Айван на встречу не пришёл. Его таки сожрали вуоки.

Вуоки - зверюги с планеты Си звезды Беты Центавра; глаза у них алые, а клыки с ладонь величиной. Мы все огорчились, но не слишком. Во-первых, старина Айван - зануда, и самое захватывающие приключение в его исполнении звучит тоскливее, чем инструкция управления звездолётом. Во-вторых, свято место пусто не бывает: наша компания тут же пополнится новичком, который по традиции угостит нас трофейным обедом. Неизвестно, откуда он прибудет, а экзотическое угощение - это хоть какое-то разнообразие. А в третьих... Все мы когда-то не придём на встречу... Думать об этом - жутковато, и мы стараемся поскорее забыть о не пришедших, просто из чувства самосохранения.

Каждый хоб - последнее пристанище в старости: смерть - ожидаемая гостья, но в нашем хобе уход мгновенный и безболезненный. Вдобавок есть шанс умереть, занимаясь любимым делом. Я хорошо подумал, выбирая крышу на оставшиеся мне после работы годы. Как-никак, пашешь с юных лет, скопидомничаешь, перебираешь проспекты: выбор правильного хоба - самый важный выбор в жизни. Выберешь роскошный и дорогой - сбережения растают быстрей, чем здоровье, и слова "преждевременный уход" перестанут быть метафорой. Пойдешь в затрапезный, дешёвый, - помрёшь от тоски и скуки задолго до того, как истечёт твой срок, оставив кровные монеты паршивому хобу. Наш - золотая серединка.

Поначалу, хоб кажется раем, а срок пребывания в нём - огромным. Время уходит самым приятным для твоей души образом; хоб - от слова хобби, а мое хобби - охота. Охота охоте - рознь, но у каждого постояльца все условия для выбора дичи и географии. Пусть наши комнатки-крохотульки обставлены по-спартански, но у каждого есть своя кабина ноль-пространственного портала. Набираешь на клавиатуре название животного и планеты, укладываешься в серебряную люльку и отчаливаешь в своё прекрасное далёко. Новички обычно шастают кто-куда: глаза разбегаются и шалеешь от доступности немыслимых приключений. Когда прибываешь на незнакомую планету, появляется необычная лёгкость во всем теле: ничего не болит, и старые кости - как молодые. Вдобавок, тебя поджидает успех в борьбе с самыми злобными жуткими тварями, на которых и взглянуть боязно. Но рассказывать о победе над ними приятно, а наши сборища с байками о пережитых приключениях - непременная часть программы дня. Постепенно каждый из охотников находит себе любимую дичь, за которой гоняется с изматывающим собеседников постоянством, и рассказы приобретают назойливость заученной наизусть мантры. Коллеги предпочитают ужастики наяву с потоками крови и адреналина, разбавляющим однообразие; а я охочусь на аол.

Аолы - это пичуги с планеты Тиики; их ловят ради пуха, шаль из которого стоит, как десяток лет в дорогом хобе. Аолы пугливы и увёртливы; убивать их бессмысленно - они тут же тускнеют. Но когда птички чистят пёрышки и роняют свой пух на поддон клетки, он сохраняет окрас и драгоценные свойства. Пейзаж Тиики соткан из радужной дышащей светотени: сплошные цветы и листья, а воздух сладок и опьяняющ. Горе тому, кто напьётся им вдоволь: бродить ему неприкаянной тенью, позабывшей обо всём земном, да распевать весёлые песенки до полного истощения.

На Тиики я никогда не выхожу из вездехода без маски, но и от радужных переливов и промельков голова кружится настолько, что забываешь, зачем ты сюда приехал. Стоишь, охваченный восторгом, впитывая немыслимую красотищу, и дела нет до пичуг. Благо, инстинкт охотника - в крови: стоит услышать шелест шелковистых крылышек, бьёшь на звук струёй усыпляющего газа. Но и в вечном шорохе и щебетании - шелест крылышек теряется; чаще поднимаешь с почвы сбитые лепестки и веточки с разноцветными листьями, чем пернатую драгоценность.

Тиики я открыл для себя задолго до переезда в хоб, и в свободные от работы дни там охотился. Заряд газа - недёшев, но я был удачлив. Выручка от продажи птиц покрывала расходы на оборудование и на перелеты. И сбережения эти вылазки пополняли вполне весомо. Откуда бы иначе деньги на достойный хоб? Ну да главное - удовольствие! Я летаю лишь на Тиики, но коллеги мои рассказы считают самыми занудливыми: красоту словами не передашь, а байки придумывать я не горазд. Нынче они тоже разве что не заснули...

В общем, скомкал я рассказ покороче и вернулся в свою комнату, снаряжать себя к очередной охоте. Нацепил бластер с усыпляющим газом, шагнул было к серебряной люльке, и тут этот заветный незабываемый шелест у окна...

На моей ладони - спящий мотылёк с размашистыми цветастыми крыльями, на моих щеках - слезы. Реакции охотника работают на автомате: бедная бабочка не успела понять, что стала дичью. Нет, не аолой, но последней настоящей дичью в моей жизни. Я же не дитя, я всё понимаю. Перелёт в ноль-пространстве слишком дорог, чтобы всерьёз в него верить; раны зарастают мгновенно, прилив силы на охоте ничем не объяснить, да и трофеи не выглядят свежими. Зубу дракона, которым хвастал нынче Пит, лет 10, не меньше. Старички хотят поохотиться напоследок, и на помощь приходит гипнотический сон. Всё, как по-настоящему, плюс вернувшаяся на время молодость. А бабочка... Я аккуратно кладу её на подоконник. У неё, в отличие от меня ещё есть шанс проснуться.