- Дайте, пожалуйста, торт «Муравейник»
- А «Муравейника» нет. Это муляж.
(подслушано в пекарне)

Какие смешные штаны у осеннего пугала. В его карманах шуршат листья и лопаются жуки. У него в стакане – туман, у него в авоське – томик Оруэлла.

Нелепое странное пугало. Оно ходит за мной по пятам и отпугивает потенциальных кавалеров. Корчит рожи моему отражению в витринах и детям в колясках, двигает моими руками, будто я – кукла, двигает моими мозгами. Шепчет похабные анекдоты, вместе с которыми мне в ухо залетают пьяные осенние осы. Они шебуршатся у меня в голове, обживаются, готовятся к зимовке.

И стоит обернуться – оно делает вид, что не со мной.

Мы спускаемся к набережной, и я прошу его больше за мной не ходить. Тем более, мимо только что прошла моя подруга – и по лицу было видно, как озадачил ее мой спутник в полосатых штанах.

Пугало смеется и передразнивает меня. Оно говорит, что это я – смешная и странная.
- Отстань! – рычу я.
- Бу-бу-бу, - басит пугало.

И оно продолжает ходить за мной, и мне так стыдно встретить кого-то из знакомых, и я иду через какие-то дворы, захожу в бар и там напиваюсь. И пугалу осеннему наливают тоже, а потом оно просит баварских сосисок с горчицей – оно голодно настолько, что готово сожрать небольшой город.

Я смотрю на него, и мне вдруг становится весело. Осы в моей голове требуют зрелищ. Мы с пугалом кружимся в страстном танце.
- А давай гулять до вечера. Я покажу тебе твой город таким, каким ты его не видела - хрипит мой кавалер.

Я пьяна, я совершенно осатанела за прошедший год, и я иду гулять за пределы реальности. Если бы я была пугалом, я бы сказала, что моя солома размокла и отсырела. Это у многих сейчас так.

Моя рука в кожаной перчатке – его синяя грабля с погнутыми зубцами. Моя коричневая шляпа – его зеленый колпак в горошек и голова-тыква. Моя пресная предсказуемость – его бред и безумие.

Оно тащит меня на хорошо знакомую мне остановку, с которой я обычно уезжаю на работу. Остановка похожа на себя и одновременно непохожа. Как будто ее тоже преследует жуткое пугало: нет-нет да проглянет зловещая ухмылка в бахроме бумажных объявлений о сдаче квартир и кодировании от алкоголизма. А голова бабули, сидящей на скамейке, внезапно напомнит деформированную тыкву.

Приезжает трамвай, пугало сгребает меня в охапку, и мы врываемся в вагон. Трамвай трясет, осы копошатся у меня в голове и вылетают из глаз.

В вагоне висит инструкция – что делать, если увидел пурпурного ежа.

Во-первых, никому не говорите, что вы видели пурпурного ежа. Не выдавайте своего присутствия – если еж вас заметил, вы обречены. Не пытайтесь снимать ежа на телефон, если вам дорога ваша жизнь. Лучше тихонько сообщите, куда следует. И забудьте о том, что видели. Вам это приснилось. Никаких пурпурных ежей у нас не водится! А инструкция просто так висит, для порядка.

Я еду сквозь пестрое, кривляющееся полотно улиц, многоголосых, многоглазых, кричащих и ревущих. Эти улицы цепляются к нам - как
мальчишки, решившие прокатиться «на хвосте» трамвая.

Еду сквозь одобрительный взгляд моей соседки из прошлого – на старости лет она сошла с ума и перестала есть еду, которую готовила, потому что была уверена, что ее хотят отравить – может быть, как раз тот человек, который смотрит на нее из зеркала.

И рельсы кончаются, а мы все едем и едем.

Пугало вытаскивает меня на конечной. Я уже протрезвела и не хочу выходить. Но остаться в трамвае еще страшнее.

Я не понимаю, где мы находимся. Это очень похоже на одну до боли знакомую пешеходную улицу в центре города, но все какое-то неуловимо другое. Как будто у меня вывихнут глаз.

Рассматриваю яркие рекламные плакаты. На одном молодой парень счастливо обнимает кошку, на другой – тоже молодой парень, с таким же влюбленным выражением лица обнимает огромный поджаристый кусок курицы в панировке. Мне даже показалось, что это один и тот же парень, только с разными прическами. Я подумала, что даже если бы ему дали в руки большой серый булыжник, он продолжал бы улыбаться и нежно держать его, прижимая к щеке, как младенца.

Я представляю, как кошка превращается в гигантский наггетс, а наггетс становится булыжником, а кудрявый парень белозубо скалится и оттопыривает большой палец вверх.

Осеннее пугало зовет меня перекусить. Оно уже переварило баварские сосиски, и соломенная утроба требует насытить ее. Иначе небольшие города под угрозой. А после них и среднего размера населенные пункты.

Мы заходим в заведение под названием «Пончиковая». На двери висит перечеркнутое изображение человека, уплетающего пончик. Однако.

Внутри нас встречает огромный плакат «Есть пончики ЗАПРЕЩЕНО!!!»

Но в воздухе витает манящий аромат сдобы и ванили! Он буквально заползает под кожу, сводит с ума, дразнит. И вот же, вот же, я вижу - нежнейший горячий пончик лежит на тарелке. Желанный и недосягаемый, как кольцо всевластия. Я требую у хмурой дамы за прилавком объяснений. Дама производит впечатление библиотекаря в читальном зале.

- Объявление для кого висит? – она нехотя отрывается от телефона и смотрит на меня поверх очков. – Пончики никто не запрещал. А то подняли везде вой – запретят, запретят… Паникеры. Их просто есть нельзя. Что ж вы все такие непонятливые…
- То есть, вы нам их не продадите? Хотя бы половинку… или четверть пончика… Может, по двойной цене?..

Женщина на долю секунды задумалась, глядя в мои честные, но очень голодные глаза. Затем отрицательно помотала головой.
Мы с пугалом попили пустой чай и убрались восвояси.

Потом мы шли мимо фонтана – он был обнесен металлическими ограждениями, обклеенными красочными афишами. Видимо, идет ремонт. Разъяренный ветер трепал афиши, они то и дело взвивались вверх по очереди - будто многоглазое спящее чудище приоткрывало то один, то другой, то третий глаз… И на долю секунды я увидела то, что внутри: горы стройматериалов, пыль, трупы голубей на асфальте и…

И пурпурного ежа. Он демонически сверкал красными глазками. Из его оскалившейся пасти капала слюна.
Еж меня заметил. Я это знала.

Мы с пугалом снова завалились в трамвай – я точно помню, что не было там никакой остановки, и не было рельсов. Он выплыл из подворотни, словно услужливый маньяк, и открыл двери специально для нас.

Дальнейшее помню плохо, потому что в трамвае пригрелась у раскаленной батареи и сразу начала засыпать.

Помню, что трамвай был абсолютно пуст и весь усеян осколками бутылок, и посреди вагона танцевал хип-хоп кондуктор в шапке-ушанке. Он приговаривал, что мы едем прямо в ад.

Когда я вынырнула из сна, трамвай как раз подъезжал к моей остановке. Пугала рядом не было, вокруг толпились люди – как всегда в час пик. Кто-то поставил мне на колени переноску с котом и пакет с продуктами. Прямо в глаз мне уткнулся длинный багет, а в бедро ласково впились острые когти.

Кондуктор, седая корпулентная женщина, совершенно не выглядела человеком, способным танцевать в шапке-ушанке. Она громко объявила, что трамвай идет в депо до Фадеева.

В тот же день я позвонила подруге, которую встретила на набережной, и все ей рассказала. Только ей, потому что она единственная видела меня с пугалом.

- Какое пугало?! Надь, ты чего?.. Ты одна была. Прошла мимо меня, как будто не замечаешь. Ты в порядке вообще?.. И пурпурных ежей у нас тут нет. Это, может, в Саратове или в Рязани их видели. Не у нас. И никто никогда не запретит есть пончики, ты как себе это представляешь? Ты что-то принимаешь, признайся?.. Нет? А может, тебе, ну… как раз пора начать что-то принимать?..

…Я больше никогда не видела осеннее пугало. Но когда я иду по улице, и ветер хлещет меня по лицу, и дрожат, перешептываясь, сухие листья, и тонут в тумане трамвайные остановки, одетые в лохмотья объявлений - я его чувствую. Чувствую, как за нашим городом ходит по пятам нелепое странное пугало. Оно двигает нашими руками. Оно двигает нашими мозгами. Я вижу тень от огромной грабли на асфальте. У пассажира в трамвае вылезает из уха солома. И где-то очень далеко, за золотистыми куполами храмов, маячит зеленый колпак в горошек.

Я слышу приближающееся жужжание и поднимаю глаза. Над городом кружат гигантские осы. Злые, пьяные осенние осы.