(перевод с английского)

* * *

Из рубрики «Происшествия» (газета Noticias de la mañana, 26 сентября 1978 года)

Крупная катастрофа на железнодорожном переезде

Вчера на железнодорожном переезде между городами Бахо-эль-Мар и Террено пассажирский поезд столкнулся с автобусом, перевозившим туристов из ФРГ. Наш корреспондент Орасио Альварес сообщил, что виновником трагедии стал не справившийся с управлением водитель автобуса Dina Olimpico Хавьер Санчес. Автобус въехал на железнодорожное полотно. Машинист локомотива применил экстренное торможение, но остановить поезд не удалось. В результате столкновения автобус загорелся. Водитель автобуса и 24 пассажира погибли, машинист локомотива получил лёгкие телесные повреждения, пассажиры поезда не пострадали. На месте аварии работают медики, полиция и пожарные.

* * *

Из записки, оставленной корреспондентом Орасио Альваресом главному редактору газеты Noticias de la mañana Даниэле Гонсалес. 26 сентября 1978 года.

Даниэла, оставляю тебе диктофон, записал очевидцев с той катастрофы на ж/д. Может, куда-нибудь пристроишь. Извини, что не дождался, надо бежать — у Лопеса что-то с тачкой, надо заскочить в мастерскую, а нам ещё потом ехать в Бахо-эль-Мар. Эстебану и детям привет.

Расшифровка диктофонной записи Орасио Альвареса

Хулио Мартинес, 54 года, фермер:
«Я стоял ближе всех к переезду, сразу за этим сраным автобусом. Горел красный, но этот долбаный шлагбаум не опустили. А этот водила, мать его, взял и ломанулся. Ну и стал как вкопанный прямо на путях, заглох к херам. Я ждал, ждал, а потом думаю, может, надо его сдёрнуть. Вылез, достал трос, пошёл к нему. Вижу — поезд уже рядом. Я-то его не видел за этим хреновым зданием. И тут как шарахнуло… Меня откинуло, я головой чуть не пробил радиатор. Очнулся в этой, мать её, в скорой…»

Габриэла Корраль, 19 лет, студентка:
«Ой, да я почти ничего не видела, мы тут болтали с подружками. Ну а потом уже, после взрыва, обернулась, а там такое пламя, такое пламя... И человек выбежал, весь в огне, руками машет, просто жуть. Он немного пробежал и упал, такой кошмар. Ну там какие-то мужчины подбежали, давай тушить. Больше я ничего не видела, я так испугалась, так испугалась, что тут же убежала».

Диего Мурильо, 24 года, курьер:
«Да, это выскочил водитель. Как его? Санчес? Он вылез перед самым столкновением, на пару метров успел отбежать и всё. Очень сильно обгорел, ну, короче, без шансов. Потушили, а там всё уже обуглено. Ну так себе видос, если честно».

Альберто Муньос, предприниматель, 47 лет:
«Автобус всмятку, сразу вспыхнул. Выжить нереально. Всё так быстро произошло, никто ахнуть не успел. Правда, туристы что-то громко кричали, вопили просто. Нет, я не понял, не по-испански. Иностранцы, видимо».

* * *

Франсиско по прозвищу Койот встречал меня на мексиканском берегу. Ума не приложу, кому пришла в голову эта дурацкая мысль — пригласить на роль моего Вергилия столь одиозную личность. «Ходят слухи, — сказал мне Хью Стоунер, редактор Bronneville Journal и мой старый приятель, — что Койот — сутенёр, занимается контрабандой наркотиков, переводит нелегалов через границу и приторговывает оружием». То есть если бы кто-то задался целью найти самого асоциального типа в Мексике, Франсиско Койот был бы наиболее подходящим кандидатом. Ещё Хью сказал, что этого гида рекомендовали «наши люди» в Мехико. «Нашими людьми» оказалась местная университетская профессура. Как мой университет связался с таким откровенным бандитом, оставалось только догадываться, но мне выбирать не приходилось, поскольку Штаты я покидал полулегально.
Прокатившаяся по Штатам в шестидесятые волна студенческих акций протеста и манифестаций, которая взбудоражила общество и взвинтила до предела социальное напряжение, наш провинциальный Бронневиль зацепила только сейчас, на излёте семидесятых, когда уже почти никто не вспоминал Вьетнам, хотя Сайгон пал всего три года назад, а в великой и свободной Америке господствовал бег трусцой и культ здорового питания.
Мэрия и полиция считали университетский кампус рассадником социалистических и коммунистических идей. Беспорядки на бронневильских улицах нарушали работу практически всех городских служб, поэтому мэр города Уильям Хорнс — Рогатый Билл, как называли его в народе, — поклялся уничтожить новую коммунистическую заразу на корню, что и пытался сделать весь последний месяц. В результате самого крупного в штате столкновения с полицией получил тяжёлое ранение и лежал в коме один из преподавателей, Фил Стоунби. Арестовали самых ярых активистов, задержали множество бунтовщиков — «потенциальных красных террористов», утверждала передовица Bronneville News. Поскольку моё имя засветилось в полицейских протоколах, причём не единожды, об официальном выезде из страны не могло быть и речи. Пока полиция не добралась до руководителей студенческого движения, я решил на время свалить в Мексику. Декан нашего факультета Джонатан Фрисби и профсоюзный лидер Алексис Смит способствовали этому, быстро оформив необходимые бумаги.
Через широкий мост меня вёз кто-то из профсоюзных, его имя я не запомнил. И пока мексиканский берег приближался, я пару раз оглянулся на родной берег, штатовский. Положа руку на сердце, я мог сказать, что не люблю Америку. Вернее, я не люблю такую Америку, какой она стала в наши семидесятые. Что она теперь может дать миру, кроме инфляции и стиля диско? Ничего ценного. Идеи Макса Вебера давно выдохлись, капитализм задыхается, как рыба на суше. Мы не видим, откуда и куда движемся. Не знаем своего прошлого и не понимаем будущего. Великая американская мечта вывернута наизнанку: политические лидеры превратились в клоунов или людей-уродов из захудалого шапито, в спорте олимпийский дух подменила коммерция. Капитан Америка больше не герой, теперь он звезда и наряду с другими звёздами почитается так, будто бы он красивый, успешный и, главное, популярный бог.
Такую Америку я не приемлю.
Итак, на мексиканской территории меня встретил Франсиско Койот. Он припарковал свой красный форд ранчеро 1967 года на пыльной обочине. Франсиско сидел за рулём и слушал радио, открыв дверь и выставив ногу в ковбойском сапоге с металлическими бляхами и заклёпками. Выглядел он как типичный мексиканец с точки зрения рядового американца: джинсы, ковбойская шляпа, техасский ремень, усы и длинные волосы. Он курил сигару. Когда мы подъехали, Койот затушил её о каблук и положил в нагрудный карман.
— Buenas tardes¹, — сказал Койоту профсоюзный деятель, представил меня и тут же рванул обратно.
Койот презрительно оглядел меня с ног до головы, сплюнул и рассмеялся. Залысина и маленькие очки, похожие на пенсне, явно не соответствовали образу бунтовщика и революционера, каковым, без сомнения, ему меня описали.
— ¡Eres muy feo!² — воскликнул Койот, а затем спросил по-английски: — Говоришь по-испански?
— Немного, — ответил я.
— Mierda³, — сказал Койот и снова засмеялся, а затем кивнул, приглашая садиться. Я бросил рюкзак в кузов и сел в машину. Из радио сквозь треск помех звучал ангельский голосок Оливии Ньютон-Джон, которая пела с каким-то актёром про летние ночи. Нас же палило полуденное солнце. Когда мы поехали, стало легче дышать.
В дороге немного поговорили. Вскоре загадка, о которой я думал в последнее время, разрешилась — Франсиско оказался племянником одного из профессоров университета Мехико. На мой вопрос, где он работает, Койот ответил уклончиво:
— Я много работаю.
Немного подумав, он добавил:
— Да, я много работаю. Muchos años⁴.
Койот смеялся, почти не переставая. Я старался не раздражаться. Хью Стоунер долго инструктировал меня, как правильно общаться с мексиканцами на их территории.
Я книжный червь, кабинетный учёный, никогда не пересекавший границ не то что страны, но даже своего штата; я всегда хотел побывать в Мексике, часто заводил разговоры об этом на кафедре, безуспешно пытался выбить деньги на командировку, так что трагический случай с Филом Стоунби значительно ускорил последующие события, предоставив мне шанс наконец-то оказаться в этой стране.
Несколько лет назад я вплотную занялся изучением вымирающей индейской языковой семьи уиакка (от названия народа уиакка, общего предка монтозов, кангарров и вухуров), из которой язык монтозов грозил исчезнуть в самом ближайшем будущем и унести с собой драгоценную морфологию и не менее драгоценный синтаксис. Уникальность монтозского состояла в том, что он являлся последним живым языком семьи уиакка. Другие два языка из этой семьи, кангаррийский и вухурский, к сожалению, уже исчезли — последние их носители умерли в конце XIX — начале XX века. Так что для меня (да и для всего человечества — я уверен, что в Мексике вообще никого не волнуют исчезающие индейские языки) это был один из последних шансов изучить язык на месте, общаясь непосредственно с носителями, покуда они ещё живы. Моя верная супруга Лингвистика требовала этого. Поэтому я всегда так хотел попасть в Теучипальту, что на языке монтозов означает «место, куда плывём», — небольшой городок, где жила последняя сотня монтозов, тем более что в ближайшие дни там начинался Уиаккачи — праздник плодородия.
Об Уиаккачи, что дословно переводилось с монтозского как «уиаккачский» (название народа плюс притяжательный суффикс -чи), я узнал из книги знаменитого энтомолога и путешественника Джона Парсонса, который в начале тридцатых побывал в Никарагуа, Гватемале и объехал почти всю Мексику. Книга имела общее с индейским поселением название «Место, куда плывём». Её мне подарил отец, когда мне исполнилось тринадцать, я выучил её почти наизусть. В то время у меня и родилась мечта — побывать на празднике Уиаккачи.
Некоторое время я смотрел на однообразный унылый терракотовый пейзаж с редкими ненавязчивыми вкраплениями зелени — мимо нас проплывали невысокие искривлённые деревья. Потом дремал, проваливаясь в ужасный сон, поэтому часто вздрагивал и просыпался. Пробовал читать — у Койота в салоне валялась истёртая книга «Листья травы» Уолта Уитмена с иллюстрациями Эдварда Уэстона — точно такое же издание несколько лет назад я купил в одном из букинистических магазинов Бронневиля.
— Читаете? — спросил я.
— О да, — ответил предполагаемый сутенёр и бандит и неожиданно для меня произнёс нараспев:

— Когда сирень цвела перед домом
И большая звезда на западе
преждевременно скрылась во мрак,
Я скорбел — и буду скорбеть
с приходящей вечно весною⁵.

Через три часа пути мы наткнулись на зелёный островок и остановились перекусить в придорожной закусочной, спрятавшейся в тени густых деревьев. Себе Койот заказал суп с лаймом, тамалес и кофе, мне же он рекомендовал мексиканскую икру, но я с благодарностью отказался и выбрал кукурузные лепёшки и салбутес — рагу с бобами и яйцами.
Закусочную битком набили немецкие туристы с фотоаппаратами. Мы поели и некоторое время отдохнули, откинувшись на стульях. Я завёл разговор об Уиаккачи, на что Койот заметил, что туда сейчас собираются все лучшие цыпочки этого и соседних штатов. Я поинтересовался, почему именно они, но Франсиско не объяснил — он вовсю флиртовал со смуглой симпатичной официанткой. «Карменсита», — прочитал я на её бейдже. Когда девушка отошла к другим посетителям, Койот нарочито вздохнул и сказал:
— Ладно, поехали.
Мы пошли к выходу, где Койот неловко столкнулся с лысым толстым немцем. Немец хотел возмутиться, но Койот обнял его по-дружески и сказал, что дойч — это очень, очень гут. Когда мы сели в машину, Койот протянул мне полароид SX-70.
— Видал такой, гринго? — спросил Франсиско и, как всегда, хохотнул.
— Да, ещё бы, — ответил я.
— Забирай, он твой. Наденешь пончо и будешь там девочек щёлкать.
Я представил себе эту картину — в пончо я буду выглядеть нелепо.
— Нет, гринго, за своего ты там не сойдёшь, — сказал Койот, словно прочитав мои мысли, и засмеялся. — Ты слишком бледный для наших мест.
Мы снова выехали на дорогу, но уже через час пути форд ранчеро недовольно фыркнул, дёрнулся, закашлялся и заглох. Некоторое время машина ещё катилась, постепенно замедляясь, и наконец остановилась. Койот улыбнулся, вылез из машины, открыл капот, пять минут туда смотрел, ничего не предпринимая. Потом он плюнул на двигатель и сказал:
— Ладно, гринго, пошли отсюда. Эта колымага больше не сдвинется. Всё равно мы не собирались её возвращать, верно?
Франсиско оскалился. Этот форд он взял напрокат. Я достал рюкзак из кузова, и мы пошли по дороге на юг, оставив форд ранчеро, отказавшийся крутить колёса и сдохший в этом захолустье. «Труженик не оплатил свой путь»⁶, — подумал я и спросил:
— Долго ещё?
Франсиско сверкнул глазами, достал окурок, щёлкнул зажигалкой.
— Через час будет шикарный отель.
Быстро стемнело, первые огни показались через три часа. Я устал, потому что никогда так долго не ходил пешком. Ночевать пришлось в придорожном мотеле «Huevos de toro»⁷. Это сооружение скорее напоминало деревянный сарай, чем гостиницу, но мне было всё равно. Сонный мексиканец лет восемнадцати выдал нам ключи и проводил к номеру. Койот толкнул скрипучую дверь, нашарил выключатель. Лампа вспыхнула и через долю секунды погасла.
— Mierda, — сказал Койот. Он обернулся к парню и продолжил, но почему-то по-английски: — Лампу.
Парень смотрел в темноту номера, словно заворожённый. Койот тихо произнёс:
— ¿Todavía estás durmiendo?⁸
Парень убежал, через минуту вернулся с лампочкой и вкрутил её.
Койот сел на кровать, достал из рюкзака бутылку, отхлебнул.
— Mierdoso⁹, — прошептал он, на этот раз даже не улыбнувшись.
Через пару минут мой проводник захрапел. Я тоже лёг, но, несмотря на усталость, долго не мог уснуть и всё представлял то, что ожидало меня впереди.

* * *

Из рубрики «Происшествия» (газета Noticias de la mañana, 27 сентября 1978 года)

Кому помешал торговец попкорном?

Сегодня наш корреспондент взял интервью у шефа полиции города Бахо-эль-Мар Игнасио Араухо. В числе прочего шеф полиции заявил, что по делу об убийстве торговца попкорном рассматриваются две основные версии: мафиозный след и убийство на почве ревности. Полиция, подчеркнул шеф, уже продвинулась в расследовании, так что со дня на день преступники будут задержаны.
Напомним читателям, что вчера среди бела дня на трассе Бахо-эль-Мар — Террено фургон торговца попкорном Уриэля Артеага подвергся нападению неизвестных. По сообщениям очевидцев, два автомобиля перегородили дорогу фургону. Из автомобилей вышли четыре вооружённых человека и открыли стрельбу. Уриэль Артеага погиб на месте от многочисленных ранений. Из его тела, как сообщили нам в морге города Бахо-эль-Мар, извлекли пятьдесят семь пуль.

* * *

— Педро нас отвезёт, — сказал Койот, заметив, что я открыл глаза. — Он уже сто лет туда ездит. К вечеру будем там. Собирайся.
Завтракали мы по-мексикански — стаканом воды и сигаретой¹⁰. На улице нас ждал грузовик, старенький додж, за рулём сидел юноша, выдававший нам ключи. Мы уселись в кузов. Грузовик дёрнулся, издал мощнейший выхлоп и поехал. Вскоре из утреннего лёгкого тумана проявились холмы. Мы свернули с трассы на просёлочную грунтовую дорогу. За доджем клубилась пыль, смешиваясь с туманом. Педро время от времени сигналил, прогоняя с дороги зазевавшихся местных крестьян на запряжённых телегах, уставленных мешками, свёртками и корзинами. Франсиско объяснил, что все они везут товар на праздник в Теучипальту.
Через полчаса туман полностью рассеялся. Наш додж оставил позади небольшой жёлтый фургон с жирной надписью «Palomitas»¹¹. Пышноусый водитель улыбнулся, помахал нам и изобразил странный жест: приставил кулак ко рту, словно собирался в него дуть, несколько раз выпятил щёку языком, затем показал вперёд и засмеялся. Койот тоже засмеялся и шлёпнул ладонью по колену. С минуту фургон держался за нашим грузовиком, но потом Койот проговорил: «Vete a tomar por culo»¹², трижды хлопнул по кабине, и Педро прибавил ходу.
Ближе к полудню мы остановились у какой-то непримечательной забегаловки, которая появилась у дороги словно ниоткуда.
— Es muy sabroso y barato aquí¹³, — сказал Койот, а затем добавил по-английски: — Здесь готовят замечательную чимичангу.
Педро остался в кабине, а мы с Койотом спрыгнули, размялись и пошли к дому. У самой двери в кресле-качалке сидела старуха, укрытая чёрным пледом. Внезапно она выдернула из-под пледа тощую сухую руку и намертво схватила меня за рукав. Её зрачки почти сливались с белками — старуха была слепа.
— Y a los ángeles que no guardaron su dignidad, sino que abandonaron su propio hogar, los ha guardado bajo oscuridad, en prisiones eternas, para el juicio del gran día¹⁴, — пробормотала она.
— ¡Vete, Arcelia, déjalo ir, vete al diablo!¹⁵ — крикнул Койот.
Старуха выпустила мою руку.
— Она слепа, глуха и безумна, — произнёс Франсиско. — Она сидит здесь много лет. Bruja¹⁶.
Мы вошли.
Там мы что-то ели, не помню — у меня перед глазами стояло лицо Арселии. Когда мы вышли из заведения, старухи в кресле не было.
Весь остальной путь был однообразен, как вся моя жизнь в Бронневиле. Вечером, едва стемнело, мы приехали в Теучипальту.
Территория перед городком монтозов походила на цветущую поляну — весь луг заставили автомобили, трейлеры, фургоны и телеги, между которыми пестрели палатки. Люди ходили, лежали, пели, танцевали, продавали еду, покупали еду, поглощали еду, пили, курили, спали, жгли костры, медитировали, молились, проповедовали. Тут же паслись лошади, бегали дети, лаяли собаки.
Педро остановил додж у знакомого нам жёлтого фургона, у которого уже выстроилась очередь за попкорном. Пышноусый хозяин, продававший лакомство, заметил нас и приветственно помахал полотенцем, Койот вскинул руку в ответ. Педро достал из кабины грузовика палатку и принялся её устанавливать. Койот куда-то пропал, но вскоре вернулся с полным котелком вкусно пахнущей похлёбки.
— Вот, купил по случаю, — сказал он, оглядываясь.
У грузовика пристроилась целоваться парочка длинноволосых хиппи. Я пригласил их поужинать.
— Грейс, — представилась девушка. — А это Сэм.
Сэм, худой, как бездомный пёс, не промолвил ни слова, только улыбнулся.
Мы назвали свои имена. Койот выдал всем ложки и пробормотал : «Perra»¹⁷, так что его слышал только я.
— Откуда вы? — спросила Грейс с полным ртом.
Я ответил.
— Оу, — покачала головой Грейс. — А мы из Сан-Диего. Тоже только приехали.
— Ну вы тут располагайтесь, а у нас с Педро ещё дела, — сказал Койот, кивнул Педро, и они ушли.
Грейс долго говорила мне о рок-н-ролле, свободе и политике, а я смотрел на дальний костёр сквозь её тёмные волосы и куда-то уплывал…

* * *

Из книги Джона Парсонса «Место, куда плывём»

Мы с Бобом и Джимом прибыли в Теучипальту в конце сентября, оставив Джексона и О’Рейли в Эрмосильо со всеми вещами дожидаться банковский перевод. У нас почти не оставалось наличных, и Боб всю дорогу ворчал. Знал бы он тогда, что нам предстоит увидеть!
Местные приняли нашу группу радушно. Первым делом нас накормили, затем предложили отдохнуть с дороги в гамаках. Ближе к вечеру, когда жара пошла на убыль, нам сказали, что пора идти к священной горе.
Праздник плодородия Уиаккачи как раз начинался — зрелище, как нам и обещали в Эрмосильо, состоялось грандиозное.
Тысячи монтозов¹⁸ в праздничных одеждах собирались в двух милях от селения у подножия горы, чуть выше середины которой в выветренной скале зияла громадная пещера, словно пасть доисторического монстра. Внутри пещеры виднелись трёх- и четырёхэтажные глинобитные постройки. Этот небольшой городок, как сказал наш юный провожатый Педро, в прежние времена, до прихода испанцев, населяли предки всех окрестных племён, которые называли себя уиакка. Легенды говорят, что уиакка исчезли в один день, и никто, кроме богов, не знает, куда они подевались. Теперь в этих пуэбло никто не живёт, и только Великая Мать монтозов, как гласит индейское предание, появляется здесь один раз в году.
Традиционно в этот праздник шаманы племени проводили обряд инициации — посвящение в мужчины. Громко забили барабаны — откуда доносился звук, я не мог разглядеть в толпе. Монтозы танцевали, танец заключался в попеременном притопывании ногами. Некоторые из индейцев запели, поэтому над всей площадью у подножия холма навис монотонный гул. Тут толпа расступилась, и я наконец-то увидел барабанщиков. Они сидели на корточках, зажав инструменты между колен, и истово лупили по натянутой коже; их головы раскачивались в такт извлекаемым звукам вправо-влево и вверх-вниз. Барабанщики образовывали большой круг, в центре которого стояли юноши, всего около двадцати человек. Юношей обходили три танцующих шамана, в их руках что-то дымилось. Отгоняя злых духов, шаманы окуривали юношей, чтобы они встретили Великую Мать чистыми. Затем темп, задаваемый барабанщиками, ускорился, и шаманы, бросив окуривать, задвигались намного энергичнее. Они танцевали до совершеннейшего исступления, впадая в священный экстаз, — так шаманы призывали Великую Мать снизойти к ним.
И вдруг толпа зашумела и в один миг смолкли барабаны.
— Смотри, смотри, Джонни, — почти закричал мне в ухо Джим, крепко схватив меня за плечо, — вон там, на скале! Это она! Невероятно…
Я взглянул наверх и оторопел.
Великая Мать снизошла.
На краю пещеры, у самого обрыва, подняв руки вверх, стояла молодая длинноволосая женщина, полностью обнажённая. Что-то за ней светилось и переливалось всеми цветами радуги — я так и не опознал источник этого света; женщина медленно опустила руки, что-то крикнула и сбросила, как мне показалось в первый момент, какой-то мешок — это оказалась верёвочная лестница, которая полностью размоталась к самому подножию. Пока я следил взглядом за лестницей, женщина скрылась в одной из глиняных построек. Тут же юноши один за другим принялись взбираться по лестнице к Великой матери. Снова загремели барабаны.
— И что будет дальше? — спросил я у Педро.
— Наверху они соединятся с Великой Матерью, — ответил наш провожатый, — чтобы через её лоно выйти в мир созревшими крепкими воинами, готовыми идти в бой, сеять маис и продолжать род.
Спустя некоторое время юноши по одному покидали пуэбло — кто улыбаясь, кто сохраняя полное спокойствие. Монтозы встречали их радостными восторженными криками. У подножия горы на берегу реки юношей ждали пирóги; каждый из спустившихся садился в пирогу и по излучине реки, огибавшей гору, возвращался в Теучипальту. Когда последний из прошедших обряд юношей сел в пирогу, монтозы под непрекращающийся бой барабанов направились в своё селение, чтобы приветствовать юношей — теперь уже мужчин — как героев. Мы пошли с ними в шумной веселящейся толпе.

¹Добрый день (исп.). Здесь и далее — примечания переводчика.
²Ну ты и урод! (исп.)
³Дерьмо (исп.).
⁴Много лет (исп.).
⁵Стихотворение Уолта Уитмена «Когда сирень цвела перед домом» (перевод К. Чуковского).
⁶Один из рекламных слоганов Ford Ranchero: «Труженик, оплачивающий свой путь».
⁷«Huevos de toro» — «Бычьи яйца» (исп.)
⁸Ты всё ещё спишь? (исп.)
⁹Дерьмовый (исп.)
¹⁰Мексиканский завтрак (Mexican breakfast) — сленговое выражение, означающее «голодный паёк».
¹¹Попкорн (исп.).
¹²Иди в задницу (исп.).
¹³Здесь очень вкусно и дёшево (исп.).
¹⁴И ангелов, не сохранивших своего достоинства, но оставивших своё жилище, соблюдает в вечных узах, под мраком, на Суд великого дня (исп.). Послание Иуды, 1, стих 6, синодальный перевод.
¹⁵Уйди, Арселия, отпусти его, иди к чёрту! (исп.).
¹⁶Ведьма, шлюха (исп.).
¹⁷Сука (исп.).
¹⁸В 1930-е годы племя монтозов насчитывало около пяти тысяч человек.