Автовокзал Хелен– дорогая штучка из последней коллекции ведущих Домов высокой моды, андрогинная, не женственная, высокая и худая до остроты ключиц и локтей; выражение на лице: « Да пошли вы все…» Андрей – абсолютно среднестатистический, никакой, без особых примет, такой будет грабить в парке, и все будут помнить лишь цвет его куртки, а не рост и возраст. Рейн – ему за пятьдесят, загорелый не по- пляжному, две морщины на лбу тёмные, в уголках глаз белые лучики. Судя по ним он много щурится и смеётся. Курит. Тушит окурки о бетонное основание скамейки, окурки складывает на асфальт у ног, до помойки идти далеко. Летние ночи в Таллинне светлы, но беззвездны. В этот сумрак нельзя спать глубоко, как зимой. В нем можно дремать, балансировать в яви, путать настоящее с мороком. В такие ночи пересекаются все параллельные. И люди, следуя этому беззаконию сталкиваются и пересекаются там, где это совсем невозможно днем или осенью. Автовокзал закрылся в час ночи. Я просидела в нем на пластиковом сидении два часа, ища в себе силы ехать дальше. Я могла бы взять такси, но этих самых сил не было, и я покатила чемодан на улицу. На одной скамейке уютно расположился бездомный. Под голову он положил себе куртку, в ноги поставил клетчатые торбы. Лёг на спину. Свет фонаря бил ему прямо в лицо, но не мешал, и он спал, надув беззащитно по-детски губы. Я даже позавидовала ему, мой чемодан, моё воспитание, работа, боязнь порицания не позволяли мне устроиться так свободно-беззаботно, как он. За уютным бездомным обнаружились ещё две скамейки. Одна была занята, а вторая пустая. Только усевшись основательно, я перевела дух и огляделась. Тишина. Вторник. Таллинн. Бутылка виски холодный бочком примостилась в моей руке, выпрыгнув из чемодана. В сумочке нашлась шоколадка. Сделав несколько хороших глотков, я помотала головой, рассеивая огонь в желудке и сумрак вокруг. - Моозет выы фодички хотиите? – спросили меня с соседней скамейки. По спине побежали мурашки. Этот Эстонский акцент! Эти сдвоенные гласные! Эти шуршащие согласные! Эти ударения не туда, которые делают речь ещё нежнее! - Нет, спасибо! Может быть вы хотите виски? - А идите к нам!- это был другой голос, - Я напротив на рюкзак сяду, а вы на моё место! Давайте! Не бойтесь. - А я и не боюсь. Привет! Меня Кристина зовут. Хелен, Рейн и Андрей на рюкзаке у наших ног. Познакомились. Рейн достал из сумки колбасу. Она пахла лесом. И нож. : - Салветка есть? Хелен протянула ему пачку одноразовых. - У меня кореш в Риие, слушили вместе. А сам я с Тюри. Знаете где Тюри? - Знаем!- говорим мы хором с Хелен. - У меня в Тюри тетка жила.- красавица Хелен спускается с Олимпа и пьёт виски, машет рукой, пропуская вздох. - А я в Палдиски еду!- говорит Андрей. Мне становится холодно. - У меня сын родился.- он тычёт всем телефон, показывая фото, - А я в Польше по малярке. Моя вот родила, позвонила, сорвался, автобус поздно приехал, я даже денег не получил, в понедельник переведут. - Поздравляем! – мы хлопает его по плечу, поздравляем. Пьём за сына, за папу, за маму. - А я сама из Таллинна- говорит раскрасневшаяся Хелен. Уехала уже сто лет обратно и не жалею. В Финляндии живу. Родаков туда перетащила. Жила вроде нормально. – она замолкает на мгновение, ей протягивают виски, воду, кругляшок колбасы,- Познакомилась на сайте знакомств. Русский немец. По видео сутками общались. А прилетела в Берлин…- она делает ещё глоток виски,- Такое дно! Меня уже знобит от сочетания Берлин- Палдиски. - Не, ну окей. Тебе мужик урод достался, ты без денег к сыну едешь, ты с колбасой обратно в Тюри- жопу мироздания. В чем суть? Зачем вам все это? – я говорю медленно с издевкой. Мне кажется, что я во всем уверена. Но самое главное- они больше виноваты , чем я. Мне бы даже хотелось, чтоб меня по щекам отхлестали. Но моя личная боль делает меня сильнее, а их пешками- шансом для меня разобраться в самой себе.
Белые ночи Таллинна. Ночь стоит у порога, а день с вечером показывают ей фигушки у дверей. В этом городе все – история. Он независим от чьих- то любовей. Хелен кивает Рейну и пересаживается ближе ко мне, меняется с ним местами. - Эй! Ты чего?- в ней больше нет углов и остроты, она мед и патока, она берет моё лицо в свои ладони. - Да ничего я!- она меня держит крепко, и я закрываю глаза, чтоб не столкнуться с ней взглядом, - Нет у меня там больше никого. Никого нет больше ни в Таллинне, ни в Палдиски. Одни могилы. А я там семь лет не была. Мне стыдно! Что я им скажу- не было времени??? Я билась головой об ключицы Хелен. Андрей гладил меня по спине. Рейн молчал, но в его белые лучики вокруг глаз стали несчастными смайлами. Эти незнакомцы дышали в меня внутрь любовью, а я сопротивлялась, я злилась, я не хотела выныривать из своих страданий.
Мелкий дождь пробежал по нам, лишая нас всех того нечаянного вовлечение Каждый оглядывался друг на друга, не зная как проститься вежливо. Я обняла Хелен: - Ты самая самая! Шли бы они все! Я не знаю никого красивее тебя! - Андрюша! Я так рада, что мы познакомились. У меня отца не было. А на тебя смотрю и вижу, что бывают хорошие папы. Это – главное! - Рейн. Ты. . Ты – соль Эстонской земли. И всем им: - Я рада со всеми вами познакомиться. Они все встали и пошли. Я смотрела на встающее солнце. Полезла в чемодан за еще одной бутылкой виски. Белые ночи стали серым утром. Мне хотелось спать и было чуточку стыдно. Они вернулись. - Так!- сказала Хелен,- Хватит труса праздновать. Погнали! - Сразу едем в Палдиски!- протрезвеешь, моя тебя в чувство приведёт, у меня там друзья на машине, повозим куда скажешь.- Андрей. - А потом в Таллинн. Я тебя встречу- говорит Рейн, я с тобой буду. Хорошо? - Хорошо. Спасибо, но.. Рейн обнимает меня и смеется: - Нет у тебя твоего пути! Есть наш. Курат, Хелен, ты вызвала такси?
