Первый раз этот паренёк появился в моей жизни, когда мне было двадцать девять лет, а ему - шесть. Модные джинсы, футболка с Микки Маусом, жилет в тон джинсам. Этакий маленький стиляга, который неуловимо походил на меня самого в детстве: такой же спокойный и не по возрасту серьёзный. Засунув руки в задние карманы джинсов, он стоял возле кровати и внимательно меня разглядывал. Увидев, что я проснулся, посетитель по-хозяйски, бесцеремонно уселся на краешек кровати и деловито спросил: - Ты как? Сосредоточенный вид забавного мужичка заставил меня улыбнуться: - Да ничего, вроде. Паренёк удовлетворённо и вместе с тем важно, кивнул головой, потом достал из кармана жилетки «Сникерс» и положил мне на грудь: - Это - тебе. Всякое движение давалось мне тогда тяжело, поэтому попытка взять гостинец оказалась неловкой. Батончик соскользнул на пол. Паренёк поднял конфету и спросил: - Сейчас хочешь? Разговаривать лёжа было не совсем удобно. Стараясь не вскрикнуть, чтобы не напугать юного визитёра, я с трудом приподнялся, пытаясь принять соответствующее важной беседе положение, повернулся на бок и подпихнул подушку под локоть. Выдохнув сквозь стиснутые зубы, и тщательно прикрыв больничным одеялом повязку со следами крови, я расслабился. Мальчуган заботливо подоткнул край одеяла и заявил: - Лежал бы уже. Я что: не смогу фантик снять, что ли? А есть и лёжа можно. Его рассудительность меня рассмешила донельзя, но я сдержал смех, боясь нечаянно обидеть это сероглазое чудо. - Давай напополам? - предложил я ему и, заметив у посетителя сомнение в необходимости такого действия, добавил, - Вдвоём всяко вкуснее есть! Мальчишка секунду подумал, разломил батончик и протянул мне половину, целиком запихнув себе в рот оставшуюся часть. Несколько минут мы сосредоточенно жевали шоколадно-ореховый, приторно сладкий заморский бренд. Паренёк лопал, с удовольствием причмокивая, а я проглотил липкий комок, едва не подавившись сомнительным лакомством. Полстакана воды кое-как смыли с зубов наглухо прилипшие к ним орехи и притупили навязчивый карамельный привкус. Вернув пустой стакан на прикроватную тумбочку, я пояснил внимательно наблюдающему за мной мальчугану: - Знаешь, брат, наш шоколад всё же повкуснее будет. Паренёк сдвинул к переносице брови, слизнул с пальцев остатки батончика, и задумчиво почмокал губами, после чего недоверчиво спросил: - Уверен? Его важность была настолько комична, что мне снова с трудом удалось сдержать смех. Придав лицу самое серьёзное выражение, на какое только был способен тогда, я утвердительно кивнул головой и для пущей убедительности подчеркнул своё заявление жестом, сложив пальцы в знак «ок»: - Абсолютно! Заинтересованно поглядывая, посетитель повторил жест, и довольно улыбнулся: - Ладно, я потом проверю. Кивком, указав на тумбочку, я предложил: - Не вопрос, можешь прямо сейчас это сделать. Возьми там, на верхней полке. Не заставив себя уговаривать, сообразительный мальчуган нырнул в недра тумбочки и появился перед моими глазами, уже откусывая приличный кусман от большой плитки горького шоколада «Цирк». Проглотив тщательно пережёванный кусок, он опять нахмурил брови, поднял глаза в потолок и причмокнул несколько раз. Видимо, не поняв разницы во вкусах, он вздохнул, пожал плечами и нацелился откусить второй, побольше, но лукаво прищурившись, вдруг спросил: - Чего не спрашиваешь: слипнется у меня где-нибудь или нет? Уже не сдерживаясь, я громко расхохотался, что в моём положении было чревато: неловкое движение заставило подушку предательски вынырнуть из-под локтя и шлёпнуться на пол. От неожиданной смены положения швы на груди отозвались такой болью, что перехватило дыхание и потемнело в глазах. Не в состоянии пошевелиться, я ждал, когда мучительный спазм утихнет, уверенный, что паренёк убежал, напугавшись моего мертвецки побледневшего лица и открывшихся взгляду бинтов, поэтому очень удивился, когда почувствовал, как маленькие тёплые ручонки, осторожно подпихнув подушку, помогают мне лечь. Потом он присел рядом, взял в свои ладошки мою руку и затих. Минут через десять боль успокоилась настолько, что я смог вздохнуть свободнее и открыть глаза. Мальчуган неподвижно сидел на месте, не сводя с меня внимательного взгляда. Когда я улыбнулся и подмигнул ему, он с заметным облегчением выдохнул: - Я уже хотел позвать кого-нибудь. - Обойдёмся, - сказал я. И, неожиданно для себя, состроив кислую гримасу, пожаловался ребёнку: - Мне эти лекари и так надоели... И снова удивился, когда он абсолютно точно и чутко уловил моё настроение: - Ещё бы! Вон у тебя бинтов как много! Абсолютно безбоязненно он коснулся пальчиком повязки и наклонился совсем близко. Я смотрел ему в глаза и словно тонул в собственном отражении. Вне всякого сомнения, у нас были одинаковыми не только серебристо-металлический цвет радужки, но и серьёзное, не по-детски болезненное выражение сочувствия и понимания. Пожалуй, больше ничего не делало нас похожими, но этого было достаточно, чтобы мгновенно прикипеть к чужому ребёнку всей душой. А юный визитёр, продолжая выражать искреннюю поддержку, ласково гладил меня по щеке своей маленькой, пахнущей шоколадом ладошкой, и деловито возмущался: - И уколов, наверное, тоже много делают! Им же только повод дай - заколют! - Ты даже не представляешь, насколько! - вполне серьёзно ответил я. Продолжая сочувствующе кивать головой, мальчуган вдруг хитро улыбнулся: - Хочешь секрет скажу? - А то! Спрашиваешь! - Папка сказал, что ты уже вне опасности, а это значит - скоро домой выпишут. Неожиданная догадка мелькнула у меня в голове. Я всмотрелся в посетителя и, уже практически уверенный в его ответе, спросил: - Тебя как зовут? Сашка? Мальчуган, спрятав улыбку за хитрым прищуром, лукаво покачал головой и гордо выпалил: - Нет. Алекс! Вот так я познакомился с сыном талантливейшего хирурга, доктора, который, в прямом смысле, вытащил меня тогда с того света. Ироничный Док отпустил свою единственно желанную женщину, смирившись с положением третьего лишнего, и женился на первой же забеременевшей от него девице, назвав сына именем соперника. Моим именем.
А ещё кашлять очень больно! Вот почему-то после операции обязательно хочется покашлять и поржать! Почему, не скажешь?
Спасибо