Мы познакомились во время полуденной тошноты.

Звучит странно, понимаю.

В тот день поздний завтрак настиг меня внезапно, словно лезвие, спрятанное в рукаве. Кто-то из менеджеров принес пахлаву на всех. Тогда я искренне верила, что это – лучшее событие дня.

Все шло своим чередом. Копирайтеры присылали мне статьи на проверку: про профилактику запоров, стильные стрижки для лысеющих пенсионеров, опасность фастфуда и лайфхаки для долголетия. Я включала таймер в специальной программе учета рабочего времени. Из серого он становился зеленым, и секунды начинали утекать. В этот момент я впадала в ступор: будто идет отсчет до взрыва бомбы, и нужно успеть ее разминировать. Вместо того, чтобы редактировать тексты, я нервничала, пила воду, кашляла, суетливо протирала очки, проверяла почту и соцсети. И тут по офису разнеслась спасительная весть о пахлаве. Я рванула на кухню, забыв остановить таймер.

Где-то в параллельной реальности мы все взлетели на воздух.

У статей для сайтов есть такой параметр, как «тошнота». Академическая и классическая тошнота текста. И нет, классическая тошнота никак не связана с произведением Сартра.

Звучит забавно, хотя на деле означает нечто скучное и тривиальное.

А вот что совсем не забавно - каждый день примерно в 12-12:30 меня тошнит. Как по расписанию. Не рвет, просто мутит.

Позади новенького офисного здания – гаражи и пустырь, заросший травой. Туда я и иду, когда все начинается. И просто стою, пока меня не отпускает. Примерно полчаса.

Я не знаю, академическая это тошнота или классическая. Возможно, летняя или офисная. Послеотпускная. Метеозависимая. Или, не дай бог, экзистенциальная.

Полчаса тошноты в день – мало или много? Если бы я, скажем, была текстом – принял бы меня редактор или отправил на доработку?..

И вот в тот день, отмеченный благословенной пахлавой, во время своей полуденной тошноты я встретила его. Прямо там, на пустыре.

Он был совершенно не в моем вкусе. Или мне так показалось. Сложно оценить чью-то привлекательность, когда тебя беспрерывно мутит. Я ему тоже не понравилась. Это позволило нам общаться легко и свободно.

Его звали Андрей, он работал в соседнем офисном здании. И он признался мне в своей странности: каждый день его одолевала тошнота. Но недолго, примерно с 12 до 12:30. Какое любопытное совпадение…

И если вы уже представили танцующих слонов, а в голове зазвучала индийская музыка – остановитесь. Это не будет историей о большой любви.

Мы виделись первый и, скорее всего, последний раз в жизни.

У него была невеста в другом городе и билеты на самолет. Он дорабатывал здесь последний день. На новом месте, впрочем, его ждала точно такая же работа в другой филиале той же компании.

Если честно, я испытала большое облегчение. Мне казалось, у всех все идет согласно штатному расписанию, и только меня мутит.
Андрей предложил обменяться контактами.

- Я вот что подумал – ты можешь писать мне каждый полдень. С 12 до 12:30, пока гуляешь здесь.
- А что писать?
- Да что хочешь. Пиши о том, что видишь вокруг, что происходит на улице, что чувствуешь, о чем мечтаешь. Любой бред, любую галлюцинацию. Мы же друг другу никто – можно не выбирать слова.
- И что, станет легче?
- Не уверен. Но, по крайней мере, это прикольно. Ну все, давай, до связи.

И на другой день, стоя на пустыре, я отправила ему сообщение. Я не знала, что писать, поэтому просто перечисляла все, что видела.

«Едет мальчик на самокате, идут, взявшись за руки, девчонки с цветными волосами, на газоне спит бомж, поют птицы, пахнет булочками, клянчит мелочь одноногий дед, куда-то бежит пес…»

Андрей отреагировал немедленно.

«А у нас льет дождь. Тебе не кажется, что внутри дождя всегда есть какая-то мысль? Что-то невысказанное…»

Это показалось мне забавным. И когда следующий полдень незаметно подкрался – словно волчок, разевающий пасть на бока спящего – я была в каком-то еле заметном предвкушении. Что же мне написать ему сегодня? Что я хочу написать? Что я вообще хочу?
Из-за этих мыслей я чуть было не пропустила полуденную тошноту.

Я вернула статью про симптомы геморроя на доработку копирайтеру, остановила таймер и выбежала из офиса так поспешно, будто тошнота уже подступала к горлу.

«Призраки городского полудня пахнут кофе и маффинами, потом и пылью…» - написала я.
«Я стою у коровы» - пришло мне в ответ.
«Что?..»
«У нас тут магазин мясной в здании офиса. Каждое утро из магазина выносят на улицу большую фигуру коровы и привязывают. Вечером корову отвязывают и заносят обратно.»
«Бедная корова…»

Андрей уехал, но его тошнота уехала вместе с ним. И наше общение – по будням примерно с 12 до 12:30 – постепенно стало для меня привычным. Интересно, как я раньше вообще без этого обходилась? Ведь это вроде мелочь. Такая мелочь.

Кстати, выяснилась любопытная вещь: многие наши друзья и знакомые, примерно такие же, как мы – люди 30-40 лет, со стабильным доходом и, в целом, вполне благополучные – страдали от полуденной тошноты. Без всякой на то причины.

«Кроме обеденного часа, сотрудникам нужно в обязательном порядке выделять час-два на тошноту. Согласись, в это время мы совершенно не можем ни на чем сосредоточиться.»
«Поздравляю, ты только что изобрела сиесту!»
«Ахахах, ну да, суровая северная сиеста…»
«Представь, скоро в экстренном выпуске новостей: Внимание! Толпы людей самых разных профессий выходят на улицы в 12 дня. Заводы стоят! Магазины закрываются! Жизнь застывает! Что это? Забастовка? Революция?..
Нет, просто нас тошнит. Мы постоим, подышим, посмотрим в пустоту, и все вернется на круги своя…»

Мне казалось, что Андрей понимает меня, как никто. Он для меня и есть никто.

Полдень - время суток, в котором для меня нет вообще ничего прекрасного и волшебного. Беспощадный жесткий свет, уродующий лица, делающий нас старыми и уставшими. Полуденное солнце не льстит нам – оно нас высмеивает.

Но теперь я почему-то ждала каждого полудня.

Раньше я так сильно ждала на работе только доставку пиццы.

«Это город какой-то неосязаемой пошлости. Исчезающего в чашке кофе ветра. Пожара, задушенного утренней газетой…»
«Это румяная, пышная, сдобная безысходность, взошедшая на дрожжах прокрастинации…»

Началась осень, небо затянуло тучами. Зачастую по утрам в офисе был парад сохнущих зонтов. Какой ты выберешь: черный или черный? Тайное общество черных ворон.

От утренней планерки до вечернего созвона. От статьи про деменцию до инструкции по правильному завязыванию воздушных шаров. Все оттенки серого. И тортик на кухне.

Кто на этот раз именинник? А, это в честь увольнения… Ладно, все равно поздравляю.

«Как думаешь, почему многие люди не любят свою работу? И не то чтобы просто не любят. Нет, упиваются своей ненавистью. Смакуют ее…»

Ответное сообщение пришло не сразу. Видимо, Андрей задумался.

«Все просто. Это нас успокаивает. Что-то или кого-то ненавидеть. Иначе мы останемся наедине с тем, что пережевываем ранним утром, уставившись в окно, как старуха пережевывает хлебный мякиш беззубым ртом. Что-то горькое и вязкое. Иногда совершенно невыносимое. Вспомни, ведь бывает такое? Мы ненавидим это, но не можем назвать это словом, дать этому имя. Проще перенести ненависть на что-то простое, конкретное…»
«Я понимаю… Иногда это и правда невыносимо. Это как остаться один на один с пустошью, с израненным полотном времени, сквозь которое мы пролетаем с шумом, как железнодорожный состав…»

Уфф. Я пишу весь этот бред человеку, с которым нас разделяют пятьсот километров. Мы как будто раздеваемся друг перед другом. Снимаем одежду, потом – кожу. Наверное, пора остановиться.

Но никто, конечно же, не остановился.

Я стала замечать, что пустырь, на который я убегаю каждый полдень, меняется. Трава желтеет. Воздух пахнет по-другому: октябрем и страшными сказками. Все оживает, приходит в движение.

«Ощущение чьего-то присутствия. Здесь будто играют мертвые дети, навсегда затерянные во дворах, на детских площадках с облезлыми гномами, в снах бродячих собак…»
«А я на чей-то балкон уставился. Там одежда сушится на веревках. И я почему-то представил двух совершенно голых людей, которые ждут зеленый трамвай. Он приезжает и увозит их на небо, как божья коровка. А их одежда продолжает сохнуть…»

Закончилось все весьма банально. На очередное мое сообщение Андрей ответил, что завтра женится. И больше уже не отвечал мне. Это совершенно естественно, и у меня нет к нему вопросов.

Единственное, пожалуй, что я хотела бы спросить – как поживает его тошнота?

«Я раньше думала, что ничего особенного не хочу. Так вот… Я хочу гулять по крышам, гастролировать с бродячим цирком, пить лимонад и есть халву, сидеть на верхушке дерева, чтобы листья щекотали меня, а солнце выжигало глаза. Хочу рассматривать свое отражение в блестящих ложках и показывать ему язык. Летать вместе со всеми зверями туда, за красный бархатный занавес, отделяющий нас от всего, что нам знать не положено, от прошлого и будущего. Там бродить по заливным лугам, радоваться, что ни «вчера» ни «завтра» не было и не будет, плести венок из времен года, из созвездий, имен и солнечных лучей. Видеть будущее в стеклянном шаре, в чайном блюдце. Ловить в сачок солнце и желание, бабочек и цветы, мухоморы и детей…»

Это последнее сообщение, которое я ему отправила.

Моя тошнота никуда не исчезла. Но я с ней свыклась. Осталась привычка ждать ее и радоваться ей. Примерно полчаса в день.
Осталась привычка задумываться о том, что я хочу, что я вижу, чувствую, о чем мечтаю. Прислушиваться к словам, фразам, образам, застрявшим у меня в горле. Я стала записывать их – просто отправлять сообщения самой себе. На них мне, конечно, никто не отвечает (это к лучшему).

А потом я возвращаюсь в кабинет и снова включаю таймер. Он начинает отделять от моей оставшейся жизни минуты и секунды. Крошки от пирога времени.

«Над городом завис ослепительный солнечный диск. На нем записаны все наши мечты, словно видео с выпускного, которое никто обычно не смотрит».