затем выудил из кармана бумажку в десять евро, вложил в нагрудный карман рубашки Стелькина. Тот машинально взял деньги и маску и побрёл вдоль Тибра. Прошагав метров двести, в задумчивости опустился на скамейку в тени деревьев. Повнимательнее взглянул на приобретение, удивившись тому, что скуластая физиономия как будто бы смотрела совершенно иначе – иронично и как бы снисходительно. Развернул бумажник – все деньги лежали на месте и к тому десятка сдачи от африканца. Неразменный пятак, да и только!
В метро он смотрел на римскую молодёжь со взбитыми и вымазанными бриолином причёсками и вдруг увидел танцующего вокруг высокого костра колдуна, вздымающего руки к равнодушным звёздам и его темнокожих соплеменников, неотрывно следящих за единственным танцором. На нём была подобная маска, и Стелькин достал её из пакета. На этот раз маска смотрела улыбчиво. Настолько, что даже жёсткие насечки казались не угрожающими и воинственными, а весёлыми улыбчивыми морщинками. Только вот зачем ему маска?
«Подарю кому-нибудь», – решил Стелькин, и эта мысль тут же успокоила его.

***
– Командир и экипаж корабля рады приветствовать вас на борту самолёта, выполняющего рейс по маршруту: «Рим – Москва … – донеслись до Стелькина слова стюардессы, и он облегчённо расслабился – можно считать: почти дома! Три часа полёта и только! Он не стал сдавать в багаж маску из опасения, что чемодан швырнут в Шереметьево, и она пребывала в том же пакете. Итальянские таможенники, пропустив Стелькина через металоискатель, заставив снять ремень с металлической пряжкой и даже часы, углядели её там без труда. Повертели так и сяк, возникла небольшая заминка, и младший что-то спросил у старшего по должности. Стелькин мысленно попросил маску о помощи, что и было немедленно исполнено. Маска с надменным и грозным выражением возвратилась на прежнее место, а с лица таможенников долго не сходило выражение учтивой почтительности.
«Вот ты какая забавная, маска», – рассуждал Стелькин, поглаживая её эбеновую щеку. От его внимания не ускользнуло, как пожилой и загорелый сосед пристально вглядывается в его странное приобретение, причём, что-то подсказывало Стелькину: этот интерес далек от праздного любопытства.
– Африкан Африканович Мартышкин-Занзибарский, доктор наук, профессор, этнограф, – отрекомендовался попутчик, – лечу домой через Рим, два года изучал в джунглях обычаи племени Манго Трепанго, охотился с ними на крокодилов, вместе отбивался от орангутангов и даже чуть не попал в плен во время последней, тринадцатой войны племени с людоедами племени Косо Кокосо.
– Александр Семёнович Стелькин-Замоскворецкий, менеджер по сбыту компании «Russian frost impex kreks peks feks», – весело подыграл натренировавшийся выговаривать название родной фирмы Саня, в фамилии которого, однако не было никаких географических дополнений-уточнений. Но неудержимо хотелось сказать что-то адекватно весёлое этому приветливому худощавому немолодому человеку с обветренным мужественным лицом капитана дальних странствий. – да я тут... собственно, в Риме по делам. Делишки разные несерьёзные такие, понимаете…
… После краткой информации мужественного профессора о его отважных занятиях стелькинские кондиционеры, холодильники, разные там бумажки, протоколы-договоры и соглашения казались игрой малышей в песочнице. Обменялись крепким рукопожатием. Ладонь профессора показалась шершавой, как необструганное дерево и горячей, как поверхность шоссе под жарким солнцем. А маске импровизация Стелькина, между прочим, понравилась – она подмигнула хозяину и улыбнулась ещё шире, чем до этого.
– Видели? Африкан Африканыч, вы видели?
– Что именно, молодой человек я должен был увидеть? – вежливо уточнил профессор, – как местные техники хлопочут вокруг нашего раздолбанного лайнера компании «Бормотухинские авиалинии»? Или как по взлётной полосе мелким бесом покатился внушительный болт, вывалившийся невесть откуда? Так это меня удивляет не больше, чем новая свадебная песня вождя Круто Замуто своей одиннадцатой невесте.
- Ваши наблюдения про самолёт меня не могут не волновать, профессор, но маска! Смотрите – она опять подмигивает!
- Ничего не вижу особенного, – честно признался Мартышкин-Занзибарский, сегодня в Риме так же жарко, как в той части Африки, откуда я прилетел. Вот вам и мерещится всякое. А маска интересная. У моей туземной супруги была подобная в хижине, и она досталась ей по наследству от пра-пра-пра-дедушки.
– Так вы женились там? – удивился Стелькин.
– Как вам сказать? – развёл руками профессор, - если делать выбор между смертью на костре и столь же жаркими объятиями африканки, которую я, кстати, сам могу выбрать из всех женщин племени, то, наверное, я поступил правильно. Иначе там нельзя. Я исследователь-этнограф в четвёртом колене. Мой прадед Африкан Иванович изучал Африку ещё во времена Крымской войны и обороны Севастополя. Он полюбил этот волшебный континент всем сердцем, и по семейным преданиям у него было три жены и семнадцать детей. У Африкана Африкановича первого – моего деда – было две жены и четырнадцать детей, у Африкана Африкановича второго …
– А почему ТАМ иначе нельзя? – довольно невежливо перебил демографическую статистику мужской половины семьи Мартышкиных Стелькин.
– Молодой человек … – укоризненно протянул профессор, – это даже мои студенты знают. Не во всех, но во многих племенах сохранился обычай: под бдительным оком всего народа гостя заставляют выбрать любую приглянувшуюся женщину. При этом дамы пытаются произвести на него самое благоприятное впечатление: игриво подмигивают, извиваются, танцуют, призывно качая толстыми бёдрами, принимают обжигающе сексуальные позы. Только представьте себе: вы в центре, а вокруг десятка два женщин разного возраста в одних набедренных повязках только и ждут того, чтобы вы их по достоинству оценили, как женщину. Гость показывает на понравившуюся ему женщину и уходит со своей избранницей в её дом, где занимается любовью до полного упадка сил.
– Вот это номер! Да я убил бы свою Машку! – не вытерпел Стелькин, – ишь ты! Бёдрами вилять, извиваться! Ещё чего!
Он погрозил в иллюминатор куда-то на северо-восток.
– Не перебивайте, если хотите услышать моё объяснение до конца, – слегка обиделся профессор, – при чём тут ваша Мария? И вообще – вам трудно понять их нравы. Скажу больше: если дама замужняя, то её супруг, в отличие от наших мужиков, хватающихся за первый попавшийся тяжёлый предмет и готовых разбить им голову соперника, сияет от радости и, подобно павлину, раздувается от гордости. Ведь именно ЕГО жена признана самой лучшей. Если гость выбирает себе в сексуальные партнеры незамужнюю даму, то делает счастливым её отца. Шансы выйти замуж у этой девушки резко возрастают. А будущий жених не забудет подчеркнуть, со сколькими гостями переспала его невеста в добрачный период. Если же гость не проявил благосклонность ни к одной женщине, то племя считает себя опозоренным. А гостя ждёт незавидная участь – он может просто не вернуться из экспедиции. Моя бабушка – так ласково я зову свою супругу – прекрасно знала, что у неё такая дилемма: либо она смирится с тем, что я два года буду делить постель с женщиной племени Манго Трепанго либо потеряет своего Африканчика навсегда.
– Но как быть, если … если … гость … не сможет, – хмыкнул Стелькин.
– Все мои соотечественники почему-то задают такой вопрос, – воскликнул Мартышкин, – но в Африке нет такой проблемы. Многое, конечно, зависит от женщины. Однако в том случае, если её искусство не срабатывает – а женщина племени не меньше мужчины заинтересована в том, чтобы половой акт не просто состоялся, но был на высоте – она выходит из положения и активно использует припрятанные в набедренной повязке корешки и снадобья, которые творят чудеса и …
Самолёт взревел и задрожал всем многотонным телом, как припадочный, оборвав объяснения профессора.
– Господи, помилуй, – перекрестился Мартышкин, – сюда я летел на «Боинге-747» японских авиалиний, так в спинку впереди стоящих кресел были вмонтированы телевизоры, и никакого скрежета. А покормили, как родных.
– Не обращайте внимания на лязг и тряску, – неестественно бодрым голосом вымолвил справившийся с волнением Стелькин, – это бывает. Я верю: у нас будет со временем много новых самолётов. И будут они не хуже «Боингов»! Чего вы хотите, авиапромышленность развалили ещё до того, как вы пропали в Африке, но Ельцина, слава Богу, давно нет, потихоньку восстанавливаем хозяйство. Я знаю, уже налаживают выпуск новых моделей самолётов. А расскажите мне лучше про африканские маски.

Самолёт, наконец, оторвался от земли и начал медленно набирать высоту, как горный орёл, несущий в своё гнездо на вершину скалы небольшого барана. Профессор протянул руку, взял маску:
– В Африке любой предмет имеет свой смысл, любезный. Рисунки животных, ритуальный барабан, скульптура или маска не исключения. И любой предмет имеет определенное значение, он несёт в себе определенную информацию. Сообщение передается не с помощью буквенных символов, таких как алфавит, а совершенно других. Краски, как правило, природные.
– Понимаю, – удовлетворённо заметил Стелькин, – я видел в Риме. У продавца, некоторые маски покрашены натуральными красками: белая из известки, красная из коры, черная из глины.
– Ничего-то вы, молодой человек, не понимаете, – снисходительно заметил Мартышкин, – приготовьтесь к самому важному. Маска является исключительным выражением … невидимого мира.
– Невидимого? – холодок пробежал по спине Стелькина.
– Вот именно! – подтвердил профессор Мартышкин, – её концепция, если так можно выразиться, и материалы, из которого она изготовлена, сами по себе уже являются носителями информации. На западе Камеруна так называемые маски "Рамун", весьма популярные и почитаемые среди жителей, и они отражают прошлое. Это своеобразное зеркало, с помощью которого можно понять культуру народа. В мистических «разговорах» с мертвыми маски несут особый, священный смысл. Некоторые маски выполняют функцию умиротворения умерших.
– А татуировки? – палец Стелькина скользнул по поверхности эбенового дерева.
– Татуировки? – профессор призадумался, – не хотел вас пугать, но скажу самое интересное: и маска у вас, любезнейший, и татуировки самые настоящие. Это не дешёвая поделка для туристов, а подлинный шедевр. С полной ответственностью скажу и абсолютно гарантирую: изделие точно соответствует маркировке: «Made in Africa» – более того, сделано мастером своего дела и имеет далеко идущий скрытый подтекст. Думаете, случайно Вы купили её в Риме? Да тут над каждым камнем столько великих духов летает, куда там Лондону или Чикаго! А на ваш вопрос отвечу так: разнообразные татуировки на масках указывают на стадии преображения человека. Во время которого он раздваивается и общается с невидимым миром, таким образом, это своеобразный штрих-код …
– С невидимым миром, – эхом отозвался Стелькин, – только такого общения мне не хватало…
Самолёт вновь тряхнуло, и он внезапно наклонился на левый бок. Потом загудел, засвистел, захрипел, застонал и без долгого раздумья вошёл в штопор. Спустя короткое время он вспорол голубые воды Адриатического моря, распугав стайку веселящихся дельфинов.

***
Очень жарко. Невыносимо жарко. Пот льёт по спине и по ногам. Неужели это и есть ад? Стелькин огляделся вокруг и поразился: он в центре гигантского костра, языки пламени которого взметнулись выше кокосовых пальм и, кажется, лижут само звёздное небо! Однако это пламя не причиняет ему никакого вреда, а сам он в одежде из тростника и в деревянной маске из эбенового дерева остаётся невредимым. Он различил мятущиеся чёрные фигурки в набедренных повязках. Кто это пляшет вокруг костра? Кто молотит в там-там и скандирует, как на финальном матче чемпионата по футболу.
Он помнил всё: как самолёт начал падать вниз, всё смешалось, закружилось, он успел уловить, как профессор прошептал последнее: «Господи, прости», и после этого последовал удар и потом всё провалилось в большую, тёмную яму. Где тот самолёт, где чудаковатый профессор и вообще, куда он попал? Жарко, невыносимо жарко, надо выйти из очага – пожалуй, это самое главное. Грохот барабана усилился двумя другими. Все они выбивали жёсткий ритм, а звуки наполняли джунгли, рождая немыслимое эхо. Деревянная маска как будто приклеилась к Стелькину. Странно, на чём она держится? Пробовал снять – как приросла к лицу, но сквозь прорези видно замечательно. Вспомнил фильм «Маска» с Джиммом Керри в главной роли. Впрочем, у Стелькина кино поинтереснее будет. И фактура побогаче! Один звук чего стоит. Туц-туц-туц! Буц-бутуц-туц! Похлеще иной крутой дискотеки.
Стелькин шагнул из пламени, и прыгающие вокруг костра чернокожие люди вдруг замерли на своих местах. Он почувствовал, что маска несколько ослабила свою хватку и прилегает к его лицу не так плотно. Мгновение – Стелькин сорвал её, повинуясь какому-то неясному зову, поднял над головой.
Толпа чернокожих заволновалась, запричитала, заухала:
– Макатумба! Макатумба! О, великий Макатумба! Слава тебе, вождь Макатумба. Слава тебе, великий и могучий вождь, повелитель дождя!
Стелькин понимал всё, что кричали ему восторженные африканцы, но ему было чрезвычайно интересно, как же такое возможно? Ведь говорили не на его родном языке. Он вспомнил профессора Мартышкина, начал искать глазами женщин, ожидая представления, которого ему сейчас совсем не хотелось, но слабого пола на переднем плане не было. Возможно, всё ещё впереди? Вождь Макатумба? Знакомое имя!
Озноб пробежал по телу – он вспомнил! Так звали продавца, который продал маску, а сама маска – вот она, в его руке. Но где же милейший Макатумба и что всё это значит?
Огромного роста африканец приблизился в Стелькину и бросился на колени:
– Макатумба! Убей меня! Я охотился три луны и убил только одну лань! Что будет есть моя семья из двенадцати человек?
Стелькин огляделся, никого не заметил, но слова были обращены явно к нему. Вот и пожилой мужчина с витиеватой татуировкой и серьгой в носу, подошёл поближе и, желая свершить правосудие и услужить, вероятно, Стелькину, занёс над огромным, но незадачливым охотником свой острый, блеснувший синевой лезвия меч:
- Великий вождь! Разреши мне самому покарать своего непутёвого сына? Я сделаю это для тебя!
Стелькин жестом остановил его. Хотел сказать по-русски, дескать, пусть идёт и охотится ещё три луны, но вместо этого из его рта послышался набор гортанных звуков. Как ни странно, его моментально поняли, оба африканца встали и наперебой затараторили:
– О, великий Макатумба! Разреши мне искупить вину свою! – орал молодой.
– О, мудрый Макатумба! Слава тебе, слава! – возносил руки к небу старый.
Стелькин вздрогнул, как от удара плети, поискал глазами, заметил отполированный щит одного воина, вырвал его из рук, вгляделся в зеркальную поверхность.
Джунгли дерзко захохотали. Со щита на Стелькина смотрело мужественное лицо продавца масок Макатумбы …
Эхо от крика Макатумбы спугнуло попугаев, спящих на кокосовых пальмах, растущих на дальнем конце селения отважного и смелого племени Манго Трепанго. Глупые птицы покружили немного, а потом снова заснули. Они, в отличие от вождя племени Макатумбы, отвечали только за себя. А он теперь – за всё племя!
Великий вождь стоял, оперевшись на услужливо поднесённое копьё, и напряжённо размышлял. Ему уже подвели всех его трёх жён, которые обмахивали веерами из банановых листьев с трёх разных сторон чело великого Макатумбы так умело, что вовсе не мешали его напряжённым раздумьям. «Необходимо разобраться в ситуации» – была первая мысль. «Надо сказать что-то важное племени, ведь они ждут и не уходят», – запульсировала мысль вторая, - «в таком карауле можно до утра простоять, а это глупо».
Великий вождь Макатумба оглядел притихших соплеменников, вспомнил, чему учила его мудрая бабушка, поднял чёрную руку к звёздам и в наступившей тишине громко и чётко провозгласил на языке Манго Трепанго:
– Утро вечера мудренее! Всем – спать!