Елисей родился и вырос в большом приморском городе, где впервые взял в свои детские руки маленькую скрипку и удивился первым звукам, изданным касанием смычка о струны. Он успешно окончил консерваторию и стал концертировать в составе известного оркестра. Молодой музыкант с открытым лицом, обрамлённым густыми светлыми волосами, ясным взглядом больших серых глаз, приветливой улыбкой – располагал к себе окружающих людей. Елисею досталась от отца хорошо сложенная фигура, прямая осанка, а от матери – мягкость манер.

Его внутренний мир всегда был наполнен музыкой. Елисей пытался воспроизвести эти мелодии на своей скрипке, к которой привык и чувствовал её. Но возможности инструмента не позволяли ему передать богатство звуков. Получалось беднее и проще. Музыкант не мог передать все оттенки своих чувств, поэтому он очень хотел найти такую скрипку, на которой сможет сыграть свою мелодию.

Он видел инструменты других артистов в оркестре. У концертмейстера скрипка была особенная, старинная, с богатым тембром звучания. Пересмотрев предложения в интернете, Елисей отправился в магазин музыкальных инструментов. Продавец внимательно посмотрел на музыканта и показал ему две скрипки.

– Обратите внимание на лёгкий и отзывчивый голос, несущий качество, равный звуковой объем на всех четырех струнах и приятный тембр.

Елисей попробовал сыграть одну из спокойных мелодий, чтобы не отвлекать покупателей. Для выступлений в оркестре оба инструмента подходили. Елисей поблагодарил продавца, но сказал, что хочет посмотреть ещё другие. Он всё же хотел найти свою скрипку. Музыкант походил по залу и увидел инструмент в футляре. Это была мастеровая старинная скрипка. На этикетке было написано: 18 век. Мастер Себастьян Клотц. Продавец подошёл снова и предложил:

– Вы можете попробовать. У этой скрипки глубокое и насыщенное звучание, она отличается гибкостью ответа – отображает малейшее движение смычка. Тонкость её звука проявляет душу исполнителя, а блеск звука помогает взволновать и тронуть слушателя. Она изготовлена в небольшом баварском городке Миттенвальд на самом юге Германии из дерева, в большом количестве растущего у подножия Альп, – с вдохновением рассказал продавец.

Елисей осторожно прикоснулся к деке, провёл рукой по струнам, попробовал пальцами гриф.

– Смелее, молодой человек! – продавец дружелюбно улыбнулся.

Елисей взял скрипку, смычок, попробовал извлечь несколько звуков, и вскоре зазвучала «Песня Сольвейг» Грига. Скрипка запела широко, вольно… Нежные звуки наполняли большой зал. Елисей играл ещё и ещё и увидел, что собрались слушатели.

Положив смычок, он посмотрел на цену. Сумма была огромной. Музыкант не зарабатывал столько за целый год. Пообещав подумать и вернуться, Елисей ушёл из магазина. Он медленно шёл по улице, повторяя в голове сыгранные мелодии. Старинная вещь словно обладала магическими свойствами, она полностью завладела им.

Придя, наконец, домой, Елисей взял в руки свою скрипку. Она была красивая, новая и звучала хорошо. Но его руки не забыли прикосновения к скрипке Себастьяна Клотца. Елисей открыл сайт магазина, нашёл изображение старинного инструмента, распечатал картинку и повесил на стену.

– Говорят же, – подумал он не очень уверенно, – если Вселенной дать заказ, она его выполнит. Или, если поделиться своей мечтой, кто-то поможет, чтобы она сбылась.

Он читал о мировом разуме, коллективном сознании. Вскоре Елисею позвонил продавец из магазина, и предложил в определённые дни играть на разных скрипках в целях рекламы. Теперь у Елисея появилась возможность иногда играть на скрипке своей мечты.

Осенним днём, после работы в магазине, Елисей прогуливался по набережной. Всё постепенно менялось – цвет неба становился темнее, солнце горело янтарным светом созвучно золотящейся листве. С моря долетал влажный ветер. Было прохладно, близость воды придавала воздуху свежесть.

Он сел на свободную скамью и смотрел на море. Хотя тяжесть воды в накатывающихся волнах заглушала все остальные звуки, Елисей расслышал рядом голоса. К музыканту подошли два бомжа. Один из них, пожилой, с давно немытыми длинными волосами и мутными, когда-то зелёными глазами был одет в видавшую виды кожаную куртку, не помнящую свой первоначальный цвет, а другой, немного моложе, рыжий и кудрявый, но такой же неопрятный, был в стёганом жилете. Первый чем-то напоминал одессита, он и обратился к Елисею:

– Молодой человек! Я имею Вам кое-что сказать… Подарите моему другу свою куртку! У вас есть дом и много одежды! Поделитесь, он простудился! А то щаз я сделаю вам скандал и вам будет весело!

Елисей брезгливо посмотрел в их сторону. Не только отдать свою вещь, но даже смотреть на них было противно. Рыжий бомж, в стёганом жилете, с озорным взглядом, воскликнул:

– Да он музыкант! Ну-ка, сыграй нам! Я когда-то тоже учился в музыкальной школе! По классу барабана!

Бомж расхохотался, показывая свои прокуренные неровные зубы, и потянулся к футляру. Елисей схватился за скрипку и тут же получил удар по голове. Всё поплыло перед глазами, он откинулся на скамью. Словно в тумане, парень услышал:

– Не бей так сильно! Вспотеешь!

Когда он открыл глаза, как в тумане увидел, что два бомжа уже мчатся по набережной с его скрипкой. Придя в себя и провожая взглядом похитителей, Елисей вытер кровь на лбу. Они были уже далеко. Чувство досады сдавило горло, но ещё сильнее было чувство отвращения к тем, кто немытыми лапами дотронулся его скрипки. Совсем расстроенный Елисей побрёл по городу, не разбирая дороги.

После столь удачного предприятия два бомжа отправились в ломбард, но он был закрыт. Не получив куртку, бомжи решили заработать другим способом. Бывший одессит предложил пойти в магазин музыкальных инструментов, попробовать договориться и продать украденную вещь за любую цену. Но ещё издали они увидели суету возле здания. Грузчики выносили упакованные коробки и складывали в машину. Магазин переезжал в другое помещение. Бомжи несмело подошли к грузчикам и предложили свой товар, но незадачливых предпринимателей увидел охранник и закричал:

– Пошли вон, забулдыги! Полицию вызову! Быстро убирайтесь!

Старший бомж пробурчал:

– Ну, ты посмотри на этого патриота! Гордый и заносчивый, как гаишник с престижного перекрёстка! Эй, ты! Убери мнение со своего лица! Шоб я видел тебя на одной ноге, а ты меня одним глазом!

Охранник замахнулся на них резиновой дубинкой. Чертыхаясь, бомжи отошли подальше и, усевшись на лавочку, стали наблюдать за происходящим.

– Как ты думаешь, запомнил нас тот музыкант? Пойдёт в полицию? - спросил старший.

– Может и запомнил, – ответил подельник. – А давай сделаем фокус! Подменим скрипку! Пусть эту в магазине выставят! А нам новую легче будет продать.

Гружёная машина уехала. Другие пакеты складывали на помосте. Пока появилась возможность, часть рабочих отправилась перекусить.

Вдруг в помещении раздался шум, крики и долетел запах гари. Оставшиеся рабочие стали бегом выносить инструменты и складывать их на помост. Упаковки были разного размера.

К зданию быстрым шагом подошли двое мужчин. У одного была сумка на плече, а у другого моток провода. Они вошли в здание, где их встретил взволнованный продавец. Охранник говорил по телефону, поглядывая на пакеты, но внезапно отошёл в сторону. Слышно было, что разговор личный и очень приятный.

Переглянувшись, бомжи подбежали к помосту, схватили верхний пакет, а вместо него швырнули на помост футляр с украденной скрипкой и бросились наутёк.

Елисей неожиданно для себя вышел к магазину. Он вспомнил, что продавец предупреждал, что магазин переезжает и даже сказал ему новый адрес. Скрипач увидел, что дверь открыта и в магазине непривычно пусто. В растерянности он повернул назад и побрёл по улице. Возле кафе стояли ещё не убранные на зиму столики и раздавались уже знакомые голоса, но нельзя было разобрать, о чём они говорили.

– Теперь у нас новый товар! Упакованный и цена небось есть. По размеру должно быть это скрипка. Вот была бы хохма, если бы мы встретили того музыкантишку! И отдали бы ему этот пакет! У него-то видно был дорогой инструмент! А мы ему – ширпотреб, на! Не захотел поделиться, не отдал куртку, пусть играет на дешёвой скрипке!

Рыжий бомж в жилете наливал пиво, разливая по столу, и громко смеялся:

– Как я ему сказал про музыкальную школу! Я и правда бил по барабану в школе! А ты, наверное, играл на горне? Взвейтесь кострами! Или твоё детство было тяжёлым и безрадостным?

Бомж в кожаной куртке лихо уплетал чебурек, жир тёк по его бороде и спутанные волосы блестели на солнце. Приключения, без которых эти люди не представляли жизни, нагнали хороший аппетит.

– Таки да! Куртку пожалел! Я ему хотел сказать – шо вы так плохо живёте, шо у вас токо одна скрипка? Смотри-ка вот он!

Бомж в жилете направился к Елисею.

– Ну что, молодой человек, вы согласны на обмен? Вы мне куртку, а я вам эту коробку! Или схлопочете ещё!

Елисей молча, только для того, чтобы никогда их больше не видеть, снял куртку и отдал бомжу.

– На, согрейся! Мне всё равно!

– Извините, молодой человек, уж очень мне ваш прикид понравился! Возьмите это. Не серчайте, что не успели упаковать в цветную бумагу, с бантиками!

Бомж передал пакет, быстро напялил куртку и отправился доедать чебуреки.

Елисей, не разворачивая, равнодушно взял пакет под руку и побрёл домой. Он вошёл в свою квартиру, оставил большой свёрток у порога и упал на диван. По телевизору показывали концерт, и Елисей переключил на канал путешествий. Раздался звонок в дверь. Пришла мама с сумками, судочками, коробками. Она споткнулась о большой пакет, который принёс Елисей.

– Что это у тебя? – спросила мама.

– У меня украли скрипку… – медленно и мучительно протянул Елисей и повернулся к стене. Распаковав сумки, мама пошла в прихожую, взяла пакет и принесла его в комнату скрипача.

– Давай откроем. Что здесь?

Елисей закрыл волосами шрам на лице, принёс ножницы и стал разрезать шпагат на жёсткой упаковке. Он раскрыл коробку и обмер. В пакете была его мечта. На этикетке он прочитал: 18 век. Мастер Себастьян Клотц.

– Что ты шутишь, пугаешь меня! Вот же она! Нет, это другая! Тебе надо выступать на конкурсе, ты успеешь её освоить? Ладно, ты тут разбирайся, мне надо идти. Да, я хотела тебе сказать. Я встретила на лестнице твою соседку, Глафиру. Она опять ругалась, что ей музыка мешает. Хоть бы она на дачу уехала, ведь тебе надо готовиться.

Елисей проводил мать и задумался. До конкурса оставалось не так уж много времени, а инструмента у него нет. Елисей понимал, что вещь дорогая, её будут искать и надо побыстрее отдать инструмент. Но… он взял смычок и заиграл. Елисей не стал думать, произведение какого композитора сыграть. Он стал играть то, что давно хотелось выразить звуками. Скрипка пела, радовалась, страдала, казалось, душа музыканта превратилась в мелодию и рвалась наружу. Елисей почувствовал, что песня изменилась, приобрела новый старинный колорит, заиграли тирольские трели, он видел природу, людей, птиц, цветы, горы, леса… Елисей потерял счёт времени, он играл до изнеможения и, наконец, опустил смычок.

Музыкант долго сидел молча, приходя в себя. Перед ним заново предстал прожитый день. Бомжи уже не казались Елисею такими отвратительными. Куртки не было жаль. Даже наоборот, в его сознании промелькнул образ, что с него специально сняли кожуру, чтобы он раскрылся, выразил свои накопившиеся эмоции. Елисей ощутил себя другим. Что-то изменилось в нём. Давно рождавшаяся мелодия выплеснулась яркими, сочными звуками, к которым добавился колорит другой страны, другой эпохи. Елисей понял, что теперь будет играть по-другому. Он подумал – нужно сразу создать нотную запись своей мелодии, но разве сможет повторить? Ведь это будет уже другая музыка.

Что-то поплыло перед глазами, и ещё находясь в трансе от эмоционального напряжения, Елисей мысленно увидел большой концертный зал… чёрные фраки и смокинги, пенсне и веера, пышные бальные платья с глубокими декольте, сверкающие драгоценности, букеты цветов в руках поклонниц.

Последний взмах смычка. Восторженная публика очарована великолепной игрой знаменитого артиста. Дирижёр благодарит исполнителя. Оркестр стоя приветствует скрипача. На лицах в зале – умиление, наслаждение музыкой великого Мендельсона и виртуозным исполнительским мастерством артиста. Аплодисменты, аплодисменты...

– Браво, браво! – это кричат друзья, однокурсники консерватории.

Елисей кланяется публике. Оркестранты касанием смычков на корпуса скрипок, альтов, виолончелей, контрабасов в традиционном стиле «аплодируют» ему. Елисею подносят корзины, полные цветов. Артист уходит со сцены, но несколько раз, по настоятельному требованию публики, возвращается и взмахами рук, поклонами благодарит ценителей его таланта.

У Елисея закружилась голова, и он прилёг на диван, чтобы прийти в себя. Через некоторое время, едва касаясь кусочком мягкого бархата протёр скрипку и осторожно положил инструмент в металлический футляр, обитый изнутри мягким сукном красного цвета.

Скрипач задумался… Что это было? Ведь это не он… Елисей ещё ни разу не задумывался о такой огромной славе… Это скрипка… Это она пережила мгновения упоения, кто-то так играл на этом волшебном инструменте. И теперь старинная вещь заставляет его играть только так… Она готова обеспечить проникновение звука на большие расстояния, дать широту, чтобы окружить каждого слушателя, придать звуку сладость, плавучесть, бархатистость… Скрипка хочет играть в руках мастера, и она уже выбрала его и показала будущее, которое готова дать…

И он должен расстаться с этим великолепием, этим чудом, которое само нашло его, пусть через руки грязных бомжей, но скрипка не стала от этого менее прекрасной… Ведь это он просил судьбу, чтобы помогла… Если мечта сильная, она должна сбыться… Что же он может сделать сейчас? Скрыться, пока её не начали искать? Спрятать где-то… Но ведь будут проверять всех, кто к ней прикасался. А он играл в магазине и не раз называл эту скрипку своей мечтой. И его инструмент украден… Идти опять в тот же магазин и выбирать себе другой инструмент, когда он уже выбран и ждёт его…

Но перед глазами снова сцена, аплодисменты, затухающие крики «Браво!», а он – теперь это уже он, словно на нём чужой фрак и скрипка – ведь она не его, он присвоил её… Слышатся нарастающие негодующие крики публики:

– Это обман, это не тот скрипач и не его скрипка! Позор!

Музыканты играют вразнобой сразу на всех инструментах и звучит какофония… В этом хаотическом и бессмысленном нагромождении звуков потерялась мелодия, выношенная годами, выстраданная, но сыгранная только что, и в ней пела его душа. Елисей видит среди зрителей первого преподавателя – его укоряющий взгляд и слёзы старого человека, однокурсники показывают на него, смеясь, недоумённо смотрит мать, не понимая, что произошло с её мальчиком, таким способным и честным.

С портрета, расположенного в центре сцены, сам Паганини ожил, вырос и приближается к нему, как каменная статуя командора… Слышны мерные шаги, звучат резкие слова:

– Ты вор! Вор! В твоих руках – не твоё, ты присвоил!

– Нет, - снова думал Елисей. – Я не отдам её. Скрипку может купить любой, у кого есть большие деньги – для коллекции, чтобы она пылилась на стене, для своего бездарного ребёнка, которого будут заставлять учиться. А она должна играть… ведь сама скрипка об этом заявила…

Словно в подтверждение этих слов, солнце заглянуло в комнату и скользнуло лучом по корпусу, утонув в струнах, будто напомнив о способности скрипки создавать непрерывное горение, эффект нот без шва, когда звук переходит в следующий спокойным легато.

Елисей почувствовал, что он не в силах сидеть рядом с инструментом, касаться лаковой смоляной поверхности цвета волос тициановских красавиц, трогать подгрифок из палисандра, смычок…

Елисей зашёл в кухню, налил себе холодной воды.

Раздался мелодичный звонок. Елисей открыл дверь и увидел соседку, ту самую Глафиру. Она держала в руках смартфон.

– Добрый вечер! Скажите, а кто сейчас у вас играл на скрипке? Я была поражена! Вот я попросила внучку записать, но не сразу включили, и я пропустила начало. Моя внучка пианистка, она вчера приехала. Что же мне теперь делать? Вы поможете восстановить?

Глафира все говорила и говорила, выражая своё восхищение услышанной мелодией. Елисей смотрел на женщину, медленно и мучительно возвращаясь в реальный мир. Он пытался улыбнуться. Соседка замолчала и посмотрела на скрипача.

– Так это вы? Это вы играли? Невероятно! Вы простите меня, что я иногда сетовала на шум. Я вообще-то музыку люблю, когда внучка играет, а к остальным, наверное, ревную. Понимаете, я человек деятельный, а мне теперь помогают дети и почти нет проблем, которые я могла бы решать, как это было всегда. Вот я и пристаю к людям, выдумывая капризы!

Она смущённо смотрела на музыканта. Елисей был ещё взволнован, но приходил в себя, молнией обожгла ободряющая мысль:

– Моя мелодия спасена! Вы знаете, я так вам благодарен! Ведь я теперь могу положить на ноты эту музыку и потом её воспроизводить. Это моё первое произведение, я его доработаю и представлю на конкурс! Ведь вы дадите мне ненадолго свой телефон?

Глафира засияла. Она почувствовала себя причастной к великому таинству рождения таланта:

– Конечно! Конечно! Только не стирайте музыку с моего телефона! Ведь неизвестно, как будет дальше, может быть, вы станете знаменитым, чего я вам очень желаю, а я ваш первый слушатель! Представляете, как мне будут завидовать мои подруги!

Соседка ушла. Елисей положил на стол телефон. К нему вернулась способность думать спокойно.

– Если я попадусь на воровстве, да ещё такого инструмента, с карьерой музыканта придется распрощаться… Кража мастеровой скрипки – это преступление, не имеющее срока давности… Для работы можно купить скрипку. Даже и для конкурса она подойдёт. Я не хочу начинать свою жизнь так… Родители столько в меня вложили. Преподаватели в меня поверили. И музыканты в оркестре. Ведь меня привлекает не то, что скрипка дорогая и её можно продать. Я хочу на ней играть. А к такому инструменту нельзя прикасаться грязными руками, руками вора…

Елисей нашёл в справочнике телефон магазина.

– Ко мне попала ваша скрипка, я всё вам объясню, – сказал Елисей. – Я хотел бы вернуть её и забрать свою. Думаю, моя скрипка у вас.

Продавец с радостью в голосе ответил, что приедет немедленно и привезёт инструмент.

– Я несказанно рад, что пропажа нашлась.

– Я тоже рад, – ответил Елисей.

Музыкант с сожалением нежно дотронулся до старинного футляра, где находился инструмент, от которого он только что отказался.

Продавец примчался очень быстро, передал Елисею его скрипку и бережно упаковал скрипку немецкого мастера.

– Для меня это просто трагедия. Я мог бы потерять работу и всё, что имею, чтобы расплатиться. Как-то не заладился весь день. Надо было срочно освобождать помещение и занять другое. Хозяин сильно торопил нас. А тут ещё электричество выбило, проводка загорелась, камеры отключились. Представляете – какой у нас товар – сколько скрипок, альтов, виолончелей и контрабасов. Всё упаковать, ничего не перепутать. Я думаю, рабочие выбирали, что полегче и поменьше, чтобы побыстрее вынести. Эта скрипка лежала отдельно, за самыми дорогими я сам смотрел. Их думали в последнюю очередь вывозить, и я должен был сопровождать, а когда начался пожар их стали спасать первыми. А я отвлёкся, пришли электрики. Всё случилось очень быстро. Охранник прозевал этот момент, его уже уволили.

– Я думаю, что за погрузкой наблюдали, и выбрали момент, но теперь всё в порядке, – произнёс Елисей.

Он мучительно ждал, когда продавец уйдёт, было невыносимо смотреть на скрипку, которой он лишался. Он достал из упаковки свой инструмент, вытащил и положил рядом смычок.

– До конкурса есть ещё время подготовиться и подумать над программой, – решил Елисей.

– Если мне достанется первый приз, – грустно усмехнулся он, – я смогу купить дорогую скрипку. Ведь не просто так эта старинная вещь нашла меня.

Он перевёл взгляд на стену. Из красивой резной рамки – с портрета, подаренного ему на выпускном вечере, одобрительно смотрел на него Леонид Коган.

Перед Елисеем лежала нотная тетрадь, телефон соседки и скрипка. Он включил воспроизведение своей мелодии. Звучащая музыка постепенно растворяла тяжёлые мысли, словно он отторгнул их от себя, как образ жалкого, смешного в своём убожестве существа. Музыкант с облегчением отбросил свои сомнения, как старую одежду, как тусклую оболочку, которую сбрасывает куколка, уже превратившаяся в златокудрого мотылька, вылетающего к солнцу.