Я старое, очень старое зеркало. Мой новый хозяин так и сказал: «Ой, какое старое! Спишем, пожалуй.» Наверное, он прав – новеньким и непользованым меня сложно назвать. Рама ещё туда-сюда, а серебряная краска с оборота местами осыпалась, лицо попорчено ещё в молодости – домработница Нюра полировала его нещадно каждый день для лучшего отражения.
Ох, и противная рожа у неё была! Иной раз налюбуется на свои прыщи, да и плюнет. А за что?! На меня пенять нечего. На жизнь пенять надо – это она не щадит. Иван Иванович – Нюркин и мой хозяин – всегда был чистый, лощёный, а жизнь придавила, и куда лоск пропал… Таким порой подходил по утрам, что даже мне делалось нехорошо. Однако, человек был жалостливый. Замахивался на меня в те дни и кулаком, и пепельницей, но дрогнет в последний момент и заплачет горько, а я дух перевожу – хорошо, что не раздрызгал к чертям. Пропали однажды безвестно он и Нюра, а меня забрал строгий дядька в форме.
Строгим у дядьки было всё – лицо, одежда, обстановка. Квартирка так себе, но прибранная, опрятная. Повертели меня так-сяк, примерили к разным местам, а повесили в тёмном коридоре рядом с вешалкой. Хозяин мной почти не пользовался – фуражку иногда поправит или соринку смахнёт. Скука! Поэтому очень необычно было однажды отразить женскую фигурку – личико кукольное, ручки тоненькие, гладит рамку изящными пальчиками, ноготками алыми постукивает и причитает:
– Ах, ах, какая симпатичная вещь!
Мне, конечно, приятно, хозяину тоже. Тут же снял меня со стены и подарил.
Оказалось я в уютной комнатке с большой кроватью. Спальня, скажете? А вот и нет! Спали на этой кровати редко, но и пустовала она нечасто. Насмотрелось я там такого сраму, что нет приличных слов рассказать. И днём, и ночью… и лёжа, и…
Тьфу, зараза! Опять воспоминания нахлынули. Сколько тел… сколько игрищ беспардонных… Думаете, над зеркалом можно безнаказанно издеваться? Неодушевлённый, мол, я предмет без памяти и сердца? Ну, ну. Вот покажу я первому встречному ваши вчерашние «содом с гоморрой» – небось, обидно станет? И поделом! В следующий раз крепко задумаетесь, прежде чем странные танцы передо мной устраивать.
Всё же я не злопамятное и отходчивое, и, конечно, никому ничего не выдам даже в последний час, даже когда вместо предметов отражу вечность и неодолимая сила разразит меня на осколки. Но ведь так хочется чего-то приятного и красивого – цветов, бенгальских огней, поцелуев чистых. Ведь и этого было много, очень много. Почему в мире всё сложно? Почему плохое и хорошее так близко? Мне иногда думается, что это я не всё правильно отражаю. Надо отразить шикарный букет, а я – нате вам торчки гнилые. Надо фейерверк, а получите дым и головёшки. Недавний мой владелец – врач – говорил, что так бывает при шизофрении, поэтому я эти мысли гоню.
Пришли вот, незнакомцы – смотрят, языками цокают. Мусорщики, что ли? Ан, нет! Завернули аккуратно, понесли. Наверное, поживу ещё, поотражаю. Радость-то какая! Почти человеческая. Как говорится, с кем поведёшься…