Тлеют золотистые макушки всадников нелюбви.

На рассвете, когда сизое небо робко начинает розоветь, что-то заставляет меня проснуться и подойти к окну. И каждый раз я вижу их – пять золотистых всадников, несущихся прямо ко мне. Чувствую, как дрожит земля от топота копыт. Каждый везет мне подарок: спелый апельсин. Всадники не успевают добраться до меня: они истлевают и медленно рассеиваются в воздухе.

Апельсины всегда вызывали во мне непостижимое чувство тревоги. Они обманчивы - как и многие предметы, которым мы опрометчиво приписываем свойства, вовсе им не принадлежащие. Сладкие, круглые, сочные… На самом деле они острее скальпеля. Они не заберут мою кровь: я отдам им ее добровольно. Я это знаю, и это пугает меня.

…Когда я была маленькой, отец иногда приносил нам с работы по апельсину. Каждый съедал угощение в своем углу. Мама ела апельсин на кухне, дед – в гараже, отец – в саду, старшая сестра Анна – в нашей с ней комнате (она считалась нашей, но фактически была комнатой Анны: сестра пускала меня туда только на ночь, а утром выгоняла). Я же уходила на чердак. Там, сидя на пыльных досках, сквозь которые струился густой свет, я осторожно чистила фрукт – а он впивался в меня, не даваясь. Я слизывала с ладони оранжевый сок, смешанный с каплей моей крови. И представляла, что это – эликсир бессмертия. Родители умрут, дед умрет, Анна умрет (надеюсь, раньше всех: я буду беспрепятственно мерить все ее платья), а я – не умру.

Кругом валялось старое тряпье: сырое, полусгнившее, с пятнами ржавчины. Пахло затхлостью. Но мне было очень хорошо: я закрывала глаза и представляла вокруг заснеженный лес. И сразу веяло морозцем, свежестью и сказкой. Я много времени проводила в этом убежище: мой покой охраняли кровожадные тигры. Людям не было туда входа.

По праздникам к нам приходили гости. В такие дни наша семья, как по волшебству, превращалась в подобие апельсина. Дед вылезал из гаража и надевал галстук, отец сбривал щетину, мама щебетала, разливая всем чай. Мы с Анной, причесанные, в нарядных платьях, играли в четыре руки на фортепиано. Все фотографировались для семейного альбома. Позже нас с сестрой отправляли в нашу комнату, и Анна всегда захлопывала дверь прямо перед моим носом. Я пыталась вышибить дверь ногами, а она включала телевизор и смотрела мой любимый канал. Я сидела на полу в коридоре, примкнув к двери ухом: до меня доносились обрывки фраз. По этим еле слышным фрагментам я пыталась составить представление о Томе и Джерри. Еще бы знать, как они выглядят… Это был типичный вечер просмотра мультфильмов с сестрой.

Летом отец спал на сколоченной из бревен кровати в саду, под яблоней. Зимой – в большом зале, на диване. Мама ночевала в спальне одна. Я думала, что мама, подобно Анне, просто захлопывает перед ним дверь и выставляет вон. Но отец заверил, что все добровольно: в одиночестве лучше думается. Однажды к маме приехала в гости ее давняя подруга, София. Дело было вечером, и ее оставили ночевать в спальне. Проходя утром мимо приоткрытой двери, я увидела, что София целует мою маму в губы. Это возмутило меня: такого даже папа себе не позволял!..

Я нарыла в саду червей и запустила их в коричневую сумку Софии, висевшую на стуле в гостиной.

Самым веселым был дедушка. Но это было давно, когда мы с Анной ходили пешком под стол и мирно делили комнату. Он всегда играл с нами в одну и ту же игру: в безумное чаепитие. Мы сидели в саду, за столиком, дед разливал из стеклянной банки в маленькие чайные чашечки прозрачную жидкость, слегка воняющую ацетоном. Он велел пить и представлять, что это чай – иначе на что нам дано воображение? Лучшим игроком будет признан тот, кто ни разу не поморщится. Нам никогда не удавалось выиграть у дедушки.
- А почему это чаепитие – безумное?.. - спрашивала Анна.
- А вот скоро поймете, - подмигивал дед.
И через пару глотков мы втроем начинали фехтовать травинками или за пять минут изобретали новый язык. А еще чуть позже нам с сестрой становилось очень плохо. Когда родители узнали, в чем причина, безумные чаепития прекратились. А потом прекратился и дедушка. Он почти все время проводил в своем гараже, там же и погиб: закрыл двери, залез в машину и включил двигатель.

Отец говорил, что он был болен. Не физически, а душой. Каждый день я слышала их с мамой споры насчет того, что «…старого пердуна давно бы пора определить в клинику, там ему спуску не дадут…»

Мысленно я разрешила призраку деда иногда приходить в мой заснеженный лес. Но он ни разу не пришел. Наверное, боялся тигров.

Однажды я набралась смелости и спросила маму: почему она вышла замуж за папу, если ей больше нравится целоваться с Софией? Мама ответила, что иначе мы с сестрой никогда бы не появились на свет. «Если бы ты могла все изменить, ты сделала бы это снова?..» - уточнила я. Она задумалась. В ее глазах загорелся и тут же померк огонек.
Конечно, сделала бы. Да-да, разумеется. Как же иначе.

…Я не видела родителей много лет. Пару раз в год мы обменивались открытками с пожеланиями «счастья, здоровья…». Нас разделяла тысяча километров: это придавало натянутым улыбкам родителей, оставшимся в моей памяти, в тысячу раз больше искренности. Про Анну никто ничего не знал: однажды она просто исчезла. Ушла на работу и не вернулась. Поговаривали, что она сбежала с тайным возлюбленным. Мама с папой искали ее какое-то время: расклеивали объявления, обращались в полицию. Но искали не то чтоб уж очень усердно. И тут я могу понять их: таких, как Анна, куда приятнее терять, чем находить.

Мы с мужем и дочкой Майей жили в красивом двухэтажном доме. Воздух здесь был наполнен безмятежностью. Иногда даже чрезмерной. Все, что нужно для пасторальной идиллии.

Правда, меня слегка беспокоила Майя: в свои шесть лет у нее были довольно странные увлечения. Я ни разу не видела, как она играет с другими детьми: ей больше нравились косточки мертвых птиц. Бог знает, где она нашла птичьи косточки, но она сделала из них маленьких куколок. И по утрам я иногда слышала, как Майя разговаривает с ними в саду. Она что-то шептала своим костяным человечкам.

Впрочем, детские игры – они всегда немного не от мира сего. И если начать перечислять всех воображаемых друзей, с которыми я когда-то играла, можно случайно устроить спиритический сеанс.

Я была на кухне, готовила завтрак. Когда я остаюсь одна – бывает, навещаю свой заснеженный лес. Он по-прежнему манит меня. Я закрываю глаза и погружаюсь в мир искрящейся сказки. Но сегодня что-то пошло не так: тигры, которые должны были меня охранять, вдруг грозно зарычали и погнали прочь из леса – словно чужака.

Майя звонко смеялась в саду. Я вышла к ней. Три куколки из птичьих косточек были в разных местах, на большом друг от друга расстоянии. Одна куколка смотрела на наш дом, другая – вглубь сада, третья – пыталась перелезть через ограду.
- Это твои друзья? – спросила я. – Во что они играют?
- Нет, это мы – я, ты и папа.
- А почему мы не рядом?
- Они сказали, что так лучше. Они поправили меня.
- Кто – они?
- Ну те, на лошадках.
Я увидела на земле следы копыт. Они были присыпаны золотистым пеплом.
- Пойдем-ка завтракать, - сказала я. Мы молча пошли по дорожке, за пару метров до дома дочка обогнала меня, стремительно забежала и захлопнула передо мной дверь. Это показалось ей крайне забавным.

…на верхней полке стоит ваза. В ней – пять апельсинов. Почему я раньше не замечала эту вазу?.. Кто ее туда поставил? Может, если я крепко зажмурюсь и снова открою глаза, она исчезнет?.. Если категорически откажусь признавать существование вазы?.. Главное – не задеть ее, о боже, только бы не задеть…
Но я задеваю вазу. Она переворачивается.
Апельсины падают, и я режусь об их острые грани.