«Глубинка превращается в захолустье, которому недолго стать глухоманью», — подумалось мне, когда эпичный город, стоящий всего в трёхстах километрах от столицы, встретил меня замком на воротах ограды автовокзала.

— Закрыли, нерентабельно, — пояснил прохожий, у которого я поинтересовалась: каким образом транзитные пассажиры путешествуют теперь.
Ещё в прошлом году автобусы шли по расписанию через каждые полтора-два часа, и вот реальность 2020 — всего три рейса в сутки, два из которых обслуживают тесные "газельки"... Заменой привычной размеренной жизни — карантинные ограничения.
Заменой добротного советских времён автовокзала — типовая остановка под пластиковым козырьком; на месте продуктового ларька — касса.

На остановке — двое заметно нетрезвых мужчин вяло собачатся с раздражённой житейскими делами кассиршей.

— Скажите, будьте добры, когда ближайший рейс до N*?
— В восемь вечера пройдёт, но билетов нет.

На часах — полдень. Треть суток провести под пластиковой крышей автопавильона, дожидаясь нужного автобуса, на котором добираться до места — всего полчаса...
А могут ещё и не пустить в салон без билета…
— Так возьмите такси! — читает мои мысли кассирша, даёт номер, звоню: цена поездки на порядок выше, чем на автобусе, но таковы особенности селяви в глубинке! Диспетчер обещает машину минут через двадцать.
Эти минуты мне коротать под навесом в пьяненькой компании.
Никуда не деться: «за бортом» густо заморосило. Июль в верховьях Волги — сезон дождей.

Пьянчужкам скучно: они не настолько пьяны, чтобы мирно дремать на лавке, не так злы, чтобы буянить, но в том промежуточном состоянии, когда тянет общаться, общаться и ещё раз... и так — пока не дойдут до следующей фазы...
Один из них, который постарше — внешне профессиональный алкоголик-работяга в потёртых трениках, прихлебнув и пивной бутылки, тотчас же заводит разговор со мной:
— Я вижу, Вы, мадам, не местная?
— И как же Вы догадались? — в тон беседы отвечаю я.
— А говор у Вас не наш.
— А чем же мой говор — не ваш? — интересуюсь я.
— Да ты что, не видишь — из столицы человек, — вступился за меня младший. Этому на вид — чуть за тридцать, а может, и моложе. Черты лица приятные, но небрежно «размазанные» алкоголем и сопутствующей одутловатостью.
(Я — не из столицы, но — кому какое дело?!)
Старший не унимается, намереваясь меня разговорить:
— Куда же Вы путь держите?
Это «путь держите» и позабавило, и удивило: значит, вот как в здешних краях ведут беседу пьяные работяги на остановке! Провинция — страна чудес!
И я шутливо отвечаю:
— На несанкционированный съезд Союза писателей без галстуков.
Старший произнёс удивлённо: «О-о-о!», а молодой поинтересовался:
— А разве он ещё существует, Союз писателей?
— Союза нет, а Союз писателей — жив-здоров в виде общественной организации.
— А-а-а! — протянул молодой, а старший заявил с мягкой категоричностью хозяина:
— Ну, тогда читайте стихи! — и умостился поудобнее, насколько это было возможно на типовой остановочной лавке, как будто он — в зрительном зале. Почему он решил, что с меня можно спросить именно стихи? Да какая, собственно, разница? Всё лучше, чем нетрезвое любопытство.
— Хорошо, я почитаю вам, раз уж мы здесь вместе проводим время. Стихи будут серьёзными: не «под пьяную лавочку». Готовы слушать?
Публика моя притихла, и даже кассирша к прорези окошка синей масочкой прилипла — молчат.

Ты иди-иди, да поглядывай,
Ты иди-иди, да посматривай:
И увидишь вдруг — сторона стоит —
Ни кола у ней, ни двора у ней,
Назови её Николаевка,
Нидвораевка назови её.

Покосилася, износилася -
Разорёна вся да порушена,
Да разграблена — не сыскать концов —
Обезлюдела, обездушила
Лихоимием, лихолетием.

Ты спроси её — Николаевку-
Нидвораевку горемышную:
«Уж не ты, не ты ль, Николаевка,
Называлась прежде Святая Русь?!

Не твои ль, скажи, добры молодцы
Богатырскою силой славились?
Не твои ль, ответь, красны девицы
Красотой своей целомудренной
Роды русичей в чистоте блюли?
А и в семьях-то было детушек —
Будто зёрнышек в тучном колосе!

Пробудись от сна, Николаевка,
Ты пошто себя разбазарила?
Синеокая, белокудрая,
Али мудрая ты лишь сказами,
Позабытыми, перепетыми
Чужеземцами на нерусский лад?

Собирай себя, Николаевка,
Не за страх греха, а по совести:
Восстанавливай право копное,
Благодетельствуй землю-матушку,
Возвращай себе славу добрую».

Я читала вполголоса под грустный аккомпанемент дождя. Стихотворение своей музыкой настраивало на нужный тон и меня саму, и всю честну́ю компанию — никто не балагурил.
Старший насупился, перестал пьяно слюнявиться. Взгляд его застыл, словно упёрся в нечто важное, видимое ему одному. Он как будто окаменел.
Молодой тоже изменился лицом — стал похож на знакомого мальчишку из моего детства и вдруг... заплакал. Как ребёнок — слёзы по щекам, трогательно так — из души плачет... У меня самой, глядя на него, что-то к горлу подкатило, — «Да ну вас, – думаю, — скорей бы такси! — Пьяные слёзы недорого стоят, не хватает тут и мне с вами — добрыми молодцами — разреветься по-бабьи…»
Дочитала одно стихотворение, потом — другое…
Тут и машина подъехала.
— Спасибо, — говорит мне молодой.
— Вам спасибо, что слушать умеете, — отвечаю, и — прощаться, а он достаёт из кармана и суёт мне в руку три мятые пятисотрублёвки:
— Это Вам — за стихи.
— Ну что вы придумали ещё, молодой человек?! — я отпрянула, прикрывая ладонями щёки, зардевшиеся от внезапной неловкости ситуации.
А он стоит и держит деньги в протянутой руке, будто не даёт, а просит…
— Ну что делать, — говорю, нет у меня даже книжки с собой — нечем вас одарить. Может, ещё свидимся. Спасибо твоей широкой душе, — взяла из его протянутой руки одну купюру. — Раз ты так решил, пусть это сегодня будет мой гонорар…
-------------------
…За окном мелькали придорожные заросли огромного борщевика, похожие на полчища лесных чудовищ, вылезших из тёмного леса на большую дорогу в поисках добычи. Угрюмая туча рождала нескончаемый сизый дождь, распластавшись до самого горизонта, не оставив для солнца ни одной лазейки.
Мокрые «дворники» скользили по стеклу наподобие стрелки метронома, безразлично отщёлкивая оставшееся время пути, и было грустно так, как будто завтра — зима, и едем мы прямиком в эту зиму, и нет этой наступающей зиме ни конца и ни края…
-------------------
И что ты за птица, русская душа?
Что тебя томит?
Отчего живёшь вот так, неприкаянно?
О чём ты плачешь?
Что ждёт тебя завтра?