(кошмар бухгалтера)
Г.Р. посвящается

«Любезно прошу обратить Ваше внимание на некоторые особенности налогообложения на территории Российской Федерации…»
Главный бухгалтер акционерного общества Тамара Алексеевна Римская с тоской поглядела в окно. Летний московский ливень звонко барабанил по крыше ангара. Ангар, крыша его, лужи, вскипающие пузырями, и изредка пролетавшие мимо окна голуби были единственными свидетелями затаенных дум Тамары Алексеевны.
Думы ее сводились, в конечном итоге, к двум вопросам: как похудеть и как выйти замуж. Второй вопрос, за последние пятнадцать лет принявший уже прямо-таки какой-то навязчивый, экзистенциональный характер, занимал Тамару Алексеевну гораздо более первого; но, по странной логике внутренней мысли, все ее размышления, начинавшиеся со второго, несколько, по ее ощущениям, теоретического, вопроса, в конечном итоге неизбежно сводились к первому, совершенно практическому: как похудеть.
«Налогообложение, - продолжала печатать Тамара Алексеевна, - производится по ставке… при реализации продовольственных товаров: мясопродуктов (за исключением деликатесных: вырезки, телятины, языков, колбасных изделий - сырокопченых в/с, сырокопченых полусухих в/с, сыровяленых, фаршированных в/с; копченостей из свинины, баранины, говядины, телятины, мяса птицы - балыка, карбонада, шейки, окорока, пастромы, филея; свинины и говядины запеченных; консервов ветчины, бекона, карбонада и языка заливного)…»
Заливной язык, карбонад, свиная шейка, маринованные грибочки в ароматнейшем подсолнечном масле, водочка в запотевшем графинчике, настоенная на листе своего, дачного крыжовника, свежайший черный хлеб в хрустальной хлебнице, пироги и прочая московская снедь настолько ясно и живо представились Тамаре Алексеевне, что рот ее невольно наполнился слюной, а желудок заскулил, как брошенная на зимней даче собака. Признаемся честно, перед такой гастрономической перспективой не устояла бы и гораздо более закаленная душа, но Тамара Алексеевна вот уже полтора месяца худела по модной и, по уверениям глянцевых женских журналов, феноменально эффективной методе. (Признаемся еще более откровенно – вес Тамары Алексеевны вовсе даже и не выходил за пределы нормы; больше того, попадись она на глаза уважаемому читателю, так тот как бы даже был бы несколько удивлен ее недовольством своей фигурой. Но что поделать – такова женщина: ищет и находит недостатки там, где их отродясь не бывало!)
«…рыбы живой (за исключением ценных пород: белорыбицы, лосося балтийского и дальневосточного, осетровых (белуги, бестера, осетра, севрюги, стерляди), семги…»
То ли под впечатлением от Налогового кодекса, то ли в силу чудовищной эффективности модной диеты Римская вдруг ощутила себя на грани голодного обморока. Заливное из севрюжки, в дразняще подрагивающем, слегка горьковатом от лимона желе с нежнейшим тертым хренком, примостившемся сбоку тарелки, полностью заслонило внутренний взор Тамары Алексеевны. К хренку, естественно, прилагались: изящно сервированный столик, шампанское (брют! непременно брют! – казалось, нашептывал ей на ушко голосом Фрэнка Синатры какой-то незнакомый, но явно интересный мужчина), интимно потрескивающие свечи в высоких бронзовых подсвечниках, чуть слышная музыка, море цветов, и Он, нежный и нетерпеливый одновременно, только что надевший ей на палец обручальное кольцо с бриллиантом. Руки Тамары Алексеевны размякли и задрожали, словно желе заливного, горло сдавило, будто его укутали толстым слоем ваты, сквозь который далеко и глухо бухало одинокое женское сердечко, ноги и прочие части тела онемели и перестали ее слушаться…
Из матримонального морока Тамару Алексеевну вырвал резкий и пронзительный карк вороны за окном. С трудом взяв себя в руки, она продолжала:
«…форели (за исключением морской), нельмы, кеты, чавычи, кижуча, муксуна, омуля, сига сибирского и амурского, чира)…»
Нет, это было выше ее сил! Рыбку, особенно ценных пород, Римская научилась уважать в Москве, куда перебралась из ближнего зарубежья; тогда сделать это было еще сравнительно просто. В Москве она прижилась легко и даже уже перестала стесняться своего нестоличного прошлого. Одна была в Москве проблема – все ее оставшиеся в провинции подруги давно повыскакивали замуж и растили детей и при редких визитах ее ахали, охали и не понимали, «почему такая красивая и столичная не возьмет за себя, ну хоть...» - и дальше шел целый список местных кандидатов в мужья. Тамара Алексеевна отшучивалась, как могла, но в последнее время могла уже как-то не очень и чувствовала, что еще чуть-чуть и примется всерьез рассматривать провинциальных кандидатов. А этого ей, как вы сами понимаете, очень не хотелось. Не за этим же, в конце концов, она в Москву уезжала!
«…икры осетровых и лососевых рыб; белорыбицы, лосося балтийского, осетровых рыб - белуги, бестера, осетра, севрюги, стерляди; семги; спинки и теши нельмы х/к; кеты и чавычи слабосоленых, среднесоленых и семужного посола; спинки кеты, чавычи и кижуча х/к, теши кеты и боковника чавычи х/к; спинки муксуна, омуля, сига сибирского и амурского, чира х/к; пресервов филе - ломтиков лосося балтийского и лосося дальневосточного; мяса крабов и наборов отдельных конечностей крабов; лангустов…»
Ах, если бы не эти крабы! Если бы только не эти свинские дальневосточные крабы и их отдельные части тела! Бедная Тамара Алексеевна могла стойко и с достоинством переносить насмешки судьбы, не одарившей ее идеальной фигурой, дружеские подколки замужних подруг, застрявших на всю оставшуюся жизнь в провинции, одинокое московское житье-бытье, особенно невыносимое долгими зимними вечерами, когда от тоски по мужской ласке хочется выть на луну; но краб розовый дальневосточный, вываленный из трала на палубу потными, грубыми, небритыми, реальными до одури и сплошь холостыми дальневосточными рыбаками, закатанный в банки на дальневосточном рыбкомбинате; краб, вошедший наравне с севрюжиной с хреном в Налоговый кодекс и вскрытый консервным ножом в холодной Москве безымянным Им, нежно и нетерпеливо надевающим ей на палец обручальное кольцо с бриллиантом; краб этот, бесстыдно разваливший свои отдельные части в фарфоровой тарелке при свете свечей, потрескивающих от вожделения, буквально разрывал на части ее бедное измученное сердце. Тем более, что похудание, к которому так стремилась Тамара Алексеевна, категорически исключало крабов и тем более их отдельные конечности.
- Ах, крабы?! – произнесла вдруг неожиданно для себя Римская. – Отдельные конечности?! – продолжала она с угрозой, вставая. – Из-под льготного налогообложения?! С лимоном и с хреном?!
Она выскочила из кабинета, промчалась, как вихрь, по офису и скрылась за дверью кухни…

Было довольно поздно. Кроме Римской в здании находилась лишь охрана да и та этажом ниже. Некому было видеть Тамару Алексеевну; некому было рассказать наутро сослуживцам, какой огонь пылал в ее глазах, когда бежала она из своего кабинета, восклицая: «Хрен вам НДС! С лимоном!» Некому было подсмотреть, с какой жадностью набросилась она на еду, не разбирая, где свое, где чужое, с каким остервенением глотала она, не прожевывая, все, что нашлось в холодильнике. Да наверное, оно и к лучшему.
Римская отсидела две недели на больничном, потом взяла отпуск и уехала худеть в Карловы Вары. Отчет по НДС так и не был написан.