Лошадь на всём скаку словно проваливается под землю, и я чудом успеваю высвободить ноги из стремян. Падаю в овраг и приземляюсь, можно сказать, удачно – всего лишь расцарапано колено и стёсана кожа на лбу. Оглядываюсь – лошадь хряснулась об огромный валун, торчащий из низких кустов, что покрывают весь овраг. Она хрипит, красноватая пена вываливается хлопьями.

Я ковыляю к лошади. Её глазищи выпучены. Бедное животное. Я даже не знаю, как зовут эту несчастную кобылу – я увёл её тремя минутами раньше у раненого офицера. Достаю нож и вскрываю ей яремную вену. Вытираю лезвие о песок. Винтовка улетела куда-то в кусты, впрочем, патроны у меня всё равно закончились. А ещё при падении я потерял форменную фуражку и порвал штаны. Но это ерунда. Республиканцы под началом полковника Ибарры побеждают, поэтому до конца моей войны я дотяну и без фуражки. Сижу, перебрасываю нож из ладони в ладонь. Кровь из царапины на лбу заливает глаз. Надо выбираться из оврага.

Сверху кубарем катится республиканец. Я падаю и замираю. Когда он с винтовкой наперевес торопливо проходит мимо, приняв меня за мёртвого, я вскакиваю и всаживаю нож ему в шею. Он дёргает ногами, пока я мягко укладываю его на землю. Затем я забираю его винтовку и ползу вверх, где ещё вовсю продолжается бой.

Высовываю голову. Жутко тявкают выстрелы республиканцев. Прямо передо мной наш молодой капитан Герреро и сержант Гарсиа отстреливаются от врага, лёжа за павшей лошадью. Перед тем, как я свалился в овраг, они оба были верхом. Чуть поодаль, тоже за убитой лошадью, лежит окровавленный пехотинец. Это новобранец из недавно прибывших, юный Фернандо Карденос.

Сержант Гарсиа замечает меня и кричит:

– Гомес! Беги сюда, быстрее! Нам нужна помощь!

Я не двигаюсь.

Тогда сержант, что-то сказав капитану, бежит в мою сторону, но внезапно взмахивает руками и падает лицом в песок. Ко мне долетает его фуражка, пробитая пулей.

Капитан Герреро громко чертыхается. Только сейчас я замечаю багровое пятно на грязном бинте чуть ниже его колена. Глаза капитана запорошило песком, он часто моргает, трёт лицо грязной рукой.

– Как там тебя… Гомес! – кричит он. – Что ты там торчишь? Ко мне!

Я медлю. Мне не хочется лежать рядом с сержантом. Республиканцы, похоже, пристрелялись, и я не вижу, откуда они палят.

– Гомес! Ко мне, чёрт тебя раздери! Ты что, не видишь, что твой капитан ранен? Или у тебя початок вместо головы?

Я хватаюсь за какие-то жёсткие корни, чтобы выбраться из оврага, но тут капитан Герреро вздрагивает и падает на лошадь. Он всё ещё смотрит на меня, но уже не моргает.

Это конец. Я спускаюсь на дно оврага и, продираясь сквозь кусты и маленькие деревца, покидаю поле боя. Выстрелы всё тише и реже, вскоре они и вовсе затихают. Овраг выводит меня к небольшой речушке. Вспоминаю карту, которую я видел у капитана Герреро, – река впадает в Рио-Браво-дель-Норте¹. Оглядываюсь и понимаю, что мне нигде не спрятаться. В полумиле за рекой темнеет лес. Мне нужно туда.

Выбрасываю винтовку, захожу в воду. Думаю о том, что если ни разу не оглянусь, пока переплываю реку, то спасусь. Иногда мне чудится всплеск за спиной. Оглядываюсь уже на другом берегу, на мелководье. Это не считается.
Иду к лесу всё быстрее, потом бегу. Спасение уже неподалёку. Падаю за первым же деревом и смотрю назад.

Никого. Меня никто не видел.

Отдышавшись, двигаюсь по опушке леса на запад, в сторону залива. Замечаю небольшой отряд республиканцев и заблаговременно прячусь. К вечеру ещё трижды натыкаюсь на разбросанные группы врага. На ночь удаляюсь глубже в лес и укрываюсь в густых зарослях. До самого рассвета уснуть так и не удаётся.

Едва светает, выползаю из убежища и снова направляюсь на запад, но вскоре лес обрывается у подножия холма. Поднимаюсь на холм и вижу небольшое поселение в долине. Это асьенда, окружающие её хозяйственные постройки и лачуги пеонов. Там я раздобуду и еду, и одежду, и лошадь, думаю я.

Меня встречает лишь тощая собака, у которой нет сил даже вилять хвостом, она провожает меня взглядом. Поселение оказывается пустым. Я иду от дома к дому, но нигде никого нет. Тогда я вхожу в одну из лачуг и ищу съестное и питьё. Там пусто, наверное, дом покинули не меньше недели назад. Заглядываю в другой дом, в третий – всюду то же самое. Ни еды, ни оружия, ну разве что только удалось напиться воды, пахнущей плесенью.

Добираюсь до небольшой площади, прямо передо мной асьенда. Это большой дом, окрашенный охрой. Его ограждает высокий забор. По ступеням поднимаюсь на открытую террасу, оттуда попадаю в патио – и здесь никого. Обследую все комнаты в доме. На кухне обнаруживаю высохшие маисовые лепёшки и бутыль вина. Добротная мебель, картины, библиотека – асьенда ещё не разграблена. Интересно, куда все подевались? В кабинете хозяина на стене висит восточный ковёр, на нём – старинное оружие. Снимаю пару пистолетов. Они заряжены. В гостиной вздрагиваю – мне кажется, что в глубине кто-то метнулся, но успокаиваюсь в ту же секунду.

Это зеркало…

Нет-нет, я не могу быть этим… существом. Волосы взъерошены, на лбу ссадина с запёкшейся кровью. Грязный, измотанный. Но это ещё полбеды. Меня изумляет взгляд чужака, смотрящего на меня из глубины зеркала. Это взгляд затравленного зверя. В нём и страх, и ненависть, и затаённая злоба. Это взгляд отчаявшегося убийцы.

Я боюсь этого человека. Вот он поднимает пистолет и целится в меня. Его глаза суживаются, его губы дрожат. Он напряжён и чрезвычайно взволнован. Мне хочется крикнуть: «Гомес, не надо!» Но я молчу.

Гомес целится долго, его рука дрожит. Ещё немного промедления, и он не сможет выстрелить. Ещё минута, и пистолет выскользнет из его пальцев.

Мгновения тянутся, пот заливает его бешеные глаза. И вдруг Гомес кричит.

И стреляет.

Вспыхивают звенящие осколки. Гомес смотрит на них, но вряд ли он что-то видит. Он бросает пистолет, разворачивается, выходит из дома и бредёт по площади. В его левой руке второй пистолет.

Но на этот раз ему не везёт. Вдали пылит дорога, вскоре на площадь из-за невысокой часовенки выезжает конный отряд республиканцев. Гомес их не замечает, хотя всадники уже неподалёку. На их лицах недоумение – откуда в асьенде взялся вооружённый пехотинец императорской армии? Всадники спешиваются и с опаской приближаются к оборванному и грязному солдату…

Да что у него со зрением? Это, наверное, из-за пыли, господин капитан. Нам-то отсюда хорошо видно. А, вот он поднимает глаза. Похоже, он не признаёт республиканцев в людях в запылённой форме. Что же он медлит, а, сержант? Всё-таки у него действительно вместо мозгов маисовая каша. Что вы говорите, господин капитан? Каша? Ха-ха. Эх, ему бы помочь, а некому. Так точно, господин капитан, все наши давно здесь. А, вот он наконец смекает, что перед ним враги. Поднимает руку… Ах, ну да. Всё, конец. Сержант, приведите его ко мне.