«С просторной лоджии своей виллы я люблю наблюдать, как раскалённое за день, утомлённое светило медленно, но неотвратимо погружается на закате в море, такое ласковое и такое умиротворённое … » – Василий Касторкин перечитал написанное, вздохнул и, оторвавшись от монитора, посмотрел в окно. Взгляд его коснулся обширной помойки с мусорными контейнерами, разбитого и покорёженного остова старого горбатого «Запорожца», неизвестно когда и кем оставленного в их дворе, облезлой детской песочницы с одной вырванной доской и кучки подростков, покуривавших возле беседки с конической крышей из ржавой жести. Одинокая ворона, спикировавшая невесть откуда на помойку, ухватила куриную кость из под самого носа облезлого барбоса и полетела в сторону коллективных гаражей, поблёскивая на солнце заурядным и отнюдь не экзотическим опереньем. А само не менее уставшее, нежели в тёплых краях светило, садилось в дымное марево индустриального гиганта, в одном из отделов которого Касторкин и имел честь трудиться заштатным экономистом с унизительно низким окладом.
«И тогда особенно ясно понимаешь лучшего друга Горация, сподвижника Мецената, Вергилия» – продолжил Василий Касторкин, - «именно он, Вергилий Марон Публий, автор знаменитых «Пастушечьих песен» и «Буколиков», как-то на закате глядя в сторону моря, изрёк: «Выбирая богов, мы выбираем свою судьбу». И был прав. Но прав и я, когда решительно и бесповоротно избрал свою судьбу, непростую судьбу крупного финансиста и владельца огромного холдинга, не подозревая о том, какую непомерную ношу придётся взвалить на крепкие загорелые плечи»
Касторкин оторвался от клавиатуры компьютера, почесал обширную лысину с выступившими бисеринами крупного пота и, покосившись на свой весьма округлый животик и тощие ключицы, отвыкшие от физических нагрузок, снова горько вздохнул.
А в это же самое время на мониторе другого компьютера появилась такая запись:
«Василий, здравствуйте! Вы рассказывали про море. Очень поэтично. Я как будто побывала на Кипре. А с девяносто девятого этажа нашего отеля хорошо виден океан. После бесконечных кастингов, выматывающих хождений по подиуму и ни к чему не обязывающих ужинов со знаменитостями в дорогих ресторанах так приятно, стоя у распахнутого окна, просто наблюдать его величие и чувствовать потенциально грозную силу стихии. Которая дремлет сейчас, но может легко взорваться грозным штормом, переворачивая плывущие на горизонте яхты, как скорлупки…»
Зина Почесалова поправила бигуди и снова прочла только что набранный текст. Решительно снизила этажность своего номера отеля до тридцать третьего и, взглянув в окно, горестно вздохнула. Взгляд её коснулся обширной помойки с мусорными контейнерами, разбитого и покорёженного остова старого горбатого «Запорожца», неизвестно когда и кем оставленного в их дворе, облезлой детской песочницы с вырванной доской и кучки подростков, покуривавших возле беседки с конической крышей из ржавой жести. Одинокая ворона, спикировавшая невесть откуда на помойку, ухватила куриную кость из под самого носа облезлого барбоса и полетела в сторону коллективных гаражей, поблёскивая на солнце заурядным и отнюдь не экзотическим опереньем. А само не менее уставшее, нежели в тёплых краях светило, садилось в дымное марево индустриального гиганта, в одном из отделов которого Почесалова имела честь трудиться заштатным специалистом отдела снабжения с унизительно низким окладом.
«По пути из Нью-Йорка в Сингапур я часто останавливаюсь в этом тихом, совсем неприметном отеле гавайского порта Каилуа и после завершения спутниковой связи с офисом и отправки последних распоряжений спускаюсь в бассейн с морской водой. А затем заглядываю в свой любимый ресторанчик, где меня всегда любят и с большим нетерпением ждут. Шеф-повар готовит так полюбившегося мне омара под пикантным соусом с добавлением местных, диковинных специй …», - продолжал Василий. И вдруг почувствовал лёгкое волнение в желудке. Увлёкшись, он и забыл про ужин.
«Честно признаюсь, мне не очень нравятся калифорнийские вина», - продолжил стук по клавиатуре Касторкин, - «мой сомелье в это время года рекомендует обычно молодое белое итальянское вино "Ancherona" из сорта Шардоне либо нежнейшее "Pinot Grigio Ritratti La Vis". Они хорошо сочетаются с карпаччио из телятины. Представьте себе: почти прозрачные ломтики замороженной телятины, покрытые молодым пармезаном и зеленью, и они в коем случае не должны успеть растаять»
-Ни в коем случае! Василий в азарте даже вымолвил это вслух, оторвал от замызганной клавиатуры указательный палец, подняв его вверх, как обычно делал Вергилий Марон Публий в Сенате и пошёл на кухню, откуда доносился не менее аппетитный запах жареной картошки с луком. Это было его любимое холостяцкое блюдо. В углу тесной кухоньки стоял небольшой стол, покрытый изрезанной дерматиновой скатертью и колченогая табуретка, опустившись на которую и, не глядя тыкая вилкой в зажаренный до хруста картофель, Касторкин по привычке взглянул в окно. Пацаны теперь не только курили, но и потягивали пиво из больших полуторалитровых бутылей, хохоча над облезлым барбосом, загнавшим на дерево приблудную кошку. Барбос повизгивал и подпрыгивал, и вынужден был ввиду большого скопления народа достаточно высоко держать свою собачью марку. Хотя без свидетелей давно наплевал бы на тощую Мурку, зная по опыту, сколь отчаянны эти мелкие четвероногие, когда их припрёшь к стенке. Он прогулялся бы лучше к магазину, где местные алкаши могут угостить колбасной шкуркой, селёдочной головой или, на худой конец, куском хлеба.
Зина Почесалова сняла бигуди, придирчиво оглядела свою располневшую фигуру в зеркале, и, не понравившись себе, села за компьютер.
«Да, Василий, в своём письме из Лондона Вы справедливо отмечали, что профессия топ-модели — мечта многих девчонок, - отреагировала она на последнее сообщение Касторкина, - «шампанское перед показом и после, эксклюзивные платья «от-кутюр», бриллианты — пусть и напрокат, цветы, поклонники… Сегодня — Париж, завтра — Милан, послезавтра — Нью-Йорк, Филадельфия, Лос-Анжелес А на самом деле …
А на самом деле? Зина вспомнила свой отдел, вспомнила откровения настоящей модели в модном журнале, который удалось прочитать на одной базе и вдруг с ужасом обнаружила, что и тот и другой труд кое-чем похожи.
«А на самом деле это часто весьма занудный физический труд, - продолжила Зина, - обычный рабочий день — девять часов с перерывом на обед. Сверхурочные в порядке вещей, хотя и оплачиваются отдельно. Профессионалы в день каталожных съемок «отрабатывают» до тридцати различных комбинаций одежды, то есть тридцать готовых картинок, на каждую из которых уходит до ста кадров. Бывает, Василий, мы весь день позируем в таком неудобном положении, что затекают ноги или челюсти начинает сводить от постоянной улыбки»
Зинаида бросила взгляд на свои крепкие бёдра тридцатилетней женщины без видимых следов целлюлита, довольно привлекательную ещё грудь, и ей стало жаль жидконогих и безгрудых манекенщиц. Она вспомнила, как до получения диплома работала кладовщицей на том же заводе, и как у неё самой болели ноги. Это воспоминание отчего-то развеселило её. Она выглянуло в окно и увидела, что пацаны теперь не только курили, но и потягивали пиво из больших полуторалитровых бутылей, хохоча над облезлым барбосом, загнавшим на дерево приблудную кошку. Барбос повизгивал и подпрыгивал, и вынужден был ввиду большого скопления народа достаточно высоко держать свою собачью марку. Хотя без свидетелей давно наплевал бы на тощую Мурку, зная по опыту, сколь отчаянны эти мелкие четвероногие, когда их припрёшь к стенке.
«Прогулялся бы лучше к магазину, где местные алкаши могут угостить колбасной шкуркой, селёдочной головой или, на худой конец, куском хлеба», -подумала Зинаида. И увидев в куче тинейджеров своего одиннадцатилетнего сына-оболтуса, крикнула:
-Так вот ты где, паршивец, вместо библиотеки ошиваешься? Быстро домой, дрянь этакая!
-…домой, дрянь этакая, - услышал голос соседки сверху Василий, подумав: «Ну зачем же орать так громко? Да и что возьмёшь с заводской работницы? Ни шарму тебе, ни знания этикету. Вот то ли дело – тёзка её с довольно странным для манекенщицы именем. Какой тонкий вкус, как умеет разбираться она в сложностях этикета и чего стоят одни только её замечания об особенностях сервировки стола при дворе мальтийских принцев крови или тонкостях японской кухни. Или вот последнее письмо из Милана, после заключительного показа мод …»
Касторкин забегал по клавишам, быстро обнаружив искомое. А затем открыл справочную систему. Сегодня он должен узнать абсолютно всё про охоту на носорогов в Африке. Куда он, оказывается, уже успел слетать между совещанием в Брюсселе и симпозиумом в Дели. Его мысли унеслись на далёкий континент, он с изумлением разглядывал экзотические виды саванны, прикидывал расстояния и маршрут передвижения по Кении и Танзании, увлечённо скачивал информацию. Ведь Зинаида попросила рассказать поподробнее, несмотря на его уверения в сильной занятости.
Его слегка отвлёк шум в подъезде и со своей виллы в предместьях кипрского города Ларнака Касторкин снова попал в обычную однокомнатную квартиру, за дверью которой раздалась глухая возня, удары, а затем нецензурная брань.
«Серёга опять напился, жена домой не пускает», – догадался Вася, - она у него здоровая, а он совсем никакой».
Василий оторвался от компьютера, прислушался. Судя по звукам, Серёга со второй попытки все же зашёл домой, но слышался какой-то неясный ропот.
«Ну вот … и как было признаться этой модели Зинаиде, с какими алкашами-забулдыгами приходится жить по соседству. Ни за что и никогда не признаюсь. Всё равно, не приедет, если узнает, кто я есть», - пронеслось у него в голове, и он вернулся к описанию африканского сафари.
Зинаиду, кормившую макаронами по-флотски своего сына-оболтуса, в то же самое время тоже слегка отвлёк шум в подъезде и с кастинга в предместье Парижа она перенеслась в свою обычную двухкомнатную квартиру, за дверью которой раздалась глухая возня, удары, а затем нецензурная брань.
«Серёга опять напился, жена домой не пускает» – догадалась Зина, - она у него здоровая, а он совсем никакой».
Зина вышла в коридор, прислушалась. Судя по звукам, Серёга со второй попытки все же зашёл домой, но слышался какой-то неясный ропот.
«Ну вот … и как было признаться бизнесмену Василию, с какими алкашами-забулдыгами приходится жить по соседству. Ни за что и никогда не признаюсь. Всё равно, не приедет, если узнает, кто я есть», - пронеслось у неё в голове. Она прошла к компьютеру и вернулась к описанию ужина после кастинга.
В тот вечер они унеслись в невиданные дали и возвратились далеко за полночь, отправив друг другу длинные-предлинные письма с красивейшими иллюстрациями из сказки .
«Вы, Василий, пишете, что одиноки. Это странно, сам образ жизни преуспевающего бизнесмена подталкивает к созданию прочного тыла и уютного семейного гнёздышка», - сформулировала она важную мысль, но затем решительно вычеркнула, а вместо этого принялась рассказывать про свои обычные трудовые будни топ-модели. Про то, что «… подчинена жёсткому графику, про то, что опоздание модели на съемку — чрезвычайное происшествие. Ведь, кроме неё, задействованы фотограф, стилист, визажист и осветитель, и каждый с ассистентом. Студия порой съемная, и реквизит часто взят напрокат. А захочет фотограф на «уличных» съемках использовать нежный утренний свет — вся группа безропотно встает в четыре утра. Просят модель для «красивого кадра» зайти в воду, встать в крапиву, вскарабкаться на утес или пройтись босиком по горячему песку — приходится».
Она отправляла всё это по Интернету, а сама, прислушиваясь к храпу сына, доносящемуся из соседней комнаты, и перечитывая письма своего друга, размышляла о своей нелёгкой доле.
«Неужели у Вас до сих пор нет любовника?» – мысленно интересовался в это время Василий, сначала менял «любовника» на «друга», а затем вычёркивал вовсе. И глядя на тёмное небо, крепко задумывался, как же половчее написать про это и стоит ли вообще это делать.
Перед ними лежали не настоящие фотографии. У Василия на столе – Мисс Вселенная из Восточной Европы пятилетней давности, у Зинаиды – не очень известный, но весьма симпатичный американский актёр. Эти фотографии щедро раздавали улыбки всему свету, но улыбки эти тоже были не настоящие.
Но они не догадывались об этом уже третий год …
Точно так же не знали они о том, что пронизывающее пространство ниточки огней разума, опоясывающие землю и согревающие чьи-то души, замыкаются рядом.