Сезон охоты давно открылся, а Василию Григорьевичу всё нездоровилось. Он хорошо знал окрестные места, богатые ручьями и озёрами, и часто хаживал с друзьями на уток, но этой осенью охотиться почти не получалось – друзья в большинстве оказались заняты, да и проклятое недомогание каждый раз усиливалось утренними туманами и сыростью болотистых берегов. Поздним утром Василий Григорьевич не спеша позавтракал, потом взял этюдник и вышел на простую прогулку.

«Хороший день. Нравится мне пасмурная погода, когда нет теней. Контуры чёткие, каждая травинка видна в подробностях. А воздух какой свежий! И почему большинство не любит осень? Кто это там? Охотники? Трое. Лопочут непонятно. Боже правый, какие уродцы! Хорошо, что взял этюдник, а не ружьё. Зарисовать надо – память такое точно не сохранит. А может, зря не взял ружьё…»

– Так вот, уважаемые. Летим мы, значит, с дружками в дальнем космосе. Скука та ещё. В иллюминаторах чернота. Уже и оружие сто раз перечистили, и байки все перетравили, а до планетки той, куда собрались, ещё столько световых лет, что считать никаких пальцев не хватит. И вдруг капука!
– С чего это капуке ошиваться в дальнем космосе? Там и жрать-то нечего.
– Да, помолчи ты! Дай сказать. Дальше что?
– Жрать нечего, да. Наверное, поэтому она и была такая злая. Слюной в иллюминаторы брызжет, куснуть хочет.
– Неужели такая большая, что на космолёт кинулась?
– Большая – не большая, а антенну отгрызла. Капуки – они, когда голодные, с ума сходят, астероид готовы проглотить и приставучие, сил нет. Так значит, вместе с отгрызенной антенной исчезла и вся наша скука…

– Смотри, в кустах кто-то есть!
– Ба, да это местный! Что он там делает? Фотографирует, что ли?
– Нет, фотографы с фотоаппаратом, а этот с этюдником… этюдничает, хи-хи.
– Художник! Точно он. Эй, сударь, дичи хочешь? Зайка есть, уточка!
– Молчит. Наверное, не хочет.
– Ну, тогда мы это… кх-кх-кх…
– Ты зачем газы выпустил? У него ж амнезия будет!
– Так с ними и надо. Наэтюдничает опять… Ты наши индейские портреты видел? Ужас! Художники хреновы…
– Ладно, посидели и хватит.
– Подожди! А дело-то чем кончилось?
– Чем-чем… В морду гиперлазером, и отстала она.
– Вот бы на такую тварь поохотиться! А то здесь мелочь одна.
– Зато близко и климат приятный. На выходные в самый раз.
– А местные не обижают?
– Нет. Они не принимают нас всерьёз, думают, что мы – видения… или привидения, как-то так.
– Они сами, между прочим, заядлые охотники – хлебом не корми, дай пострелять.
– А-а…

«Где это я? Из дома рано вышел, а вечереет уже. Странный этюд у меня получился. Когда я его нарисовал? Ничего не помню. Фигуры какие-то, охотников напоминают… А сюжет неплох! Может получиться стоящая картинка. Назову «Охотники на привале». Надо бы только натурщиков ладных найти. Собственно, зачем искать? Друзья-товарищи – Кувшинников да Бессонов, и молодого к ним кого-нибудь. Хороша идейка!»

Василий Григорьевич остановился и поправил воротник. Становилось холодно. «Загулялся я совсем, а где был, что видел, и не вспомню – старею, наверное. Веди-ка, тропиночка, домой, стемнеет скоро, не очень весело будет дорогу искать под звёздами.»

Аапми стоял перед чистым экраном и в смущении поглаживал электронной кистью заднее ухо. «Поохотились знатно, впечатлений полный мозг, а на холст положить нечего. Это всё Шрпзин – пустозвон проклятый. Только и знает, что болтать о своих нелепых приключениях.» Он сосредоточился и провел кистью по экрану. На светлом поле появился инопланетный пейзаж. Следующим движением Аапми изобразил серое ушастое существо, сиротливо позирующее на фоне кустарника. «Фальшиво! Глупо и неправильно! Вот же балабол – никогда не даст мыслям правильно уложиться! Как можно живописать, когда всё время поминаешь эту дурацкую капуку?» Ушастик был решительно стёрт, пейзаж без него стал однообразно унылым. «А что если на первом плане изобразить того местного?» Очередной мазок вывел контуры художника, прячущегося среди жидких веток. «Ведь неплохо смотрится! Жаль, уродлив, как все аборигены, но весьма колоритен. К тому же букашки-козявки публике малость поднадоели. А этот друг, если анимировать, будет очень необычен. «Художник на охоте». Ха! Даже название само пришло.»

Через месяц по международному времяисчислению анимированное полотно «Художник на охоте» завоевало второе место на престижном конкурсе. Первое место заняла «Злая капука» кисти Шрпзина. Он и Аапми по этому поводу разругались в пух и прах и никогда больше не летали на охоту вместе.

Мужчина и мальчик лет восьми, оба одетые в аккуратные провинциальные курточки, бродили по Третьяковской галерее, стараясь осмотреть до отхода ярославской электрички как можно больше.

– Папа, смотри – это же наша картина «Три охотника»!
– Называется она «Охотники на привале». Это настоящая картина, у нас висит копия.
– В смысле? Эта настоящая, а у нас неправильная?
– Правильная! Просто эту картину давным-давно придумал и нарисовал большой художник, и так она всем понравилась, что он скопировал её, копию продал и заработал денежек, а потом художники поменьше сделали ещё много копий и тоже продали. Но настоящая, первая картина одна, и хранится она здесь.
– Трудно нарисовать картину?
– Трудно. Надо купить холст, краски, кисточки и талант иметь.
– Зачем тогда рисовать охотников? Можно сфотографировать!
– Сынок, я тебе как-нибудь потом всё объясню.

Астральный клон Аапми стоял за их спинами, пытаясь угадать себя в нарисованной троице. «Бородатый! Не… Я тогда был моложе. А на молодого справа и близко не похож… Зря Юмтсн аборигену память уничтожил. Сейчас любовался бы нашими портретами, ностальгировал. Он свою телесную оболочку давно уж в зеркале не наблюдал – аккурат с тех пор, как её капука проглотила. Сразу после того случая и скушала. Да-а… Тот местный, видимо, хороший художник, если его картину до сих пор разглядывают, да ещё и копии вешают дома. Надо будет как-нибудь найти его призрак, пообщаться на равных. Мои картинки тоже до сих пор демонстрируют на терминалах – красивые, говорят, не сравнить с мазнёй этого карьериста Шрпзина. Время – лучший судья.»

Клон ещё немного постоял, потом со вздохом переместился в другой континуум. Призрак Василия Григорьевича понаблюдал за этим процессом, в миллионный раз оглядел своё творение с гостевого диванчика и, устроившись поудобнее, предался воспоминаниям. Тепло, удобно и вечность впереди. Почему бы нет?