Я зашла в электричку. В пустом вагоне еле брезжил утренний свет, и в полутьме темные контуры сидений казались нарисованными карандашом. Кое-где сидели люди и их силуэты тоже, почему-то не воспринимались, были неживыми, нереальными. Пробираясь, как слепая, я подползла к самому, на мой взгляд, уютному окошку и подвинув кем-то забытую игральную карту с едко усмехающейся дамой пик, села. Ехать было почти полтора часа, стоять всю дорогу на каблуках в моём прискорбном возрасте, да еще в пять утра трудновато, и я подумала, с трудом слепляя в резиновый ком разбегающиеся сонные мысли: " А чо..., повезло мне. Хорошо, что конечная станция. И надо было, дуре с Толей на машине ехать... Но в четыре утра...сдохну точно".
- Куда зад свой распялила? Не видишь, карта лежит тут? Наглые ваще, молодые, карту сбросила. Каракатица, полудурка кусок!
Я открыла глаза. Огромная черная баба, в берете и мохнатом шарфе "назло весне", завязанном толстым узлом, нависла надо мной тяжёлой тучей. От бабы воняло луком, она тыкала в меня сумкой и брызгала слюной. Я ничего не понимала - что она орет? Карты какие-то... какие карты?
Окончательно прозрев, я увидела - действительно, по всем ободранным сиденьям. были разбросаны игральные карты. Они аккуратно белели в полусумраке вагона, силуэты дам-королей были расплывчаты, но всё равно, я заметила, что тот крайний король, вроде бубен, укоризненно покачал головой...
В голове тоненько зазвенело, но было не до обмороков, потому что баба уже спихивала меня с моего места, одновременно пытаясь подсунуть скинутую карту. Я встала, собрала манатки и молча перешла в другой вагон. Там картинка была той же, правда людей набралось побольше, человек десять. И карты были разные, явно из разных колод. И у каждой колоды был свой предводитель, типа туз. Каждый туз сидел гордо и держал руку на груди, вроде Наполеона.
Я прошла в середину вагона и скромно встала в проходе, цепко вцепившись в поручень и, стараясь ни на кого не смотреть. Я уже поняла смысл этого пасьянса, и мне было почему-то стыдно...
Ярко вспыхнул свет, в вагоне стало почти уютно. Народ прибывал, все друг с другом здоровались, что-то говорили, смеялись, постепенно рассаживались, поднимая карты и сдавая их тузам. Кто-то доставал бутерброды, пахло кофе и, почему-то самогонкой. Белые карты постепенно сменялись темными кепками и лохматыми шапками. Мне уже было интересно, этот фарс напоминал какую-то детскую игру, смешную и нелогичную. Но картинка была слажена, подогнана, как единый механизм и только винтик - Ирка не поместился в стройную схему. Дурацкий лишний винтик выпал и переминался с ноги на ногу в модных тесных туфлях, нервно дергал плечом, стараясь уменьшить боль от врезавшегося ремешка тяжеленной сумки, и дико, до одурения, хотел спать.
- Девушка, у вас перчатка выпала.
Противный мужской фальцент выдернул меня из сомнабулического состояния, я дернулась, подломился каблук, но какое-то чудо удержало моё тулово от позорного падения. Реальность вернулась, я осмотрелась. Почти весь вагон был забит, в проходе томилась толпа таких же везунчиков, как я, но пара-тройка мест до сих пор белела картами. Один из тузов медленно оглядывал толпу, стоящую в проходе и, вдруг, его томный взгляд остановился на мне.
"Вот ведь, красота, она и в электричке красота",- гордо подумала я. Он поманил меня пальцем, поднял карту и показал на сиденье. "Блииин, так собак подзывают, ещё свистнул бы", - неприятная мысль меня кольнула, но так сжало левую ногу и заломило бедро, что я заискивающе улыбнулась, помахала хвостом и протиснулась к благодетелю. Я бы поклонилась ему поясно, но толпа мешала и я плюхнулась так, неблагодарно.
Электричка успокаивающе пела своё тутук-тутук, в вагоне было тепло и влажно, запотели окна, пахло едой, перегаром и духами, всё это расслабляло, усыпляло и я снова задремала. Однако совсем провалиться в сон мне не удалось. В вагоне вдруг что-то случилось. Резко меня толкнув, соседка - блондинка, которая только что мирно красила пухлые губы термоядерной помадой вдруг вскочила и сиганула через меня к выходу. Народ массово снялся с насиженных мест и суетливо начал пробираться к выходу. По платформе мимо остановившегося поезда неслась толпа. Причем неслась быстро, стуча кабуками и толкаясь. Я испугалась, вцепилась в сумку и собралась рвануть тоже. Похоже пожар где-то, странно, что не объявляют!
- Не боись, девочка. Эт зайцы. Первый раз, что ль едешь? Вон и шляпку потеряла...
Насмешливая бабуська напротив никуда не торопилась. Фыркнула, поправила платочек
- Плащик беленький свой, вон напачкала. Ты курточку купи, тут все в курточках. А то не настираешьси, ведь, в пылюке то... А то и шляпку сыми. Не любят тута фиф, лыбются, дурни. Беретку возьми в лектричку. Сподручней в беретке то...
Я вдруг будто издалека увидела среди озабоченной и усталой серой смурной толпы белую идиотку на шпильках и в дурацкой шляпе.
Я помню её до сих пор...
***
Просто жутко трясло от страха. Я не спала всю ночь, и, в свете мутноватого ночника, разглядывала Толино спящее лицо. Как мы заявимся к родителям? Как будем себя вести? Ладно бы - молодые, а то ...придурки престарелые...
Всё это неприятно елозило в моем мозгу, щекотало шершавыми лапками, беспокоило колюче, почти реально ощутимо. Я гнала его, смахивала, а оно лезло, лезло.
***
Мама, конечно, оттаяла. Правда ей понадобился для этого год. Долгое, тяжелое безвременье, когда я совсем не слышала её голоса, узнавая о ней только через Машку и отца тянулось бесконечно. Но, после беспросветного молчания она позвонила сама.
- Ну что? Ты жива ещё, моя старушка?
Она говорила едко, но уже слышались те самые, смешливые нотки мамы - девчонки, которые я обожала.
- Мам... Я приеду. А?
- Так давно б приехала уже. Тут мать-престарелая, больная одна, без дочки чахнет. А дочь в самые ...пеня забралась. Не вылезаешь, наверное совсем из своей Нахапетовки?
- Почему Нахапетовки-то? Н-к - большой город! Между прочим, замечательный! Мне очень нравится[
Я с гордостью назвала свою новую малую родину, небольшой уютный городочек дальнего подмосковья, где мы обосновались с мужем и его матерью. Обосновались, сняв квартирку в трёхэтажном, дико воняющем кошками кирпичном доме, окруженным заросшими картошкой огородами, но тем не менее, очень мне нравившемся.
Правда на нашей кухне жил монстр, гудевший синеватым пламенем через ободранную дыру в эмалированном пузе. Выглядел монстр жутко, гудел устрашающе, на выходе давал еле теплую водичку, и то, когда никто кроме меня на всех трёх этажах не включал краны. Монстра я боялась, как огня, с дрожью во всём теле, подносила спичку к его брюху и отпрыгивала козой назад, прячась за дверной косяк. Но это было единственным, что не очень меня устраивало в новом жилье. Зато, на балконе цвели крокусы.
- В воскресенье, ага? Мам? В это.
- Давай. Я тебе пальто купила. Белое и кожаное. Длинное, по пят, как ты любишь. Правда, ты теперь, наверное больше в телогрейке...
Я представила себя в белом кожаном в электричке и мысленно фыркнула:
- Маааам...
Я тянула это "маммм" в нос, как в детстве. Я чувствовала себя четырнадцатилетней шкодливой девчонкой, точно как та, глупая, толстая, некрасивая, притащившая блохастого несанкционированного котёнка, и спрятавшая его под диван.
- Вот те и маммм. И этого...как его. Приводи, чего уж. Папа там резюме его почитал, ты, небось, подбросила? Подполковник...с Украины... Чего он жрет-то? Сало, небось? Хохол! Здоровенный, гад, Машка говорила...Бабник!
- Ни с какой он не с Украины! Во Владивостоке жил сто лет, да во Вьетнаме! Ты ж читала! Ты и сама хохлушка... бывшая.
- Хохлы и евреи бывшими не бывают! Ладно, приводи, сказала же. Посмотрим.
Я не сразу положила трубку, прижимала её к щеке, тёплую, и слушала резкие, короткие гудки отбоя.
***
Палец никак не слушался, но я всё таки заставила себя нажать на кнопку. Звонок прозвучал стеснительно, но всё равно пробрал по позвоночнику. Я вздрогнула и краем глаза увидела, что Толя усмехается слегка, этак в усы. Я понимала, каково ему, и эта неловкая усмешка не то что разозлила - взбодрила меня. Я нажала кнопку уже увереннее, и тут дверь открыли.
На пороге стоял папа. Растерянный и смущенный, одетый в парадную рубашку, ненавистные джинсы и новые тапки, он топтался, пытаясь встать боком, потому что размеры мужа явно были для него неожиданными. Я подождала пока они разойдутся, сталкиваясь животами, и тоже проскользнула.
Мама сидела королевой за столом, как всегда шикарная, большая, яркая в своем японском кимоно, расшитом маками. В комнате плыл аромат духов и индийских благовоний, к которым она пристрастилась последние годы, всё это смешивалось с запахом еды от царски накрытого стола и действовало одуряюще.
Я подошла, мне так хотелось прильнуть и заплакать, но она указала мне рукой на стул, рядом с собой.
- Похудела и пострашнела! На обезьяну стала похожа. Давай, знакомь!
Толя подошел, встал рядом. Она протянула ему руку и медленно сказала, близоруко вглядываясь:
- Нуууу... не могу сказать, что сильно рада тебе, дорогой зятёк... Посмотрим. Руки мойте и за стол!
***
Третью бутылку я приносить не хотела насмерть. К ночи рассказы о морях-океанах гудели в моей башке, как корабельные рынды, но у наших моряков, вдруг нашедших друг друга в городской пучине, истории не иссякали и бились в наши с мамой неокрепшие головы штормовыми накатами.
- Ириш, принеси там баночку какую, закусить.
Папа раскраснелся, забыл про свою аритмию и молодецки ляпал рюмку за рюмкой, стараясь не отставать.
- Cейчас, я принесу, сиди...
Мама еле встала, но я, с удовольствием заметила, что она оперлась на Толино плечо и тот перехватил её руку, помогая.
- На-ка. Попробуй вот давай. Иркина тетка прислала, из Саратова.
Аккуратненькая баночка, туго набитая маленькими перчиками источала такой аромат, что даже мне захотелось один, но мама отодвинула банку локтем.
Толя жахнул рюмку и бросил перчик в рот.
- Вкусно?
Она спросила тем самым "вредным" голосом, который я, как облупленный, знала с детства и всегда ждала следом за ним какого-нибудь подвоха.
- А то! Класс!
- Ещё бери. Кушай.
Муж браво закинул ещё пару перчинок, чуть побагровел и зажевал хлебушком.
- Как ты это жрёшь-то, господи!
Мама недоверчиво покрутила банку и, зацепив перчик вилкой, сунула в рот.
Картину эту было не описать словами. Чихая, плюясь и матерясь, мама выскочила из-за стола и, как молодая, ринулась в ванную. Папа, выпучив глаза от такой неожиданной прыти рванул следом, захватив полотенце.
Я с ужасом наблюдала за этой сценой. Толя толкнул меня в бок и сочувственно покачал головой.
...Сейчас я думаю - наверное тогда, именно в этот момент, родилась их дружба.
Мамы и моего мужа...
Опубликовано: 27/02/18, 10:15
| Просмотров: 768
Загрузка...
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]