Вчера Таню из кардиологии перевели в хирургию, с третьего этажа – на второй. Детская областная больница казалась ребёнку тёмным и недружелюбным местом. Холодный отстранённый медперсонал, посеревшие от старости и сырости потолки, выкрашенные болезненно голубой краской бугристые стены. В палате витал дух страха и обречённости. Таня застыла на краешке кровати и боялась даже пошевелиться. Ей отвели место возле окна, ещё пять человек на соседних койках занимались своими делами, а Тане очень хотелось, чтобы в палату зашла мама. Она бы как солнце осветила это унылое серое место. По характеру смелая и решительная, мама умела сделать жизнь близких людей не такой страшной и непредсказуемой. Её мама — борец, а Таня – маленький парашютик из семени одуванчика, гонимый ветром в огромном изменчивом мире. Тане ужасно захотелось ощутить крепкие мамины объятия, уткнуться носом в шею, согреться и спрятаться от тревожащих предчувствий и страхов.

Больница, как огромный дракон, жила своей особенной жизнью, угрожая уничтожить хрупкие ростки надежды, теплящиеся в душах детей. В отделение хирургии маму не пускали, а Тане не разрешалось выходить на улицу: здесь запрещалось видеться с родственниками. Это самая болезненная новость за все эти дни. Даже уколы не так пугали, как осознание того, что теперь неизвестно как долго она не увидит маму.

По сути Таня в своём десятилетнем возрасте совсем не ощущала себя самостоятельным, отдельным от семьи человеком. Крепко связанные друг с другом невидимыми нитями, они везде и всегда были вместе. Таня начала представлять, что сейчас мама так же потерянно стоит на первом этаже в приёмном отделении и думает, что ей нужно уезжать, не повидав дочь, потому что скоро – последняя электричка. И мама сядет в эту электричку, и начнёт отдаляться от больницы и Тани на много-много километров, а потом придётся долго идти по лесу и только поздно ночью она попадёт домой. Зайдёт в квартиру, приготовит чай с жасмином и ляжет спать возле младшего братика, а Танина кровать будет пустовать.

Девочку от нахлынувших переживаний начало мелко трясти. Дрожь усиливалась, Таня почувствовала, как начинают стучать зубы. Соседка по кровати – рыжая, веснушчатая, с жвачкой во рту — перестала читать книгу и стала как-то странно на неё поглядывать. Таня быстренько легла на постель и отвернулась к стенке. Слёзы хлынули из глаз горячим потоком, их никак не удавалось остановить. Первый раз в жизни она ощущала такое одиночество и отчаяние. Девочка крепче прижала к себе любимого мишку, изо всех сил стараясь взять себя в руки.

Все эти неприятности начались две недели назад, когда вечером, играя во дворе с друзьями в прятки, Таня почувствовала, что закололо в груди. Так сильно, что ей стало больно дышать. Малышка решила не паниковать и немного посидеть на лавочке под домом, дожидаясь с работы маму. Она старалась дышать по чуть-чуть, не делая глубоких вдохов. Слева в груди находилось сердце, это Таня помнила точно.

Время шло, но легче не становилось. Стемнело, все друзья разошлись по домам. Бабушка Стеша, которую мама просила приглядывать за ней, позвала к себе в гости на второй этаж поужинать и посмотреть мультики. Таня хотела встать и пойти, но дышать всё так же было больно, и она снова села, затаив дыхание. Тогда баба Стеша дала ей выпить каких-то мятных капелек и позвонила маме и папе. Взрослые пришли и вызвали скорую. Папа аккуратно взял её на руки и стал подниматься на третий этаж. Дома же прямо в одежде уложил на прохладную белоснежную постель.

Пожилой лысый врач со скорой внимательно послушал фонендоскопом сердце, измерил давление и грустно констатировал: «Надо везти в город и обследоваться.»

И вот теперь она здесь. Таня не понимала, из-за чего с ней случилось такое несчастье. Всё лето они с Наташкой с огромным азартом находили и ели трёхлистную и пятилистную сирень, приносящую счастье. Таня не пила молоко прямо из холодильника, как просила мама. Ей не перебегал дорогу чёрный кот, а на шее всегда висел охраняющий кулончик в форме сердца, который защищал от порчи и проклятий злой соседки с первого этажа. Но несчастье всё равно случилось. Сегодня у них в клубе наверняка крутят новое кино, подружки с мальчишками за старыми сараями строят шалаши из пушистых кленовых веток, обкладывают полы мягким мхом и играют там с куклами. Или ходят по грибы, бегают на танцплощадку, чтобы потанцевать за берёзами, где не видят взрослые, палят костры и рассказывают страшные истории. И всё это без неё.

Разбудили Таню рано. Медсестра принесла градусники, все в палате проснулись и стали сонно, вяло разговаривать. Таня немного освоилась и вспомнила, что голодна. В тумбочке у неё ютились бутылочка берёзового сока, яблоко и пирожок со смородиной — передача, оставленная мамой. Но в палату зашёл высокий худой мужчина в белом халате и сразу подошёл к ней. Он заговорил весело и дружелюбно:

«Как дела, принцесса? Вставай, идём со мной. Я покажу тебе что-то интересное.»

Тане он сразу не понравился, но из вежливости она решила согласиться. Бросив грустный взгляд в окно и подумав о том, как быстро несутся облака, девочка боязно завернулась в байковый халатик, надела новые жёсткие зелёные тапочки и осторожно ступая, как по раскалённой лаве, пошла за доктором.

Казалось, что по длинному больничному коридору шли целую вечность. Потом доктор распахнул дверь и, они попали в большое, почти пустое помещение, в центре которого стояло высокое коричневое кресло из дерева, обитое дерматином.

«Садись, — всё так же весело и дружелюбно сказал доктор. — Не переживай, всё пройдёт очень быстро».

Таня не переживала, ведь в комнате не было ничего страшного. Она не знала, зачем из кардиологии её перевели в хирургию, не понимала, что такое «хирургия», и спросить было не у кого. Справа от кресла, возле стены, стояла большая этажерка с игрушками. Там расположились улыбчивые тряпичные зайцы, большая фарфоровая кукла с длинными ресницами и белыми волосами, валялись кубики, книги, детская посуда. Она послушно сидела и наблюдала, как врач привязывает кожаными ремешками её запястья к подлокотникам кресла, а потом крепко связывает щиколотки.

«Зачем вы это сделали? – вырвалось у неё.

«Да это ерунда, сейчас побежишь в палату играться с подружками, — заверил он.

В небольшом мутном окне напротив кресла всё так же быстро проплывали облака, сновали грачи, кряхтели вороны. Лето шло в полном разгаре. Мама сейчас, наверное, печёт пирожки, потом пойдёт поить курочек, покормит Дружка супом. А папа трудится в гараже, чинит мотоцикл и любуется, как плодоносят его любимые вишни и яблони, которые он без конца прививал, чтобы улучшить породу и повысить урожайность.

Врач отошёл к столику возле двери и вернулся с огромным шприцом.

— Открой рот принцесса, я обещаю, это совсем не больно, ты даже ничего не заметишь.

Он накрыл грудь и ноги пациентки белой простынёй, повесил ей на шею металлическую миску – лоток.

Взгляд врача был настолько спокойным, добрым, что у Тани даже не возникла мысль сопротивляться, чтобы не дай бог его не расстроить. До этого ей встречались добрые и честные люди, она привыкла слушаться взрослых и доверять им, поэтому послушно открыла рот.

И тут начался ад. Глаза резанул яркий свет, язык чем-то зажали, уколы в горло оказались горькими и болезненными. Место укола взорвалось болью, как будто в него вонзили десятки ножей. Врач быстро вставил между зубов какую-то прямоугольную штуку, и теперь она не могла сглотнуть, чтобы унять боль. Девочке показалось, что она не может даже дышать. Врач тем временем взял металлические щипцы, скальпель и стал что-то тянуть, резать, откусывать у неё в гортани. Таня истошно закричала, пытаясь вырваться. Но вспомнила, что руки и ноги — связаны. У неё началась паника. Девочке чудилось, что её разрывают изнутри, вбивают в глотку гвозди, она снова начала дрожать, не переставая кричала и плакала. Казалось, этот кошмар никогда не кончится, и доктор хочет её просто убить.

Пытка длилась невероятно долго. Горло немного занемело, по губам побежала красная солёная жидкость, в лоток упали два окровавленых кусочка мяса.

Как она очутилась в палате – Таня не помнила. Гортань горела огнём, хотелось часто глотать, но при глотании всё тело содрогалось от боли как от удара электрическим током. Ребёнок ждал, что боль немного утихнет, кровь перестанет собираться во рту, но легче не становилось. Она долго лежала и глотала кровь, обречённо глядя в окно. А потом ощутила сильную тошноту и колики в животе. Её стало рвать кровью. Девочки из палаты позвали медсестру. Медсестра прибежала и стала ругаться:

«Разве ты не слышала? Я же сказала тебе: кровь выплёвывать, не глотать! Что за глупый странный ребёнок! Иди рвать в туалет!»

Таня не помнила, сколько времени она находилась в туалете. Сидя на холодном кафельном полу, наблюдала за пауками, копошащимися на бледно-жёлтой плитке, вглядывалась в грязное поцарапанное зеркало, в котором она сама себе казалась не человеком, а призраком. Ноги и руки заледенели, сил плакать больше не было, Таня удивлялась, как от пережитых событий она до сих пор не умерла.

В палате все спали, когда девочка вернулась. Уже другая медсестра измерила ей температуру и забегала, засуетилась – температура была высокой.

Малышка не помнила, как прошли следующие несколько дней. На какие-то мгновения она выплывала из густого вязкого тумана, а потом снова погружалась в него – без цели, осмысленности или желаний. Как-то проснувшись ночью, девочка подумала, что ей совсем не хочется жить. Тело горело, в голове мутилось, реальная жизнь казалось глупой и чуждой. «Когда же закончатся эти мучения», — устало думала Таня.

На следующий день она так же безучастно лежала в палате и смотрела в потолок.

Вдруг в окно с улицы кто-то бросил камушек. Таня сначала не обратила внимание, но стук об стекло повторился и девочка, облокотившись на подоконник, выглянула в окно.

На улице прямо под окнами больницы стояла мама.

«Мама!» — крикнула Таня и всё её существо рванулось навстречу дорогому любимому человеку, застывшему за двойными рамами окна. Мама стояла внизу и смотрела на неё, а Тане казалось, что за спиной вырастают крылья – так ей захотелось выйти из больницы, чтобы снова обнять мамочку.

«Она уставшая, после работы, долго шла через лес, потом ехала два часа в электричке, в метро и трамвае, чтобы просто посмотреть на меня в окно», — думала Таня. Слёзы непроизвольно хлынули из глаз. Она послала маме воздушный поцелуй и показала жестами, что у неё всё замечательно. Они долго смотрели друг на друга. Малышке так много хотелось маме рассказать. Стемнело. Таня показала на несуществующие часы на запястье и стала махать руками, проганяя маму, понимая, что той нужно снова проделать долгий путь домой, а утром рано вставать и идти на работу.

Через полчаса медсестра принесла передачу. Мама написала длинное письмо, где подробно рассказывала, что и как у них дома. С каждой строчкой Таня как будто оживала, наполняясь родными необходимыми мелочами: младший брат нарисовал для неё щенка, мама закрыла на зиму клубнику и помидоры, папа принёс от соседей маленького рыжего котёнка и купил куклу, ту, что она просила на Новый год. В конце письма мама напомнила, что нужно обязательно пить все таблетки, которые назначил врач. А Таня вспомнила, что таблетки давно не пьёт, а выбрасывает, хотя ей и приносили их целыми жменями. Слишком сильной была ненависть ребёнка к грубому и бесчувственному медперсоналу.

В кулёчке ещё тепленькие лежали мамины пирожки с вишнями, термос с чаем и большой гранат. Таня знала, что эта штука называется гранат, но ела его очень редко — в деревне такие не продавались. Девочка почувствовала, что в её душе поселяются жёлтые огоньки – светлячки, они кружатся в причудливом танце вокруг чудесных благоухающих роз. Ей обязательно нужно вернуться домой здоровой и как можно скорее. В этом чужом и опасном мире есть место, где её любят и ждут. Свет в палате вдруг показался ребёнку оранжево-уютным и милым, как от фонарей в саду, щебет соседок по палате – приятным и усыпляющим. Она впервые за всё время пребывания в больнице почувствовала голод и жажду. Открыла тумбочку, взяла бутылочку берёзового сока и стала пить большими жадными глотками, возвращая себе силы и веру в жизнь.