Жирафы – очень умные и красивые существа (нет, не животные, а именно существа), потому что они в некотором роде инопланетяне, но не раскрывают это. Они прилетели к нам давным-давно и поселились у нас на Земле. Андрюшка это сразу понял, когда впервые увидел их в книжке. У них есть рожки, как маленькие антенны, чтобы они могли разговаривать между собой на недоступной для человеческого уха частоте. А еще они почти не спят – им хватает меньше двух часов, а когда появляются детеныши – десяти минут в день. Об этом он вместе с мамой прочитал в интернете и еще больше убедился в том, что жирафы прилетели из Космоса.

Жирафика Альку принес папа на Андрюшкин девятый день рождения, чем сильно удивил маму, потому что подарил не робота, не бластер, и не радиоуправляемую машинку. Папа сказал, что у жирафов большое сердце. Сначала Андрюшка подумал, что он говорит о размере, и был прав, потому что у них и по правде самое большое сердце. Но потом понял, что папа говорил о них как о людях – очень добрых и благородных. Мама как-то странно посмотрела на него и крепко обняла. И он ее тоже. А потом взял на руки сына с жирафом Алькой и они обнялись все вместе. Только мама почему-то плакала. Андрей понял "почему" через несколько дней, когда папа весь в камуфляже зашел к нему в комнату, чтобы попрощаться и сказать важные мужские слова о том, как ему с мамой жить дальше вдвоем.

В середине лета над городом начали летать ракеты ПВО, оставляя в небе белый шлейф дыма. Гулявшие во дворе ребята широко распахнутыми глазами следили за ее попаданием и черным дымом от сбитого снаряда, радуясь, что «наши победили». Белая как мел мама, прибежавшая с работы, отвела сына домой, крепко взяла за плечи и, глядя в его серые глаза, строго настрого наказала при звуках воздушной тревоги немедленно бежать с улицы домой и прятаться в ванной комнате, потому что там нет окон и можно закрыть дверь, чтобы уберечься от осколков. Потом, когда ракеты ПВО не всегда успевали сбить снаряды, и они начали попадать в дома, стало страшно. Очень сильно страшно, потому что все стало по правде, а не как в кино – дома по-настоящему рушились, а люди умирали. Оцепеневший Андрюшка молча стоял около площадки, где раньше был дом, а сейчас большие машины зачерпывали железными ковшами чьи-то на веки вечные убитые миры, а мэр города говорил по телевизору, что на этом месте построят спортивную площадку для ребят и разобьют парк.
Город продолжал жить своей повседневной жизнью, но когда душевынимающе начинала выть сирена воздушной тревоги, улицы пустели, напоминая постапокалиптические кадры фильмов. Теперь, когда начиналась стрельба, Андрюшка хватал фонарик, телефон, Альку, плотно закрывал дверь и сидел в темной ванной, вжавшись спиной в стиральную машину. «Если не думать о страшном, то это похоже на грозу, - объяснял он сидевшему у него на коленях жирафику. – Не бойся, Алька, еще немного погремит, и снова можно будет идти гулять с ребятами. Но перед глазами стояли, разбросанные в пыли на руинах дома, игрушки – как улитки без домиков-ракушек, умиравшие под лучами солнца. Не выдержав гнетущей тишины в промежутках между близким грохотом взрывов, вздрагиванием стен дома и звоном стекол, Андрей добавил к хард-року жизни свою вокальную партию. Сначала не громко, он постепенно вышел на предел возможности голосовых связок.
- Андрюшка, всё! Слышишь? Посмотри на меня. – Мама пыталась остановить дрожавшего от крика сына, продолжавшего яростно играть на воображаемых ударных. – Всё, малыш, всё. Уже всё закончилось. Иди ко мне.
Как в детстве, когда он не мог успокоиться, она накрыла его большим махровым полотенцем и крепко прижала к себе продолжавшего вздрагивать всем телом Андрюшку. Тихо напевая и глотая слезы, она укачивала его обезумевшую от страха душу. Уложив затихшего сына в постель, она пошла собирать сумки.

***
В середине августа они приехали к деду в небольшой провинциальный городок, откуда еще не ушло лето, но утренняя свежесть прозрачно намекала на приближении осени. Здесь белый след в небе оставляли серебристые точки пассажирских авиалайнеров, тишина и безлюдье улочек были наполнены стрекотом кузнечиков, а бомбочки взрывались фонтаном брызг под веселый смех прокопчённых за лето ребят и визг девчонок, прыгавших с перил мостков в неспешно текущую реку.

Мама записала Андрюшку в школу, в которую с рюкзаком за спиной бегала когда-то сама. С тех пор густо разрослись клены в школьном дворе, появилась яркая игровая площадка с горками и лазалками для неугомонной малышни. В пустых и гулких коридорах также пахло свежей краской, и изредка слышались голоса тех, кто готовил ее лоно к приему ребятни, которую школа взрастит, наполнит, выпустит, но не забудет.

От мамы Андрюшка знал, что о папе давно не было известий. Она пыталась улыбаться и с бодростью в голосе говорить, что все обойдется и надо просто подождать еще немного, но в конце сентября, обняв сына и наказав ему слушаться деда, уложила вещи и поехала домой. Андрей умолял маму взять его с собой и клялся, что он уже вырос и больше никогда ничего не испугается. Со звоном в голосе он убеждал, что обещал папе помогать и защищать ее. Он ревел и кричал, что она бросает его здесь одного и, что он, оказывается, ей совсем не нужен. Мама обнимала и плакала вместе с ним, но была непреклонна в своем решении. С сухими глазами Андрей проводил ее до автостанции, а потом смотрел, как автобус увозит ее через мост на другой берег. Он любил мосты, потому что они всегда соединяли то, что само по себе вместе быть не может. Но сейчас мост стал зоной отчуждения, ничейной землей, разделявшей противоположные берега, где с одной стороны осталось глухое одиночество, с другой – вся остальная жизнь Андрея.

***
Елена Александровна – первая школьная мама 3А класса. Высокая и статная, как большой корабль ходила между рядами, помогая осваивать язык, обживаться, налаживать связи в непростой и единственно главной для ее вихрастых архаровцев и маленьких принцесс науке – Жизнь. Ее ребята легко приняли этого большеротого, с близко посаженными глазами, малоразговорчивого мальчишку с душой, как натянутая до звона струна. Они вместе играли в салки и по коридору неслось: «Андрюха вОда!», гоняли за разноцветными прыгунами, катались по перилам и, понурив голову, сипло обещали: «Мы больше не будем». На уроках Андрюшка бегло читал и грамотно излагал мысли, слушал и слышал объяснения Елены Александровны, но при этом она видела, как карандаши и ручки в его пальцах бешено мелькали в безумной джазовой импровизации. Однажды она попросила положить их в пенал и, когда пальцы замерли, Андрюшка превратился в сломанного робота с планеты Шелезяка. Бешеная скорость пальцев сменилась медленной резкостью рук и тела, он беззвучно открывал и закрывал свой большой рот, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону или наклоняя ее почти до самой парты.
- Открываем тетради, пишем число и «классная работа», - резко оборвав объяснение, Елена Александровна дала ребятам письменное задание.- Андрей, бери ручку и пиши, слышишь меня?

В преддверии нового года школа преобразилась: серебристый и голубой свет стекал с сосулек, украшавших карниз крыльца; на больших окнах белые бумажные олени несли сани с дедом Морозом над заснеженным городом. Золотые звезды сияли над мальчишками, скользившими на коньках и девочками, которые ловили ажурные снежинки. На окнах третьеклашек под флажками и гирляндами стояла новогодняя елочка, а вокруг ждали своего часа праздничные коробки, кульки и конфеты. В чуткой, живой тишине класса ребята по-очереди читали рассказ о рождественской девочке, потерявшей папу, а вместе с ним весь свой привычный счастливо-безоблачный детский мир. Историю о семилетней Жене, столкнувшейся с нуждой, горем, беспомощностью, отдавшей последнее и самое дорогое, что у нее осталось от «той» жизни, ради помощи больной маме. Андрюшка читал об обычных людях, не растерявших человечность в суетности жизни, простые поступки которых смогли исполнить мечту и подарить маленькие рождественские чудеса почти потерявшей надежду девочке. А Елена Александровна, сидевшая рядом, тихонько гладила по спине успокоившегося мальчишку, погруженного в недетские мысли.

***
Легкая снежная пыль, искрясь в ярких лучах пока холодного солнца, парила в воздухе. Как когда-то много лет назад, когда Андрюшкина мама была тощей егозой, дед еще с осени присмотрел небольшую пушистую елочку. За неделю до нового года, взяв санки, топор и веревку, он вместе с внуком отправился в лес. Деревья сомкнулись под тяжестью снега над лесной дорогой. «Как мамин платок - тонкий, как кружево, но теплый», - думал Андрюшка, глядя на переплетение веток пушистых от инея. Он попал в голубой полумрак снежной галереи, из-за поворота которой бил яркий свет. Дойдя до конца, они с дедом вышли на небольшую поляну, окруженную могучими елями. Великаны в белых парадных доспехах, слегка наклонив головы, сверху вниз смотрели на замершего мальчишку: «Как лесное воинство». А внизу на поляне торчала из сугробов молодая поросль: та, что повыше – с нахлобученными на глаза зимними шапками, а те, что поменьше – укутанные в теплые пушистые одеяла с головой, погрузились в сон, до весны накапливая силы. Почти в центре поляны стояла юная елочка в пышном зеленом платье с легкими, искрящимися от солнца воланами.

Дед, оставив санки на дороге, пошел вброд по снежной целине. Дойдя до елочки, большими валенками начал утаптывать снег вокруг нее.
- Деда Миша, может не надо?
- Чего не надо? – беря с санок топор, удивился дед.
- Давай оставим ее здесь…
Дед с недоумением посмотрел на внука.
- Не нравится что ли?
- Она одна здесь такая, как младшая сестренка у лесного воинства… - и помолчав, добавил. – Она будто их любимица, которую они оберегают.
Словно в подтверждение его слов над головой резко вскрикнула сойка и сорвавшийся с веток снежный сугроб с глухим ударом упал недалеко от них. Усмехнувшись, дед снял большие меховые рукавицы и молча прикурил. Посмотрел на могучие ели, юную лесную красавицу, внука.
- Так чего, без елки, что ли новый год встречать будем?
- Давай веток наломаем и поставим в ведро с водой. Тоже ведь елка…, а эта пусть здесь останется.
«Вот ведь, весь в мать, - прищурив глаз от солнца, мороза и табачного дыма, подумал дед. – Той тоже елочку жалко стало, когда однажды взял ее в лес».

***
За несколько дней до праздника дед слазил на чердак и принес пыльную коробку с новогодними украшениями, которую за ненадобностью перестал доставал с тех пор, как его Маруся ушла из этого мира. Внук, ни разу не видевший стеклянные елочные игрушки, затих над коробкой. Затаив дыхание, он перекладывал ярких попугаев на прищепках, серебристых снеговиков с разноцветными пуговицами и витые сосульки, прозрачные шары с блесками внутри и пряничные домики. Не торопясь он развешивал блестящую хрупкость на еловые ветки, наполнившие дом запахом свежести и смолы. Вечером вместе с дедом они развесили над Андрюшкиной кроватью гирлянду из больших белых колокольчиков с трещинками зимнего узора на боках. Дед погасил яркий верхний свет и уютное тепло, окутав озябшую душу внука, наполнило комнату тихим ожиданием чуда, растворив в мягком полумраке колючее крошево горе-обид.

Уроки в школе уже закончились, и Андрюшка, обняв Альку, долго сидел в кровати, думая о папе, от которого до сих пор не было вестей, и маме, по которой он тосковал гораздо больше, чем обижался. Как Женя, девочка из книжки, он готов был отдать всё, чтобы они снова были вместе, но не знал кому. Вырвав листок из тетради, он решил написать письмо.
«Здравствуйте, Дед Мороз.
Меня зовут Андрей Кравченко. Я хорошо учусь и помогаю деду Мише по хозяйству чистить дорожки, кормить козу Лизавету, таскать дрова. Сам умею затоплять подтопок, чистить и жарить картофель, варить макароны. Дед меня многому научил, теперь я точно не пропаду. Я уже взрослый. Мне почти десять лет и знаю, что подарки под елку кладут родители. Поэтому хочу попросить Вас не об этом. Если Вы настоящий волшебник и можете исполнять желания, сделайте так, чтобы папа нашелся, чтобы больше не стреляли, и мама не боялась забрать меня домой. Заранее спасибо.
Андрей Кравченко»

Дописав письмо, он вложил его в новогодний конверт, будто именно для этого сделанный на уроке технологии в школе, и оставил его на столе под еловыми лапами.
Расправив постель, Андрюшка взял с собой Альку, который после отъезда мамы, был единственным другом, которому по ночам, шепотом он доверял всё-всё, что скапливалось в душе: «Помнишь, когда мы вместе с папой смотрели на небо, он говорил, что люди похожи на звезды, потому что тоже могут посылать друг другу свет. Он может проходить миллионы лет сквозь космическую тьму, но всегда находит того, кто в ответ скажет «здравствуй». Здравствуй, папа, ты ведь слышишь меня? Ты говорил, что такая звезда уже никогда не будет лететь одна в холоде космоса. Вместе с другими, которые отозвались, она соединится линиями и получится новый рисунок на небе, потому что именно так устроена наша Вселенная. Есть ты, и есть я, есть мама и дед – ты очень нужен нам всем, слышишь? Без тебя наш рисунок на небе нарушится». Андрей понимал, что Алька не совсем настоящий жираф, но глядя в его умные карие глаза, помня, что папа сказал о большом сердце, мальчик верил, что он его понимает и с помощью рожек-антенн по космическим волнам свяжется и передаст его слова папе.
- Алька, ты ведь сможешь, правда?

Дед тоже долго не мог уснуть в эту ночь. Сгорбившись, он сидел на кухне около печки, приоткрыв вьюшку, чтобы выпускать дым папирос, которые он курил одну за другой. Тягостная тишина ушла из дома с приездом внука. Не все было гладко в его семейной жизни. Но время стерло несущественное, оставив в памяти по-настоящему значимое, ценность которого раньше терялась за повседневной суетой и мелкими ссорами. Держа в руках письмо уснувшего внука, он мысленно разговаривал со своей Марусей, которая всегда знала что делать. Роняя на письмо пепел тлеющей папиросы, он спрашивал совета, вслушивался, пытаясь уловить ответ, думал о том, что сделала бы она, его мудрая жена. Затушив папиросу, он пошел к Божьему углу, раздвинул прозрачные занавески и зажег тонкую церковную свечу. Глядя на спокойный лик Спасителя, неторопливо перекрестился.
- Господи, прости, что не знаю правильных слов и молитв. Моя Маша всегда говорила с Тобой о нас… Помоги Ты им, молодым. Пошто им столько горя отвешано…
Он перевел взгляд на Богородицу с сыном на руках и вспомнил осунувшееся лицо дочери, красные от слез глаза, в которых жили отчаяние, боль и страх.
- Если надо, возьми мою жизнь, чтобы вернулся домой их батька, поцеловал жену, обнял сына, внука моего, Андрея… Пусть будет им счастье в семье… Мне нечего больше отдать Тебе. Попрошу просто так, ни за что… как Маша говорила – во имя любви. Господи, дай людям мир… всем людям.
Дед трижды перекрестился, кладя земные поклоны. Встав с колен, он долго смотрел на ровное пламя свечи…