Его звали Нео, а значит, не проходило недели, чтобы кто-нибудь не предлагал ему красные и синие предметы. Не обязательно таблетки или конфеты, хотя их, бывало, тоже, но и скрепки, блокноты, календарики, ручки, ластики. У него на работе даже кофейных чашек было две — синяя и красная, чей-то двойной подарок с лукавым намеком. Ну, Нео, что ты выбираешь: иллюзию или реальность? Остаться в матрице или проснуться?
Он усмехался — и это считалось частью игры — и почесывал затылок, делая вид, что размышляет. Красное или синее? Да не все ли равно? Это просто канцелярская чепуха. Но шевелился где-то на дне души мутный страх и такое же мутное любопытство. От сладковатой жути момента замирало сердце и кружилась голова, и рука тянулась к синей скрепке, карандашу, блокноту.
Он слишком дорожил своей матрицей, сроднился с ней, как дерево — с пусть и не слишком плодородным, но собственным, сверху донизу пронизанным его корнями участком земли. Выглянуть за пределы, конечно, хотелось бы, но покинуть навсегда — нет, спасибо.
Корабль его жизни не бороздил море под алыми парусами. Можете назвать это суеверием, но Нео никогда не выбирал «красную таблетку», при том что любил цвет заката, осенней листвы и спелых яблок. Каждый год в конце лета он ставил в вазу букет оранжевых фонариков, а его старая куртка цвета осени много лет висела на крючке — уже не в качестве одежды, а как странноватая деталь интерьера.
И ничего бы не случилось, не надень ее Нео на воскресную прогулку с Джори. Узкая курточка и рукава тесноваты, а про фасон и говорить нечего - эдакое ископаемое. Но вечером накануне Джори заляпал грязью светлый хозяйский плащ, а осеннее пальто еще не вернулось из химчистки.
Деревья в парке почти облетели, а дорожки раскисли от ночного дождя, превратившись в пестрое, слякотное месиво. Обычно послушный пес будто захмелел от холодного ветра и от грибного запаха прелой листвы. Он резвился, как щенок, и лез в лужи, а когда Нео спустил его с поводка, умчался прочь, игнорируя команду «ко мне». Его лисий хвост мелькал в гуще почерневших кустов.
Нео не сердился на пса и даже немного гордился им, как гордился бы собственным сыном. Увы, своих детей он не имел, да и вообще никого не было в его жизни, кроме четвероногого друга. Когда-то он любил девушку с глазами глубокими, как зеркала, в которых отражались то небо, то зелень, то сам Нео в них отражался — какой-то лучшей своей частью, ему самому не до конца известной. Теперь, спустя десять лет, он с трудом вспомнил ее имя — оно звучало чужим и морозило губы — но не забыл колдовскую игру отражений, когда в другом видишь себя, а в себе — другого. И неважно, где вы оба находитесь — в реальности или ее имитации, где-то или нигде.
А потом она ушла, внезапно, без объяснения причин. На его сперва удивленно-тревожные, а потом и ревнивые вопросы отвечала только, что теперь у нее начнется другая жизнь. «Какая?» - «Я сейчас не могу ничего сказать, Нео, потом узнаешь». - «Это другой мужчина, да? - он повысил голос. - То-то ты в последние дни такая странная. Звонишь куда-то, ходишь сама не своя. Я не узнаю тебя, Мира». Подруга молчала, все ниже опуская голову и кусая губы. Они стояли в прихожей. Нео — в той самой красной куртке, он только что пришел с работы. Она — с чемоданом в руке, слегка сгибаясь под его тяжестью. В тот день Нео видел ее в последний раз.
Уходя, Мира оставила на столе записку. Что там, кстати, было? Задумавшись, Нео присел на скамейку, свесив через колено собачий поводок. Джори шуршал ветками за его спиной.
Нео представил себе мятый листок, и как — вне себя от обиды — комкает его в руке, чертыхаясь со злости, и... что потом? Куда делась эта злосчастная бумажка? В тот момент он, парализованный болью, ничего не хотел знать. А теперь, как ни старался, не мог вспомнить прощальное письмо своей подруги.
Да и зачем? Того, что было, давно уже нет. Это красная куртка виновата. Неудобная, точно с чужого плеча, она раздражала и нагоняла ненужные мысли. Ее огненный цвет дразнил, одновременно заставляя чувствовать себя уязвимым. Если бы в парке прогуливались другие люди, они бы все смотрели на Нео, влекомые магией алого. Ему чудилось, что вместе с поношенной одеждой он натянул на себя прошлое, такое же неловкое, узкое и достойное осуждения, как старая куртка.
«Зачем он так настойчиво предлагает мне эти листья?»
У скамейки стоял ребенок — мальчик лет четырех или пяти, в круглой вязаной шапке — и, уставившись ему в лицо странным немигающим взглядом, протягивал Нео два кленовых листа — красный и зеленый. Не может быть, чтобы такой карапуз посмотрел «Матрицу». Да и лист не синий... Нет, конечно. Ребенку просто скучно, и он пытается вовлечь первого встречного в игру. И вообще, что этакий шкет делает один в почти безлюдном парке? Нео поискал глазами его мать. Не та ли полноватая женщина с белым шпицем на шлейке? Наверное, она, больше поблизости никого нет. Дама выгуливает собачку и сына.
«Отстань, пацан. Иди к маме».
Нео помотал головой и, машинально одернув куртку, встал. Что-то хрустнуло у него в кармане, отозвавшись едва уловимым ощущением дежавю.
Он брел по аллее парка, разворачивая письмо, пробегая его глазами с начала в конец и опять в начало, точно не в силах уразуметь смысл прочитанного.
«Нео, я больна. Завтра ложусь на операцию, потом мне предстоит долгое лечение. Если хочешь — будь рядом. Мне сейчас очень, очень нужен друг. А если нет — я тебя отпускаю. Будь любим и счастлив. Твоя Мира».
Это что же получается? Он не прочитал тогда записку, а сунул в карман и забыл о ней — на целых десять лет? Жива ли сейчас Мира? Смогла ли она вылечиться и простить его предательство? Чем закончилась та операция? Слишком поздно. Любые вопросы, сомнения и страхи запоздали на целое десятилетие.
Он шел все медленнее, пока совсем не остановился. Вдалеке залаяли собаки: басовито — Джори и тонко — белый шпиц. Нео чувствовал, как потерянные годы сворачиваются вокруг него в тугой кокон — в жестокую матрицу одиночества и нелюбви. Она соткана из времени — эта страшная иллюзия — из минут, часов, дней, которые мы тратим не на то и не на тех.
Но где-то за ее пределами, понял Нео, Мира — настоящая — ждет его, настоящего, и если он поторопится, то еще может успеть... Ну где же этот мальчишка с разноцветными листьями? Куда он запропастился?
«Эй, парень, давай играть. Мне нужен красный лист. Очень нужен».