- Послушай, Руф, я не просто так приехал к тебе, в эту глухомань, не из праздного любопытства...

- Я уже это понял, магистр Луциан. Для чего-то я тебе понадобился.

- Да, мой мальчик, ты нужен нам. Ты был самым талантливым моим студентом, подавал великие надежды, и теперь, когда в империи царит варварство и лучшие умы, забросив науку, поддались страсти стяжательства, Академия нуждается в таких, как ты, подвижниках и бессребренниках.

Луциан обеими руками сжал мою ладонь. Руки его дрожали, на морщинистом лице проступил румянец. Раньше он не был таким порывистым и горячим. Или был, но умел скрывать перед студентами свои чувства?

Я глядел в его слезящиеся, поблёкшие глаза и с трудом заставлял себя не расплакаться. Мне было жаль этого старика, отдавшего свою жизнь философии, Академии, процветанию наук. К тому же я хорошо помнил, как добр был он ко мне, даже когда я не заслуживал снисхождения. Теперь же он пришёл, преодолев долгую дорогу, чтобы уговорить меня вернуться в Город, а я не могу ничем ему помочь.

- Скажи, Руф, что стало с тобой? Почему ты вдруг бросил всё и живёшь в лесу с этим... с этим блаженным? Кто он тебе и чем тебя околдовал?

- Магистр Луциан, разве ты не знаешь о нём? - Я вдруг усомнился в искренности учителя.

- Кое-что слышал...

- Кое-что? - Я вскочил с бревна, на котором мы сидели, подошёл к высокой сосне и прижался лбом к её прохладной, нежной коре.

- Ты мне не веришь? - донёсся из-за спины голос старика, колеблющийся, как веточка плывущая по речных волнам.

- Не верю, магистр, потому что не могу поверить, что ты ничего не знал об Александре.

- Так, значит, его имя - Александр? Клянусь, мой мальчик, мне ничего... вернее, почти ничего о нём не известно. Ты же знаешь: когда этот человек появился в Городе, я болел и не отлучался со своей дачи. А когда выздоровел и вернулся, мне сказали, что исчезли вы оба, Пророк (так, кажется, его звали все), и ты. Я пытался разузнать о тебе хоть что-то - ведь после смерти твоих родителей ты стал мне сыном, - я искал тебя, но всё было тщетно. Пока однажды, спустя год после твоего исчезновения, мой слуга не сказал мне, что ты живёшь здесь, в стране варваров, в глухом лесу.

- Да, магистр, я и сам стал варваром. Уж прости мне моё непослушание. - Я снова сел на бревно.

- Что же произошло? - Луциан схватил меня за руку. - Почему ты поступил так?

- Хорошо, магистр, я расскажу тебе всё. Только прошу тебя: когда ты узнаешь, что со мною случилось, не осуждай меня, даже если не сможешь понять. И не говори в сердце своём: этот человек неблагодарный, или: он сошёл с ума, или: он подпал под чары злого кудесника, - потому что и первое утверждение, и второе, и третье одинаково далеки от истины, как луна далека от солнца, хоть оба светила путешествуют по одному небу.

- Обещаю не выносить скоропалительного приговора.

- Нет, магистр, обещай не выносить никакого приговора. Если, в самом деле, ты относишься ко мне как к сыну, постарайся принять услышанное любящим сердцем отца и отпустить меня на свободу.

- Обещаю. - В знак смирения Луциан поник головой.

Я поднялся на ноги.

- Магистр, если ты не против, давай расположимся вот под этой сосной, на мягком мху. Июль выдался знойным, не было дождей, и мох совсем высох. Полагаю, там нам будет удобнее.

- Конечно, мой мальчик.

Мы сели под сосну, и я начал свой рассказ:

- Александр пришёл в город под вечер и остановился на постоялом дворе Юлиана. Молодой, высокий, красивый, он, несмотря на ветхую одежду, резко отличался от прочих постояльцев, грубых, с испитыми лицами и потухшими глазами.

Когда служанка поставила ему на стол миску с жарким и кружку пива, он сказал ей:

- Позови сюда хозяина. Мне нужно кое-что сказать ему.

Юлиан подошёл к нему:

- Что ты хотел сказать мне?

- Если ты хочешь, чтобы твой сын остался в живых, - ответил Александр, - бросай всё и уводи его из Города.

- А что с ним может случиться? - испугался Юлиан.

- К утру он умрёт, если вы не уйдёте. Причём пешком, не взяв с собой ничего. И никогда больше не возвращайтесь сюда.

- А ты кто такой? - возмутился хозяин и выпятил грудь, но видно было, что ему страшно. - Не ты ли собрался убить моего сына?

- Я просто человек, - спокойно ответил Александр, - и я здесь не для того, чтобы убивать или миловать, а чтобы спасти кое-кого. Он живёт в Городе и рано или поздно я найду его. А тебе я мог бы ничего не говорить, но мне так жалко твоего сына...

- Послушай, ты кто такой? - воскликнул хозяин.

- Я же сказал: я человек.

- Так вот, человек, вставай и уноси отсюда свою задницу, а то я так тебя отделаю - мать родная не узнает! И чтобы я твою рожу здесь больше не видел! Тебе ясно?

Однако Александр даже не моргнул. Он спокойно глядел на хозяина и терпеливо повторял:

- Уводи сына из Города - иначе он умрёт.

- А ну пошёл вон! - закричал Юлиан. - Вы все слышали? - обратился он к сидящим за столами постояльцам. - Этот сукин сын не просто оскорбил меня - он угрожает расправиться с моим Марцеллином! Ах ты, грязный пёс!

Он ударил Александра по лицу, и тот повалился на пол. А рассверепевший Юлиан стал бить его ногами. И, скорее всего, убил бы, если бы его не схватили за руки и не оттащили от лежащего на полу, лишившегося чувств Александра.

Слуги отволокли избитого в конюшню и оставили там, а Юлиан до самой ночи не мог прийти в себя и пересказывал всем, кто согласен был его слушать, как грязный бродяга обидел его, порядочного гражданина.

А утром обнаружили, что десятилетний Марцеллин мёртв.

Первым порывом Юлиана было найти незнакомца, напророчившего его сыну эту ужасную участь, и безжалостно расправиться с ним. Но, поразмыслив, он решил, что благоразумнее было бы притянуть негодяя к суду. Однако и от этой мысли он отказался, так как в нём победила алчность, которую сам он гордо называл деловой жилкой. Юлиан подумал, что всё равно сына не вернуть, а вот бродягу можно использовать с немалой выгодой.

Искать Александра не пришлось - он всё ещё лежал в конюшне и, по словам конюха, был жив, но не приходил в себя.

Его перенесли в дом, отведя ему одну из каморок, предназначенных для бедных постояльцев, омыли и смазали ему раны, а когда, три дня спустя, он пришёл в себя, Юлиан собственноручно принёс ему куриного супа и краюху свежего хлеба. И обратился к нему с приторной улыбкой на заплывшем жиром лице:

- К сожалению, ты не захотел сказать мне своего имени, но это и не важно. Видимо, есть у тебя причины скрывать его.

- Я человек, - возразил сидящий на кровати Александр. Он медленно ел суп и глядел на Юлиана спокойно и доброжелательно.

- Хорошо, пусть так, - улыбнулся Юлиан ещё шире. - Меня эти дела не касаются. Скажи мне только одно: как ты узнал, что мой несчастный сын умрёт?

- Никак, - пожал плечами Александр. - Я просто знаю некоторые вещи.

- Умеешь предсказывать будущее?

- Я вижу будущее. Не всё, конечно, но кое-что мне открывается.

- Значит, ты пророк?

- Не знаю. Наверное. Никогда об этом не задумывался.

- Ты ешь, ешь, - Юлиан выдвинул из-под стола табурет и сел, думая только о том, как его обогатят предсказания этого удивительного человека. Не какая-то туманная, невразумительная болтовня площадного шарлатана, а настоящие пророчества! Труп сына только что был предан земле, а отец уже почти забыл о своём горе, его заворожило новое дело, в сотню раз более прибыльное, чем содержание постоялого двора.

- Послушай... Человек, - сказал он, взяв из рук Александра пустую миску и поставив её на стол, - я предлагаю тебе выгодное дельце. Ты будешь изрекать свои пророчества, а я - устраивать всё должным образом, собирать с клиентов деньги и выделять тебе десятину.

- Мне не нужны деньги, - ответил Александр.

- Пусть так. - Юлиан удовлетворённо потёр ладонь о ладонь. - Не нужны - и бог с ними. Мне больше достанется. Ты же будешь всегда сыт и доволен жизнью. Ни в чём не будет у тебя недостатка. Я буду заботиться о тебе как о родном брате. - Он заискивающе заглянул в глаза тому, которого три дня назад готов был убить. - Ну как, договорились?

- О чём?

Юлиан хлопнул себя ладонями по коленям.

- Я же только что сказал тебе: ты будешь предсказывать людям будущее, а я - заботиться о тебе. А нужны будут деньги...

- Но мне не нужны деньги. И ничего не нужно от человека, который не захотел спасти своего сына.

- Согласен, я поступил неразумно, в чём и раскаиваюсь. И у тебя прошу прощения за излишнюю грубость.

- У тебя ничего не выйдет.

- Почему?

- Ты упустил свою возможность.

- Так помоги мне ухватиться за новую возможность! Мы с тобой таких дел наворочаем! Сам Император будет завидовать нам. Ты не думай, я умею быть честным и благодарным, когда это мне надо...

- А мне?

- Что «мне»?

- Нужно ли это мне? И нужно ли это людям, с которых ты будешь брать деньги за то, что даётся нам даром? Или ты вознамерился продавать им их же будущее?

- Ладно! - Юлиан встал. - Подумай пока. Уверяю тебя, лучшего товарища в этом деле тебе не найти. Если хочешь - поспрашивай на рыночной площади: любой скажет тебе, что Юлиан надёжен как золото. А сейчас ложись и отдыхай. Поправляйся. Завтра поговорим об этом деле.

- Я не стану говорить с тобой ни о каком деле, - возразил Александр. - Твоё коварство погубит не меня, а тебя. Помни об этом.

- Это что, пророчество? - насторожился Юлиан.

- Нет, предупреждение. Зло близоруко и не видит, что ходит по краю пропасти.

- Но я-то не упаду?

- В ближайшие лет десять тебе нечего бояться.

- Вот и хорошо. Отдыхай до завтра.

- Завтра я уйду.

- Хорошо-хорошо.

Юлиан вышел из комнаты и, только когда закрыл за собою дверь, позволил себе согнать улыбку с лица, посеревшего от злости.

Утром, как только встало солнце, в каморку Александра ворвались двое городских стражников в сопровождении Юлиана, его жены Клавдии и двух постояльцев.

- Говорю вам, это он украл! - кричал Юлиан. - Обыщите его вещи! Проверьте постель!

Александр встал и с обычным своим спокойствием оглядел вошедших. Он не проронил ни слова.

Один из стражников подошёл к кровати, откинул подушку - а под ней обнаружились кошель и жемчужное ожерелье.

- Это моё! - воскликнула Клавдия.

- А кошель мой, - сказал Юлиан, - и в нём - двенадцать монет, и все они золотые.

Стражник высыпал монеты на стол:

- Двенадцать, - подтвердил он.

- Значит, ведём его к судье, - безразлично бросил другой стражник.

Юлиан подскочил к Александру и загородил его своим дородным телом.

- Нет, не надо к судье! - сказал он. - По закону, я имею право взять вора в рабство на семь лет. Или я в чём-то ошибаюсь?

- Не ошибаешься, - кивнул стражник. - Но в любом случае, твоё право должно быть утверждено судом. Так что не избежать слушания дела.

- Ну что ж, я готов. - Юлиан подошёл к столу, сгрёб монеты и ссыпал их в кошель. - К судье, так к судье. Дело верное, не так ли?

- Вернее не бывает, - подтвердил один из стражников.

Судья, обрадованный пяти золотым монетам, рассмотрел дело безымянного вора так спешно, что к обеду Юлиан уже вернулся домой, да не один, а с новым рабом, который, как он полагал, стоил сотни обычных невольников, а то и тысячи.

Плотники уже сколачивали во дворе клетку. Юлиан осмотрел её, удовлетворённо покачал головой, поцокал языком, поднялся в дом и запер Александра в той же каморке, где тот провёл последние три дня.

Он уже не улыбался, обращаясь к Пророку (такое имя дал он рабу), он стал его законным хозяином и добьётся от него послушания. Уговоры кончились. Этот дурак сам виноват: нужно было соглашаться на более чем выгодное предложение, а теперь пусть расплачивается за упрямство.

Но Александр, казалось, не расстроился, не погрузился в уныние и ничем не проявил своего недовольства. Он глядел на всё происходящее спокойными глазами мудреца, знающего, что всё в этом мире преходяще, особенно козни зла.

Эта-та безмятежность раба и пугала Юлиана. Он чувствовал в ней скрытую угрозу своему предприятию и даже своей жизни. Ведь человек, лишённый свободы, должен дрожать от страха, глядеть на рабовладельца побитой собакой или замкнуться в себе, отгородиться от внешнего, а этот гордец ведёт себя так, словно он знатный патриций, готовящийся произнести в сенате рутинную речь. Что у него на уме? Как заставить его лебезить перед хозяином?

Наконец, спустя два дня, клетка была готова. Рано утром Юлиан запер в ней Александра, завесил её холстами и решил устроить первое, пробное представление для домашних и друзей.

Во дворе поставили лавки, на которых расселись две дюжины человек, Юлиан подошёл к клетке и шепнул Александру:

- Ты готов?

Ответом ему было молчание.

- Если ты подведёшь меня, тебе не поздоровится, учти это, упрямец.

- Итак, достопочтенная публика, - обратился он к зрителям, - сегодня вы присутствуете на бесплатном представлении! На ваши вопросы будет отвечать настоящий Пророк. Он предскажет вам будущее. Разрешаю задать ему три вопроса. Кто первый?

- Выйдет ли моя дочь замуж за Октавиана? - вскочив с места, выкрикнул торговец Стефан.

- Ты слышал вопрос? - Юлиан сорвал холстину с передней стороны клетки.

Сидящий на полу Пророк медленно поднял голову и сказал:

- Твоя дочь беременна от твоего брата. Октавиан узнает об этом и откажется от помолвки.

- Что??? - Стефан побагровел в лице и вскинул в воздух кулаки. - Как ты смеешь, свинья!

Он вышел из ряда лавок и двинулся к клетке.

- Эй, полегче! - Юлиан преградил ему путь. - Ты получил ответ на свой вопрос - что тебе ещё нужно?

- Но он оскорбил меня и доброе имя моей дочери!

- О да! - подала голос Клавдия, сидящая в первом ряду. - Имя этой девицы очень хорошо известно среди тех, кто носит штаны.

Раздался хохот. Люди стали переглядываться, им явно понравилось представление. Только Медея, дочь Стефана сидела, низко опустив голову и прижав ладони к лицу.

Стефан подбежал к ней.

- Это правда?

Она молчала.

- Правда ли то, что сказал этот человек? - Он стал трясти её за плечи.

Она обмякла и повалилась ему в ноги. Он сел на корточки. Она что-то шепнула ему на ухо, после чего он помог ей подняться и увёл со двора, прочь от позора.

- Кто-нибудь ещё хочет задать Пророку вопрос? - спросил зрителей Юлиан.

- Я хочу! - выкрикнул молодой человек из третьего ряда. - Женюсь ли я на самой красивой в мире девушке?

- Женишься. Через полгода, - ответил Александр.

- А сколько детей народится у нас?

- Э нет! - замахал руками Юлиан. - Второй вопрос от одного и того же лица - платный.

Юноша подошёл к хозяину и сунул ему в руку монету.

- Отвечай! - велел тот Пророку.

- У вас родятся трое, но только одна девочка выживет. Так что тебе придётся усыновить племянника.

- А буду ли я счастлив? - Юноша дал Юлиану ещё одну монету.

Однако Пророк молчал.

- Почему ты не отвечаешь? - возмутился хозяин.

- Потому что этот человек не знает, о чём спрашивает.

- Как это я не знаю?

- Тебе неведомо, что такое счастье. И ты до самой смерти так и не узнаешь этого.

Юноша с сомнением покачал головой и обратился к Юлиану:

- Отдай мне одну монету.

- И не подумаю.

- Но он не ответил на мой последний вопрос!

- Ответил, и довольно вразумительно.

- А, да ну вас! - отмахнулся юноша и ушёл, бормоча что-то себе под нос.

- Итак, уважаемая публика, - провозгласил Юлиан, - кто ещё спросит нашего Пророка? Ручаюсь вам, все его предсказания сбываются. Остался последний вопрос.

- Позволь мне! - поднялся с места пятидесятилетний торговец рыбой Антоний.

- Прошу тебя!

- Доживу ли я до семидесяти лет?

- Не доживёшь, - ответил Александр. - Ты умрёшь в возрасте шестидесяти пяти.

- И это неплохо, - вздохнул Антоний.

- Итак, представление окончено! - Юлиан вывел Пророка из клетки и повёл в дом, внутренне ликуя и дрожа от предвкушения невиданных барышей.

Однако надежды его рассыпались в прах после четвёртого представления. Пророк изрекал только мрачные предсказания: о смертях, болезнях, переломах, выкидышах и прочих пугающих вещах, что очень скоро отпугнуло публику. Никто не хотел знать, что с ним случится нечто плохое. Люди надеялись услышать о том, как счастливы будут они и их потомки, а Пророк, как назло, упорно не желал обнадёживать их и, казалось, нарочно вселял в их сердца тревогу и неуверенность в завтрашнем дне.

И ни у кого не возникло мысли спросить у Александра совета, как избежать предсказанного несчастья.

Юлиан понял, что его блестяще начатое дело разваливается на глазах. Он рассвирепел.

- Если ты будешь продолжать в том же духе, - кричал он, ворвавшись однажды утром в его каморку, - то я прикажу хлестать тебя ремнями! Да я и сам с превеликим удовольствием переломлю палку о твои вонючие ноги! Ты должен...

- Ничего я тебе не должен, - покачал головой Александр.

- Если ты мне ничего не должен, - Юлиан брызгал слюной ему в лицо, - то и я не обязан кормить тебя. Я трачу на тебя свои деньги и имею право на возмещение убытков...

- Ты имеешь право только на то, что в тебе, - спокойно возразил Александр. - Но, поскольку то, что в тебе, остаётся для тебя тайной за семью печатями, ты хватаешь чужое и объявляешь его своим.

- Оставь при себе эти мудрёные речи! - отрезал Юлиан и сделал ещё одну попытку добиться своего увещеваниями и уговорами. - Послушай, ну ради всего святого, время от времени давай людям надежду на счастье. Что тебе стоит побаловать их добрыми предсказаниями?

- Я бы и рад обнадёжить их, но не умею лгать.

- Неужели ничего хорошего ты не видишь в будущем?

- Ты лишил меня свободы, посадил в клетку, окунул в жижу своего зла, лишил радости и ждёшь от меня светлых пророчеств? - Лицо Александра тронула печальная улыбка. - Но я так не могу! Яд твоих страстей отравил мою душу, и она не в состоянии разглядеть в будущем ничего хорошего.

Юлиан растерялся:

- Но если я выпущу тебя на свободу, ты ведь уйдёшь?

- Конечно, уйду. Я же человек, а не сундук.

- Пропади оно всё пропадом! - Ладонями хлопнув себя по бёдрам, Юлиан выбежал из каморки.

Он понял, что проиграл. Бить Пророка бесполезно, пугать и умащивать тоже не имеет смысла. Продать? Много ли возьмёшь за такого худосочного?

Его тяжёлые думы прервала Клавдия:

- Император срочно вызывает тебя во дворец.

- Меня?

- Да, и немедленно. И велит привести к нему этого... Пророка.

- Любопытно! - встрепенулся Юлиан. - Понятия не имею, что это значит, но похоже, не всё ещё потеряно. Передай посланцу Императора, что я уже бегу.

Юлиан велел слугам хорошенько отмыть Александра и прилично одеть, да и сам нарядился, как будто на праздник.

Кроме Императора в приёмном зале был его племянник Тит, друг Тита небезызвестный тебе Марк и я, пришедший вместе с Марком поглазеть на Пророка. Я впервые был допущен ко двору и дивился простоте и в то же время утончённым манерам Императора. Да что я тебе рассказываю - ты и сам частенько бывал там, лучше моего знаешь...

- Знаю, Луциан, не отвлекайся.

- Так вот, когда мы с Императором и его племянником спорили о природе божественной и вещественной, привратник доложил, что явился хозяин постоялого двора со своим рабом.

- Посмотрим, что это за Пророк, - сказал Император.

В зал вошли двое: один - толстый, неотёсанный, а другой - высокий, стройный, с благородными чертами лица.

- Подойди ближе, - обратился к высокому человеку Император. - Как я понял, это ты - небезызвестный Пророк?

- Я, - ответил тот, приблизившись к нам.

- Садись, не стесняйся. - Император жестом указал ему на лежанку, стоящую напротив той, на которой сидели мы четверо. - Угощайся, фрукты свежайшие, утром ещё висели на деревьях. А виноград - просто чудо.

- Благодарю. - Александр взял из вазы, стоящей на столе, гроздь белого винограда.

- А ты погуляй пока по двору, - махнул Император Юлиану, который мялся у двери. - Или на кухню ступай, пусть тебя накормят. - Он обратился к Александру: - Я слышал, ты предсказываешь будущее?

- Предсказывал, - возразил Александр. - Но после того как Юлиан несправедливо обвинил меня в краже и взял в рабство, я могу предсказывать только плохое.

- А ну-ка расскажи, как всё было! - оживился Император. - Как этот негодяй смог обмануть того, кто знает то, что будет?

Александр рассказал обо всём, а в конце добавил:

- Мне было известно, что он подложит мне под подушку свой кошель и ожерелье жены.

- И ты допустил это? - изумился Император.

- Допустил.

- Но для чего?

- Чтобы поскорее встретиться с Руфом.

- С каким Руфом.

Александр кивнул в мою сторону.

- Со мной? - сорвалось у меня с губ.

- С тобой.

- Вы знакомы? - спросил нас Император.

- Нет, - покачал я головой.

- Мы не знакомы, но близки, - ответил Александр.

- Как такое возможно? - Император развёл руками. - Вы родственники?

- Нет, мы не родственники по плоти - мы родные души.

- В каком смысле родные?

- Это трудно объяснить, - уклончиво проговоил Александр.

- Прошу, просвети нас, - сказал Император. - А то мы тут зашли в тупик, обсуждая реинкарнацию и прочие измышления Пифагора и Платона. Возможно, мы чего-то не понимаем?

- Это не понимать надо, а видеть и чувствовать, - возразил Александр. - Разум бессилен проникнуть в высшие сферы. Он может лишь уподоблять высокое низкому, а это ложный путь. Что же касается родства душ, то Пифагор в этом вопросе не помощник. Понимаете, друзья, когда, зачатые в любви, не просто в любви, а в любви высшего порядка, рождаются близнецы, бывает так, что их души уподобляются друг другу, в них загорается один и тот же огонь, как отражение солнца в двух каплях росы. Обычно после смерти таких близнецов их души стремятся снова родиться близнецами и Бог даёт им такую возможность. Но случается и так, что один из них умирает намного раньше другого, душа умершего не выдерживает долгого ожидания и реинкарнируется, тогда другой ничего не остаётся, как в свою очередь переселиться в чьё-нибудь тело. Таким образом они надолго теряют связь друг с другом и страдают от этого. Ищут друг друга, и редко случается так, что они воссоединяются.

- Ах вот оно что! - воскликнул обрадованный Император. - Как я понял, Руф и ты - две души-близняшки, и ты нашёл того, кого долго искал?

- Более тысячи лет были мы в разлуке, - подтвердил Александр.

- Как это любопытно! - сказал Император. - И как трогательно! - Птолемей! - крикнул он.

В зал вошёл высокий, широкоплечий человек в белой тоге.

- Птолемей, - немедленно отыщи Юлиана, хозяина постоялого двора, он отирается где-то здесь, во дворце, и гони его в шею. И скажи ему, что я купил у него раба по имени Пророк. И заплатил ему деревянный сестерций. А если эта цена покажется ему недостаточной, я согласен бесплатно предоставить ему место на галерах. Так и передай.

- Ты свободен, - обратился Император к Александру. - Можешь возвращаться туда, откуда пришёл или оставаться в Городе с Руфом, раз уж вы нашли друг друга...

- Прости, дядя, - сказал Тит, - но разве ты не хочешь узнать у Пророка, что ждёт тебя в грядущем?

Император поднялся на ноги, и мы тоже встали.

- Нет, дорогой мой, - решительно покачал он головой. - Я, конечно, многого не знаю, но я не такой глупец, чтобы знать своё будущее.

Так мы познакомились, я и Александр.

Я отвёл его к себе домой. До поздней ночи мы говорили с ним, я рассказывал ему о себе, слушал удивительную историю его жизни, которую, к сожалению, не могу поведать ни тебе, магистр, ни кому другому, так как эту тайну он доверил только мне. Но, уверяю тебя, Александр - человек необыкновенной судьбы...

- Скажи, мой мальчик, - перебил меня Луциан, - ты остался с ним только потому, что, как он утверждает, ваши с ним души родственны?

- Нет, не поэтому. Вернее, это и есть корень причины, но ты ничего не поймёшь, если я не объясню, в чём тут дело.

Итак, поздно ночью мы легли спать, я быстро уснул, но меня разбудили громкие крики Александра. Мы спали в разных комнатах, и всё равно я слышал его голос так же отчётливо, как если бы мы лежали в одной постели.

Я вскочил на ноги, взял лампу и вошёл в комнату, где разместил гостя. Глаза его были закрыты, он метался по постели, но при моём появлении проснулся и посмотрел на меня с улыбкой младенца.

- Кошмар? - спросил я.

- Нет, - ответил он, - на этот раз нет, сон был приятным. Я видел себя мальчиком лет десяти, ты тоже там был, такой же маленький, как я. Мы бегали с тобой по лугу: гонялись за зайчонком. Я кричал: не лови его, пусть убегает! А ты, вероятно, не слышал меня и с громким смехом продолжал погоню. Даже удивительно: давно не снилось мне ничего подобного. Уверен в том, что кошмары оставили меня именно потому, что я нашёл тебя. А раньше они истязали меня каждую ночь. Я видел будущие мучения людей, смерти, предательства, кровавые сражения... И ничем не мог помочь этим несчастным...

- Но почему не мог? - Я поставил лампу на стол и сел на кровать. - Ты мог бы найти способ прежупреждать людей об опасности...

- Нет такого способа, - невесело усмехнулся Александр. - Когда я предсказывал им нечто хорошее, они ничего не делали для взращивания доброго плода, а просто ждали, когда он сам упадёт к ним в руки. И не хотели слушать о плохом. Ты ведь знаешь, что стало с сыном Юлиана и со мной, когда я предсказал ему смерть Маруеллина и даже посоветовал, как избежать беды. Я был один, Руф, один среди кошмаров.

- Но почему ты убеждён в том, что встреча со мной повлияла на твои сны?

- Не только на сны, Руф. Я больше не вижу будущего. Ни твоего, ни своего, ни чьего бы то ни было. Это случилось во дворце Императора. Как только я увидел тебя, я словно ослеп, и когда Тит предложил Императору узнать будущее, я испугался: я же ничего не смогу сказать ему. Но он оказался благоразумным человеком.

- Но почему это произошло?

- Приложи ухо к моей груди, - сказал Александр, - и нащупай пульс на своей руке.

Я сделал, как он сказал.

- Слышишь моё сердце? - прошептал он.

- Слышу.

- Чувствуешь биение своего?

- Чувствую.

- Они бьются в унисон, не так ли?

- Так! - обрадовался я. - Действительно, как будто это одно сердце!

- Это потому что, как я уже говорил, у нас с тобой родственные души. Твоё сердце вторгается в мою жизнь, твоя душа обнимает мою душу, защищает её и от вторжения в неё будущего, и от всего злого и наносного.

- Вот почему ты меня искал?

- Нет, не поэтому. Я искал тебя потому, что душа хотела воссоединиться наконец со своей потерянной сестрой, а дар пророчества помогал ей в поисках. Теперь же, когда она нашла то, что искала, этот обременительный талант ей больше не нужен.

- Значит, ты останешься со мной, - сказал я, - станешь моим другом, чтобы наши души больше не разлучались?

- Боюсь, я не смогу остаться в Городе.

- Но почему?

- Здесь так много несчастных. Моя душа слишком чувствительна, она хоть и ослепла, но продолжает улавливать чужие боли. Думаю, в своём тысячелетнем блуждании в поисках потерянной сестры она настолько истончилась, оголилась, что страдание всякого встречного заставляет её дрожать и корчиться. Думаю, по этой причине она и приобрела способность предвидеть то, что будет. - Александр помолчал несколько мгновений. - Увы, Руф, не смогу я долго находиться в Городе.

- Но почему моя душа не претерпела подобных изменений? - спросил я.

- Она тоже изменилась. Просто не получила ещё особых даров. Возможно, для того, чтобы ты, подобно мне, не бежал в поисках родственной души - ведь в таком случае, мы оба могли разбежаться по разным концам земли, - а спокойно ждал моего появления в твоей жизни...

- Но какой смысл во всём этом, если ты всё равно не намерен оставаться здесь?

- Я надеялся, что ты уйдёшь со мной.

- Куда?

- Туда, где нет людей, как можно дальше от кошмаров этого мира.

- Но Город - это моя жизнь, и другой мне не нужно! - воскликнул я, вскочив на ноги. - Нет, никуда я не уйду. В Городе - моя Академия, магистр Луциан, друзья, надежды на блестящее будущее...

Я вошёл в свою комнату, лёг и попытался уснуть, но сон не приближался к моему взволнованному сердцу. Оно гремело в груди, оно бесновалось. Я пытался успокоиться, думать о чём-то приятном, но грохот крови в висках был невыносим. И тогда я подумал, что, если моё сердце так разбушевалось, то и Александру его сердце, точно такое же, как и моё, не позволяет уснуть.

Мне стало не просто тревожно, но горько и страшно. Неужели я попал в зависимость от человека, с которым познакомился всего несколько часов назад и притом случайно? Но случайно ли? Если он тысячу лет шёл ко мне, то, наверно, я ждал его, только он это сознаёт, а я не помню, потому что слеп и глуп, как новорождённый котёнок.

А теперь он уйдёт и вернётся в кошмары, и его беспокойная душа снова погонит его ко мне навстречу, в Город, он снова попросит меня уйти с ним, я снова не соглашусь, потому что не хочу отрываться от того, к чему привык... И в таких бесплодных попытках двух душ обрести единство пройдёт ещё тысяча лет, потом ещё и ещё... Мы будем страдать, но при встрече всегда находить вескую причину разойтись...

- Мне больно, - сказал я, войдя в комнату Александра.

- Мне тоже больно, - отозвался он. - Но не переживай: утром я покину Город, твоя боль постепенно уляжется, ты вернёшься к привычным занятиям и хлопотам, женишься, у вас родятся прелестные детишки, ты состаришься, станешь магистром и советником Императора...

- К тебе вернулась способность видеть будущее? - Я сел на кровать.

- Нет, Руф. Просто это обычная биография талантливого человека, вроде тебя.

- Нет, этого не будет, - уверенно произнёс я, - никогда этого не случится... Ведь не только ты будешь искать меня, но и я, узнав о твоём существовании и вкусив твоей души, отправлюсь на твои поиски. Я только что вспомнил одну вещь... Нет, не из этой жизни, а из прошлой... Я вспомнил ужас тоски. Я тоже искал тебя, Александр! О, как же мне было больно! И эта боль вернулась ко мне, в эту жизнь. И будет возвращаться снова и снова, к тебе и ко мне, если мы однажды не остановимся. Да, я согласен: когда ты уйдёшь, мне удастся забыть тебя, вернее, покрыть твой образ снегом равнодушия, всё в моей жизни будет хорошо, магистр Луциан и Император помогут мне, я женюсь, я буду счастлив... Но вот что страшно: из-под снега забвения рано или поздно пробьются подснежники воспоминаний. Я буду тосковать по тебе, думать о том, как ты тщетно ищешь меня в пустыне призраков и кошмаров... И однажды я не выдержу. Моё счастье, так старательно вышитое на канве одиночества, схватит меня за горло и станет душить. И я побегу искать тебя. Потому что этого хочет моя душа, этого хочет твоя душа, этого хочет наш Бог.

Вот так, магистр, я решился уйти вместе с Александром. И не жалею об этом.

- Я рад за тебя, мой мальчик. - Луциан встал. - Проводи меня до дороги. Там меня ждёт колесница. Я больше не потревожу тебя, хоть и буду скучать...

- В таком случае, оставайся здесь. Ты уже стар...

- Вот именно. Я уже стар, и мне поздно менять свою жизнь. Академия - всё, что у меня осталось. Ты нашёл себя, Руф. А сколько молодых дурачков, в кого я должен вложить знания, чтобы им было легче искать...

Магистр уехал, а я вернулся к хижине. И увидел Александра: он выходил из леса с корзинкой. Я с радостью бросился к нему, словно мы не виделись целый год.

- Смотри, сколько грибов я нашёл на болоте! - улыбнулся он мне.

Вот ради чего остался я с ним: ради этой его невинно-нежной улыбки! Если бы я мог объяснить это Луциану! Нет, он не понял бы меня. Этот старик понимает только то, что можно написать словами.

Но, может быть, найдётся читатель, который согласится со мною, потому что и ему знакома эта тоска - боль души, ищущей свою потерянную сестру?

Декабрь 2021