Маме моей посвящаю
...

Ангелин Иванна, Ангелин Иванна, там...
Маринка с Генкой что-то наперебой кричали и тащили Гелю за руки, причем тащили в разные стороны. Геле нравились эти ребятки - симпатичная парочка близняшек, веселых и суматошных. Их нашел парнишка- милиционер на перроне маленького заброшенного богом полустанка голодными и оборванными , когда Генка тырил у кассирши пакет с обедом, а Маринка стояла на стрёме. Ребят передали в интернат в жутком состоянии, они были истощены до предела, кожа содрана до крови от расчесов, в головах полно вшей. Но, несмотря ни на что, в их глазенках не было ни зла, ни обиды, в них всегда горел озорной огонек. Людям не удалось, при всем старании, вылепить из детей волчат, и они веселыми щенятами бегали по интернатским закоулкам, во всем принимали участие, ни к чему не оставались равнодушными. К тому же, неожиданно у них проявился математический талант, совершенно неординарный, причем сразу у двоих. Геля уже три раза серьезно поцапалась с Алевтиной, пытаясь пробить для них математическую школу, но та упиралась насмерть.
...
- Что там, Марина? Гена, да подожди, не тяни.

Они почти бегом влетели в небольшой сарайчик на отшибе, в самом дальнем углу интернатского двора. Там было темно и тихо. Пока не привыкли глаза, Геля подслеповато всматривалась, но майское солнце, пробившись сквозь тучи, вдруг ворвалось тонкими острыми лучами через щели между старыми досками, и картина высветилась, как в страшном кино. На куче старого тряпья, с окровавленным лицом лежал Андрюша. Он смотрел в потолок, из угла рта стекала розовая слюна. Разбитые руки шарили по грязному полу и что-то искали. А то, что они искали - маленький бело-рыжий котенок, играл с солнечным лучиком немного поодаль, весело подпрыгивая и подрагивая толстым коротким хвостиком.
Геля бросилась к ребенку, приподняла голову.

- Господи. Кто это? За что его?

- Ангелин Иванна, это старшие. Это Серый, знаете его, длинный такой? Они котенка хотели Алому скормить, а Андрюша вступился. Схватил, за пазуху сунул и не отдавал. А они его били, Андрюшу. Палкой.

- Палкой? Как палкой? И как это - Алому?

Алый был жуткой тварью. Как Алевтине удавалось сохранить эту зверюгу в детском учреждении, для Гели оставалось загадкой. Пес признавал только силу, воспитателей побаивался, но детей в расчет не принимал. Мог укусить, мог облаять, противно щерясь, наверное мог даже загрызть. Его никогда не отпускали с цепи и он нарезал круги вокруг своей будки, злобно бросаясь на проходящих ребят.

- Зато сторож замечательный, - отбрехивалась Алевтина на очередные попытки учителей выставить с территории этого пса, - Ангелина Ивановна, почему вы-то против собаки, вас же она признает?

Алый действительно замолкал и поджимал хвост при виде Гели. Может чувствовал силу...
Геля попыталась поднять Андрюшу, но больной мальчик лишь мычал и стонал, видно ему что-то повредили, то ли в ногах, то ли в спине.

- Гена ,беги в амбулаторию. Быстро. И за сторожами. И пусть носилки возьмут. Бегом!
...
Андрюша пострадал не сильно, кости были не повреждены, в основном ушибы. Но что-то повернулось в его, и так не здоровой душе. Он часами сидел на крыльце, раскачивался и выл. Тихо и тоненько - "Иииии, Иииии". Геля часами просиживала рядом с ребенком, уговаривала, почти даже заговаривала, но ничего не помогало. И только, когда Белорыжка, (такое имя дали хвостатому спасенному найденышу), сидел у него на коленках, мальчик ненадолго замолкал, неловко гладя забинтованной рукой котенка по спинке.
...
Вовка не возвращался, прошла уже неделя с их страшной ссоры, а он ни разу не зашел. Геля знала, что он живет у ребят в общаге, но не шла с повинной, уперлась как телка перед бродом и ни в какую. Мать каждый вечер донимала её, взывала к совести и долгу. Но Геля молчала.
- Мааа, где папа?
Ирка уже хорошо выговаривала слова и, казалось, все понимала. И Геля видела, как она тоскует. Доставая очередной раз из-под подушки девочки Володину тетрадку, она подолгу сидела и тупо расправляла скомканные листы. Слез не было, просто горели глаза, как будто в них налили кипятку.

- Тебе, идиотке, надо встать на колени и ползти к нему, в рубище! - Анна смотрела зло, даже ненавидяще, - Такого мужика профукала. Он к ее ребенку, как к родному. Твою же засранную ...опу мыл, когда ты тут валялась. Трусы обоссанные стирал. А ты? Ты мизинца его не стоишь. Иди - прощенья проси! Дура.

Геля не отвечала. Она понимала, что мать права, но сделать с собой ничего не могла. И только тоска, тяжелая, безысходная, темная душила липкой паутиной.
...
- Сергей, подойди на секундочку.

Компания старшеклассников собралась за сараем ближе к вечеру, уже на закате. Быстро смолили, зажав по-бандитски в горсти папиросу, передавали ее друг другу.

- Похожи на серых жуков...и жужжат так же. Мерзкачи!

Геля стояла у забора между сараем и огромным развесистым дубом, почти спрятавшись в его длинной вечерней тени. Вчера, на собрании, которое созвали в воспитательской, чтобы выяснить кто же виноват в мерзком избиении Андрюши, никто из ребят не признался. Вели себя нагло, спокойно и вызывающе, зная, что доказательств у воспитателей нет. Молчали все, даже близнецы, странно отводя глаза, говорили, что ничего не видели.

- Сергей, я поговорить с тобой хочу.

От кучки отделился длинный хлыщеватый парень. Он медленно, вразвалочку приблизился, обошел Гелю вокруг и, обходя спереди сделал неприличный жест, резко и неожиданно. Геля вздрогнула и отшатнулась. Остальные заржали.

- Ну... люба нелюбая... Чо хошь?

Он стоял, засунув руки в карманы пиджака, с выпяченной слюнявой губы свисал замусоленный окурок. Помахивало спиртным.

- Чо хошь - то?
- Ты, сволочь?
- Чо я?

Он обернулся, поманил свою свору.

- Не..., - самый разумный из гоп-компании, Яшка, помахал рукой отрицательно, - давай сам. Нас в свое дерьмо не вяжи, мусоров назовут, трусами не отмахаешься. Натворил, придурок.

Сергей повернулся к Геле снова.

- А ты седня приходи часиков этак к двенадцати. Мы и покумекаем. Я знаю кто бил. Придешь - скажу.

Он сплюнул папиросу, притянул Гелю за руку.

- Придешь, узнаешь, кто дебила твоего отоварил. А? Детка?

Геля выдернула руку, вытерла ее о платье.

- А что, думаешь слабо? Приду, жди. В двенадцать. Здесь, прям в сарае. И чтоб один, не тащи свору свою. Вдвоем говорить будем!

Сергей хлопнул себя по коленям

- О! Це дило! Подмыться не забудь!
...
Здоровенный кусок хлеба, вымоченный в бульоне, выполнил свою задачу. Алый дал себя отвязать, и пошел за Гелей послушно, как комнатный пудель. Привязав его в дальнем углу темного сарая, она бросила собаке остаток еды и присела на старое ведро. Было тихо. Огромная луна светила не хуже лампы, но свет пробивался лишь местами, мертвенно вырисовывая пятна на полу. Услышав шаги, Геля вскочила и спряталась за старый сундук, стоявший у стены. Сергей зашел, подслеповато присмотрелся, как принюхался.

- Эй, учителка . Вылазь, гутарить хочу. Я те конфет шоколадных притаранил. Выходь.

- Геля тихонько проскользнула к дверям, схватила замок, и накинув его на внутренние дужки, закрыла, сунув ключ в карман. Потом одним прыжком, метнулась к Алому, отвязала веревку и намотала ее на руку.

Увидев парня, псина совершенно озверела. Ощерив зубы, она бросалась вперед, хрипя от натянувшейся веревки, царапала когтями земляной пол. Геля еле сдерживала чудище, вцепившись в откос подоконника.
Парень оказался зажатым между углом сарая и рвущейся псиной. В лунном свете было видно, как он побледнел, позеленел даже.

- Ну! - Геля орала, стараясь перекричать хрип и вой, - говори, дрянь. Ты Андрюшу изуродовал, скотина? Будешь врать, я ведь не удержу пса, не дай бог. Он вон, здоровый, гад. У тебя там как, в штанах? Брони нет?

Сергей пытался сползти по стене, ему явно становилось плохо, но Алый щелкал зубами у самых ног парня, подбирался все ближе.

- Ну?

- Су...., чтоб ты сдохла. Я, это. Я твоего придурка. Жалко не замочил, слюнявого идиота.

Геля хотела отпустить веревку, стала разматывать руку, но тут кто-то с грохотом разбил окно. Одним прыжком в окно влетел молодой мужик -сторож...
...
- Ваш проступок, Ангелина Ивановна, даже не имеет названия. У меня нет в лексиконе таких слов, чтоб его описать...
Алевтина мерила кабинет с методичностью хорошо отлаженного швейного челнока. Она рубила ребром ладони воздух, и говорила четким, металлическим голосом, как будто забивала гвозди Геле в голову.
- Вы травили ребенка собакой. Вы допустили, что бы в вашей группе,- она остановилась, с презрением посмотрела на Гелю, - заметьте, в младшей группе, ребенок, заметьте, больной ребенок, остался без присмотра и убежал ловить бездомного котенка. Молчать!

Она с силой саданула об стол, так что, похоже, отбила кулак.

- Вы систематически спорили с руководством, добиваясь поблажек любимчикам. В конце концов вы обманывали Партию.

Геля встала, хотела что-то сказать, но Алевтина вдруг заорала, что было ей не очень свойственно.

- Заткнись, девчонка. Скажи спасибо, что я не выношу сор из избы. Сегодня же пиши заявление по собственному. И расстанемся, наконец! Добром говорю - пиши!
...
Дома Геля долго сидела за столом. Казалось горела рука, которой она написала заявление. Голова была совершенно пустой и гудела. Тишина стояла такая, что звон в ушах был плотным и густым.

- Не надо было Ирку к матери на выходные отправлять... Завтра бы в зоопарк пошли...Володя ей обещал, тогда еще...

Она встала, вытащила из шкафа бутылку водки, налила полный стакан. Махнула залпом, задохнувшись, закашлялась. Раздышавшись, развернула конфету, еле проглотила, налила второй. Давясь и захлебываясь пыталась влить вонючую жидкость в себя, но водка стекала мимо, обжигая губы.

На улице скрипнула калитка..,