Мать давно не давала ему своего молока, а раз в два-три дня приносила воробья или мышь, а иногда просто какой-нибудь съедобный кусок с помойки. Сегодня она принесла что-то жирное, вонючее, очень жёсткое, но вкусное. - Жри. Это шкурка от куска сала. Хватит на пару дней, а потом выметайся на улицу и сам ищи себе еду. Он жевал жёсткую шкурку и от усердия у него выступили слёзы. Мать поняла это по-своему. - И нечего реветь. Не маленький –полтора месяца исполнилось, - её обмороженные уши настороженно сошлись на макушке, но почти сразу обмякли. Она облегчённо выдохнула, - На первом этаже посуду моют, а я подумала, что это стерва-уборщица со своими банками в подвал прётся. Ты её не дожидайся – прибьёт сразу, как заметит. Он отгрыз от шкурки столько, на сколько хватило сил, с трудом проглотил, едва не подавившись. Мать, облизав его засаленную мордяху, вздохнула: - Как же ты похож на своего папашу! Как же похож… Ещё пару минут она медитировала, плавая в своих, по-видимому, приятных воспоминаниях о недолгой, но яркой интрижке с породистым серым котом, которого привозила с собой эффектная парочка, приехавшая к престарелой родственнице, живущей в их доме на пятом этаже. Родственница та смотрела на местных кошаков спокойно, дышала ровно: не привечала, но и не гоняла. Пока гости измеряли величину родственных чувств, какая в итоге потянула на три дня, кот смог выскользнуть из квартиры, где ему сразу не понравились запахи. Родственница хозяев ему тоже не понравилась. Кот был умён, самодостаточен и избалован, поэтому без труда почуял фальшивку в умиленном старушечьем "уси-пуси". Замок на двери, как и хозяйка квартиры, был вроде и ничего ещё, но уже почти ничего. Если хозяйка через раз могла не добежать до туалета и упустить в штаны, то он мог два раза замкнуть дверь, а один раз лишь сделать вид, что работа выполнена. Воспользовавшись таким разом, кот бесшумно выскользнул из квартиры, оставив хозяина и хозяйку выяснять обязательства, сопутствующие будущему наследованию этой старческой берлоги, под затхлый запашок мусорного ведра и вонючий аромат пышной герани. Почти сутки представитель самой что ни на есть элитной породы зависал в не особо дружной, но знающей себе цену уличной кошачьей команде, где его приняли за вожака сразу же, как только он навертел от души признанному авторитету – рыжему Григорию, чья хозяйка, заперев своего кота в квартире, с регулярностью раз в квартал подтравливала его друганов и подруганок, напихивая в кухонные объедки мышьяк. Травился в основном глупый молодняк, а старожилам был давно и хорошо известен горьковатый запах, идущий от вкусных кусочков. После выяснения отношений с приезжим Рэмбо, Григорий по собственной инициативе отсиживался дома, прикидываясь больным. А Рэмбо, то есть Джастин, успел оприходовать его подружку – тощую, облезлую, но очень любвеобильную местную шалаву, приносящую в год по два приплода. Детей своих шалава в основном поедала сразу же, ибо здоровых в приплодах было мало, а выхаживать болезные лишние рты, ей не хотелось. Чудом выжившие потом благополучно травились мышьяком или наматывались на шины грузовика, который раза два в неделю привозил товары в магазин с названием «Продукты. Ада». В этом самом «Аду» работала уборщицей та тётка, про которую напомнила сынуле мать, наказав ни в коем случае не дожидаться прихода визгливой стервы. Уж мать-то на своей облезлой шкуре не раз убеждалась, что Ад – самое подходящее место для злющей кикиморы, ненавидящей их кошачью братию до трясучки. Зато весь кошачий народ с тайным восторгом, по большей части непонятным им самим, наблюдал, как у этой тётки прямо-таки челюсть отклеилась и повисла до тощей груди, когда она увидела, как вынули из дорогой, красивой иномарки не менее красивую переноску, в какой с царственным видом восседал мордатый серый котяра. Челюсть ещё долго не приклеивалась обратно, потому что кикимора услышала, как представительный мужчина шикнул на свою не менее представительную спутницу: «Осторожнее доставай, неуклёпая! И запомни - если твоя бабуля будет косо смотреть на Джастина – оставлю тебя тут одну дожидаться наследства. Поняла?» Через день спутница шикарного мужчины из шикарной иномарки напару с тёткой носилась по двору, истошно вопя: «Джастин! Джастин! Кис-кис-кис!», а мужчина наблюдал за ними с высоты пятого этажа, курил и периодически вопрошал зычным голосом: «Ну? Не нашли?» Джастина нашли-таки в том самом подвале, где плодовитая шалава родила потом трёх его отпрысков. Двух девчонок, немощных и жалких, похожих на неё самою, она сожрала тут же, а мальчишку оставила и выкармливала до той поры, пока не почуяла, что воспоминания о сером большеглазом коте почти испарились из её безмозглой головёнки, а рыжий Гришка настойчиво намекает на продолжение отношений, прерванных внезапно накатившем на его подружку чувством пламенной любви к драчливому красавцу. Мать домедитировала и, не оглянувшись, ускользнула в вентиляционную дыру, а он, сытый и оттого разморённый, уснул возле недоеденного куска свиной шкурки. Ему никогда не снились сны. Он просто нырял в беззвучную темноту и выныривал с жалобным писком, безрадостный и слабый, не ощущающий ни малейшего желания поймать и уничтожить злобную блоху, остервенело грызущую его кожу. Блох тех было превеликое множество, и он понимал, что воевать с ними бесполезно. Из дремоты он обычно вываливался, чтобы через некоторое время снова в ней увязнуть, но на сей раз его словно выдернули рывком. Ошарашенный, он открыл глаза и понял, что летит куда-то. От резкого удара о землю у него перехватило дыхание, в уши прорвался противный, визгливый ор: «Опять заразы наплодила, сучка! Дави его, Вадим!» Что-то очень большое, страшное, вонючее стало надвигаться на него, оглушённого, тщедушного, бессильно распростёртого на проезжей части дороги, что вела к магазину «Продукты. Ада». Коренастый, плотный мужчина в потрёпанной кожаной куртке выбежал из того магазина, оставив на кассе пакет с оплаченными продуктами. Неистово размахивая руками, он кинулся чуть ни под грузовик и подхватил котёнка на руки. - Малахольный, - хмыкнула кассирша, видевшая всё из окна, но когда покупатель вернулся за пакетом, улыбнулась так знойно, что помада морковного цвета на тонких губах почти растаяла, - Жене такую красоту повезёте, или будете один воспитывать? - Жене, - буркнул в ответ мужчина, и помаде перестало грозить глобальное потепление. А ему, засунутому в карман кожаной куртки, было всё равно куда и кому его повезут. На него нашло странное состояние равнодушия ко всему и всем вокруг и к себе в том числе. Весь мир, какой он толком то и разглядеть не успел, отступил от него, словно волна от скалы на момент отлива. Немного погодя он слегка оживился от приступа тошноты и благополучно выблевал прямо в карман, где сидел, не разжёванную как следовало бы, свиную шкурку и снова впал в прострацию. Потом его оттирали, потом он наблюдал, как оттирают карман, потом его опять засунули в чистый уже карман, потом снова достали и передали в другие руки. Он услышал женский голос, такой же тёплый и мягкий, как руки, что пытались его согреть: - У него – шок. Очень сильный. Сейчас уколю успокоительное. А вот насчёт взять… Муж вряд ли разрешит. - Если не разрешит, я вечером его заберу в свой гараж. Домой взять мне жена тоже не разрешит. Он никак не отреагировал на укол, посчитав про себя, что это очередная кусучая блоха добралась до кожи. Но блоха быстро отстала, и стало тепло, потому что его завернули во что-то пушистое. Он, наконец, согрелся и уснул, а проснулся от вкусного запаха. Перед носом стояла тарелочка с непонятной едой. В большой, светлой комнате никого не было, кроме маленькой женщины с добрыми зелёными глазами, она погладила его, и он узнал те самые тёплые руки. - Кушай, детка. Это макароны с мясом. А потом поедем домой. Тебя забыли забрать, и это значит, что кое-кого придётся уговаривать оставить тебя, хотя бы на первое время. Кушай и ничего не бойся. Теперь всё будет хорошо. Он вкусно поел, попил, его снова завернули в мягкое и пушистое и понесли, а потом он увидел того самого «кое-кого», которого надо было уговаривать. Как это делать, и что сие действие означает, он не понимал, поэтому ничего не делал, а просто молча смотрел, не отрываясь, в глаза мужчины. Страха не было, потому что, не смотря на строгое выражение лица, пристальный взгляд серых глаз никак нельзя было назвать злобным. Прервав пояснения женщины на словах: «Это же надо, какая безответственность!», мужчина протянул к нему руку: - Ну, приятель, пошли избавляться от блох. Рука была большая, гораздо больше, чем у женщины, он весь поместился на одной ладони и порадовался, почуяв своим тощим задом, что ладонь, хоть и грубее женской, но такая же тёплая. И вода, в какой его мыли, тоже была тёплая, а уж как пахла… Совсем не тот запах, что был в подвале. В доме вообще хорошо пахло: вкусно и уютно. Прямо с ладони, мокрый, но чистый, он потянулся к мужчине и понял, что хочет остаться тут навсегда, а ещё он понял, что обязательно тут останется. Мужчина почесал его за ухом, дунул в нос и улыбнулся: - Ох и здоровый же у тебя дюндель, - и пояснил, - дюндель – это нос в твоём случае. И он остался. Навсегда. Правда, не очень любит, когда ему говорят: «Дюндель! Веди себя прилично!». Он предпочитает другое: «Дюша, попьём молочка?» Теперь ему часто снятся сны. Чаще всего – много разноцветных шариков и игрушечных мышей. И лишь иногда – злая тётка, огромная машина и холодная пустота, в которой слышно только, как бешено колотится сердце. Его сердце. Но оно быстро успокаивается, когда его подхватывают или большие, или маленькие тёплые руки. Дрожь медленно стекает под ласковое: «Тихо, Дюша, тихо. Это всего лишь сон…»
Целую курочку, значицца, котейке бедненькому голодненькому зажали. Он истомлен голодом и жаждой! Ему жарко. Ну, взял на пробу горемыка кусочек курочки. И вся-то цена этому кусочку три копейки. И вот они уж свистят, как соловьи весной в лесу... Горько мне! Горько! Горько! (Пошла жаловаться в гринпис и в кошичкину полицию).
Вы не против, если Ваши тексты где-то цитируют? Это сайт маленький, но его посещают редакторы одного журнала - альманаха Гражданинъ.
В общем, этот сайт - типа интернет-журнала, где можно показать свои вещи и чужие. Они иногда авторов приглашают опубликоваться у них. Издание не коммерческое (публикации не требуют ничего кроме согласия на разовую публикацию в электронном издании).
хорошо, что хорошо закончилось. я всё чтение держалась, а в конце всплакнула немножко
Он истомлен голодом и жаждой! Ему жарко. Ну, взял на пробу горемыка кусочек курочки. И вся-то цена этому кусочку три копейки. И вот они уж свистят, как соловьи весной в лесу...
Горько мне! Горько! Горько!
(Пошла жаловаться в гринпис и в кошичкину полицию).
Процитировали Ваш рассказ здесь.
Со ссылкой на страницу Литсети.
Ну, как положено.
Вы не против, если Ваши тексты где-то цитируют? Это сайт маленький, но его посещают редакторы одного журнала - альманаха Гражданинъ.
В общем, этот сайт - типа интернет-журнала, где можно показать свои вещи и чужие. Они иногда авторов приглашают опубликоваться у них. Издание не коммерческое (публикации не требуют ничего кроме согласия на разовую публикацию в электронном издании).
Ну, все что знал - рассказал)