Часть 12 (Окончание)

Глава XXX

Выйдя из Кейптауна и, обогнув южную оконечность Африки с её знаменитым мысом Доброй Надежды, пройдя Мозамбикским проливом, оставив справа Мадагаскар, а слева – Танзанию, Мозамбик и Кению, через неделю «Фламинго» вышел в Аравийское море, где слева, где-то за горизонтом, простирался берег пиратской Сомали.

Судно шло, теперь, под командованием нового грека-капитана, который явился прямой противоположностью прежнего – Георгиоса.

Это был добродушный семидесятилетний старикан, никого не «достававший» и не доводивший до истерики. На вахте Тимура он появлялся редко, причём, только, в дневное время, спрашивал: «Как дела?», обращаясь к Тимуру по имени, а не по должности, как это, в общем-то, принято на иностранных флотах и, получив стандартный ответ: «эврисынг из окей, сэр!», довольно хмыкнув, удалялся.

Ежедневные обходы всего судна, подобно «кэптену Джёчу» он не делал, а принимал доклады от начальников служб о состоянии судовых дел в своём офисе, там же и давал им, если считал необходимым, свои ЦУ (ценные указания).

Иногда капитан выходил подышать свежим воздухом, усевшись в шезлонге на открытой веранде, на второй палубе. Судовая собака Дора, в этом случае, подходила и ложилась у его ног.

И ещё часть своего времени он проводил в радиорубке, где радист Гена обучал его пользоваться единственным на судне компьютером.
«Сепаратный» приём пищи с выпивоном на камбузе для греческой части экипажа кэп прекратил, обязав греков питаться вместе с «легионерами» одной и той же пищей, после чего качество питания, как заметил Тимур, в кают-компании и салоне рядового состава заметно улучшилось.

Однажды, Андрей ему пожаловался, что в офицерской «обжираловке» в холодильнике кок держит месяцами бутафорские продукты и в пищу нельзя ничего употреблять, кроме яиц, если, допустим, проголодаешься во время работы ночью или после ночной вахты.

Старик, как прозвали капитана «легионеры»-славяне, лично проверил это дело, устроил разнос коку-соотечественнику и после этого, чудесным образом, произошла замена бутафории на съедобную еду.

Короче, одним словом, «жить стало лучше, стало веселей» - как говаривал товарищ Сталин когда-то.
И «Старик», если не всей команде, то не греческой её части быстро приглянулся.

Тимур, порой, сокрушался в душе: почему сразу, вот, не повезло по-прибытии на судно семь месяцев назад с капитаном ( да и с брюзгой старпомом вначале), а только сейчас.

Примерно такие мысли крутились в голове Тимура на его дневной вахте, в то время, как «Фламинго» рассекал воды Аравийского моря.

Стояла ясная, солнечная июльская погода, ходовая рубка, через открытые двери на крыльях мостика приятно обдувалась лёгким освежающим бризом, «Фламинго» шёл довольно оживлённым путём, время от времени расходясь со встречными судами или обгоняя попутные, поскольку у риферов, как правило, скорость всегда бывает повыше, чем у прочих сухогрузов и ничего не предвещало каких-либо неприятностей.

- Слева – судно! Курсовой угол тридцать градусов! – Голос рулевого-вперёдсмотрящего Яцека отвлёк Тимура от раздумий.
Тимур кивнул Яцеку и взял бинокль. На горизонте, действительно, обозначилось судно, по всей видимости – небольшое.

Тимур подошёл к радару. Определил, что судно не имеет хода и дистанция наикратчайшего сближения с ним – три мили. «Рыбак, наверное» - подумал Тимур. Единственно, смущало то, что над судёнышком поднимался густой чёрный дым.

«Пожар у них что ли?» - насторожился Тимур, не прекращая наблюдение.
Между тем, попутные и встречные суда, направлявшиеся кто – в сторону Аденского залива, а кто - двигавшиеся в обратную сторону, шли своим путём не сворачивая и не сбавляя хода.

Вскоре, по мере приближения к дымящему судну Тимур обнаружил следующее:
Судёнышко, по своей конфигурации, выглядевшее, как рыболовная шхуна, лежавшее в дрейфе, несло рыболовные знаки; на корме его стояла металлическая бочка, в которой что-то горело и сильно дымило;

Ещё Тимур разглядел двух чернокожих людей: один стоял на деревянной рубке шхуны, опуская и поднимая вверх-вниз обе руки, второй сидел на корме шхуны рядом с дымящейся бочкой, свесив босые ноги с палубы на транец.
И дымившая бочка и размахивающий руками человек означало одно: судно терпит бедствие!

(Такие действия членов экипажей судов – разновидность из общепринятых способов подачи сигналов бедствия на море).

Тимур поступил, как и положено помощнику капитана в таких случаях: позвонил Старику и доложил о происшествии, а также сделал запись в судовом журнале.
Капитан, посопев в трубку, сказал, наконец, что пусть Тимур ждёт и он скоро поднимется на мостик и примет решение.

Вскоре, терпящее бедствие судно, находилось уже на траверзе «Фламинго».

Время шло, «Фламинго» всё дальше и дальше удалялся от шхуны, капитан на мостике не появлялся, Тимур нервничал.
Прошло около получаса, Тимур посмотрел в радар и определил расстояние до шхуны – около десяти миль!

«Ну где же он?» - начал уже психовать Тимур, «позвонить ещё раз?», но, в этот момент на мостике появился Старик.
- Так, где, Тимур, этот страдалец? – Спросил капитан.
- Да уж на десять миль отскочили! – Ответил Тимур.

- Окей, полборта право, ложимся на обратный курс! – Скомадовал Старик рулевому.
«Фламинго» начал разворот не сбавляя хода и скоро, описав циркуляцию, начал двигаться к терпящей бедствие шхуне, уже превратившейся в чёрную точку на горизонте.

Остальные большие суда по-прежнему продолжали двигаться по своему назначению нисколько не задерживаясь и не приближаясь к той несчастной посудине.

Тем временем, капитан позвонил куда-то по судовому телефону и начал говорить что-то по-гречески.
Тимур догадался, что тот разговаривает со старпомом.

И точно, через пару минут на мостике появился Аполлон, они с кэпом что-то «перетёрли» и старпом, включив общесудовую трансляцию, по-английски вызвал на мостик боцмана Казимежа.

Казимеж, выслушав инструктаж старпома и, молча кивнув Аполлону, сбежал вниз и через несколько минут Тимур увидел его с матросами впереди надстройки, в районе второго трюма.

Моряки приготовили на всякий случай лоцманский шторм-трап, но не спустили его пока с палубы.
«Фламинго» всё ближе подходил к шхуне, чернокожий на ней, узрев приближающийся рифер, энергичнее замахал руками.

На крыло мостика, по правому борту, где находились уже капитан, старпом и Тимур, поднялся ещё и электромеханик Андрей.

Все наблюдали за шхуной, стараясь догадаться, что же там произошло.
- Наверное, топливо закончилось, - высказал своё предположение Аполлон.
- Да, вероятнее всего, - согласился Тимур.

Капитан молчал, пристально вглядываясь в приближавшуюся шхуну.
- Зря ты всё это затеял, - негромко сказал в ухо Тимуру Андрей, сохраняя мрачный вид.

Тимур удивлённо покосился на него, но промолчал.
Капитан с крыла мостика отдавал вполголоса команды рулевому.
Рулевой Яцек громко репетовал (повторял), корректируя курс так, чтобы пройти вплотную к шхуне.

«Фламинго», по-прежнему на полном ходу, проскочил метрах в пяти от покачивающейся на лёгкой зыби шхуны и взору всех, находящихся на крыле мостика, с его высоты, за те короткие секунды прохождения рифера мимо судёнышка, предстала жуткая картина: в неглубоком открытом трюме на спине лежали чернокожие мумии – мужчины, женщины и дети! Да, это были почти скелеты! И было их около двух десятков.

Казалось, что четверо на мостике и матросы с боцманом на палубе замерли в этот момент. И их можно было понять – зрелище было ужасным.
Миновав шхуну, Старик продолжал отдавать команды рулевому и, также – вполголоса, внушал что-то старпому по-гречески.

Яцек переложил руль вправо на пять градусов и «Фламинго» начал описывать большую циркуляцию вокруг шхуны.

Одновременно капитан приказал Тимуру сбавить ход судна до среднего.
Аполлон передал по «уоки-токи» боцману распоряжение капитана и матросы засуетились на палубе.

За считанные секунды на палубе появились упаковки с бутилированной питьевой водой, коробки с консервами и сгущёнкой, канистра с соляркой.
Шеф-кок также подключился к матросским хлопотам. Собака Дора прыгала рядом с ним и задорно лаяла.

Моряки привязали к упаковкам с продуктами айрбеги (надувные пластиковые мешки, которые служат прокладочным материалом между грузовыми паллетами в трюме) и встали наготове со всем этим хозяйством по правому борту.

И лишь только «Фламинго» повторно приблизился на кратчайшее расстояние к шхуне ( а теперь оно было около пятнадцати метров), по команде «гоу!» («пошёл!»), моряки одновременно выбросили за борт провизию, воду и канистру с топливом.
«Фламинго» развернулся на нужный курс, Тимур дал машине полный передний ход по команде Старика и вышел опять на крыло.

Рифер быстро удалялся от шхуны, но все, кто наблюдал сейчас за ней смогли увидеть, как тот чернокожий, который сидел на корме, спрыгнул в воду и поплыл к упаковкам с припасами, уложенными в пластиковые мешки, связанные между собой.

К слову, следует заметить, что оба мужчины – тот, кто поплыл и тот, который размахивал руками, стоя на рубке шхуны, в отличие от мумий в трюме, выглядели вполне себе упитанно.

Первым покинул мостик Старик, не сказав никому ни слова.
Затем, объявив боцману, что все на палубе свободны, к Тимуру подошёл Аполлон:
- Ну вот, а ты говорил – рыбаки! А оказалось – беженцы!

- Во-первых, шхуна рыболовная, не так ли? А во-вторых, беженцы, что, не люди? И по вашему мнению их не надо было спасать? – Парировал Тимур.
- Эх, Тимур, добрая душа; сколько их таких несчастных по всему свету! Всех разве спасёшь? – Грустно сказал старпом, уходя.

На мостике остались Тимур, Андрей и рулевой Яцек.
Андрей позвал Тимура на крыло мостика и тот понял, что он хочет что-то ему сказать один-на-один.
- Говори! – Сказал Тимур, выйдя на крыло.

- Тимур, ты что с ума сошёл? – Мрачно спросил его Андрей. - Оно тебе надо было? Видишь, вон, суда мимо проходят и никто не останавливается! А если бы там, со шхуны, вместо беженцев пираты с калашами повыскакивали? – Андрей повысил голос, - ну, пусть, даже не пираты, вдруг Старик решил бы их принять на борт для оказания помощи, а у них там – какая-то эпидемия оказалась бы?

Ты же видел, как они жутко выглядели? Вполне вероятно, что какая-то зараза!
Ты из-за дурацкого гуманизма рисковал безопасностью и здоровьем своей команды!
Не ожидал я, честно говоря, от тебя такого номера!

Выждав, пока Андрей полностью выскажется, Тимур ему спокойно ответил:
- А знаете ли вы, уважаемый господин «электришен», что, согласно Международному морскому праву, неоказание помощи терпящему бедствие на море, является уголовным преступлением?

- Ну и что? Тогда все, кто прошёл мимо – уголовные преступники? Замучаются всех привлекать!

- Ай, не хочу я с тобой спорить, - устало сказал Тимур и ткнул пальцем в серебяный крестик, висевший на волосатой груди Андрея, выглядывавший из расстёгнутого комбинезона и спросил:
- Это что?
- Как что? – Не понял Андрей, - ты к чему это?
- А к тому, что не надо тебе постоянно себя в грудь молотить, убеждая всех, какой ты правоверный христианин!

И ласково добавил:
- Не по-христиански ты себя ведёшь, Андрюша, не по-христиански.
Андрей сначала ошарашенно уставился на Тимура, потом, зло сверкнув глазами и, махнув рукой, чуть не бегом пустился к трапу, ведущему вниз с мостика.

Глава XXXI

«Фламинго», пройдя Аденский залив и выйдя в Красное море, через полтора суток прибыл в порт назначения – Джидду.
На борт судна, как и положено, заявились портовые власти: упитанные и важные саудиты в униформе – таможня и иммиграционные власти, а с ними – морской агент, замотанный в белую хламиду до самых пят и с белой чалмой на голове.

После прохождения необходимых формальностей по оформлению прихода (а это было утреннее время), вахта Феликса настроила грузовые стрелы и вахте Тимура надо было, лишь, открыть трюма, как только на борт прибудут бригады грузчиков.

Раньше это делать было нельзя, поскольку при температуре наружного воздуха - плюс тридцать пять градусов и выше, держать открытыми трюма (в которых, напомню, температура - минус двадцать), пребывая в неизвестности, когда появятся грузчики, было,прямо скажем, глупо: при таких перепадах температур груз быстро размораживался.

Тимур, заступив на дневную вахту, и, выслушав Феликса, доложившего ему текущую обстановку, пока, ещё не началась выгрузка, спустился на причал по парадному трапу, чтобы снять осадки носом и кормой ( для неосведомлённого читателя поясню, что, так называемое «снятие осадок», нанесённых на линейках в дециметрах или футах на оконечностях и посередине (на миделе) судна, производится,
как для определения дифферента судна – т.е. величины его наклонения в сторону носа или кормы, а также по изменению средней осадки примерно определяют количество выгруженного или принятого на борт груза).

На причале, в пяти метрах от трапа, на стуле восседал упитанный усатый полицай с ручным пулемётом в руках. Он дождался, пока Тимур сойдёт на причал, после чего поманил его рукой к себе, направив на него свой пулемёт.

Тимур подошёл. Полицейский на ломаном английском равнодушным голосом сообщил Тимуру, что тот должен стоять на этом месте не двигаясь, пока не приедет полицейский джип и не увезёт его в тюрьму.

Кроме того, если Тимур попытается бежать, то полицай откроет огонь на поражение.
- Почему и за что? – Воскликнул Тимур.
- А потому, что ты, неверный, ступил на святую землю, не имея на это права, и Аллах тебя накажет, - лениво и, как Тимуру показалось, высокомерно отвечал полицейский.

«Ну, ни хрена себе!» - подумал Тимур и в замешательстве переступил с ноги на ногу.
В тот же момент полицай шевельнул стволом пулемёта, положив палец на спуск, показав этим, что он не шутит.

Тимур, стоя под палящим солнцем, не знал, что ему делать: кинуться назад к трапу, который в двух метрах? Исключено! У этого борова хватит дури пальнуть в спину. Стоять и ждать пока увезут в зиндан?

На свою беду на этот раз Тимур свой «уоки-токи» повесил за ремешок на судне около трапа и предупредить никого из экипажа не имел возможности.
К тому же вахтенные матросы его не видели в этот момент, так, как помогали боцману заводить дополнительный швартов.

Казалось положение безвыходное. «Но не бывает же их – безвыходных положений!» - успокаивал себя Тимур, лихорадочно соображая, как выкрутиться из этой ситуации.
И вдруг он увидел, что к трапу приближается морской агент в своём белом балахоне, не обращая внимания на Тимура с полицаем.

- Мистер эджент! – Заорал Тимур.
Агент, взявшийся уже, было, за леер трапа, обернулся на этот крик и, похоже, сразу всё понял.

- Вас задержали? – спросил агент.
- Да задержали! – Крикнул Тимур, - и непонятно за что! Хотел снять осадки, а тут – этот, со своей пушкой..., - Тимур кивнул в сторону полицая.

- Один момент! – сказал агент и завёл разговор с полицейским на своём языке
Что-то там «перетерев» с толстым цербером, агент обратился к Тимуру:
- Всё в порядке, вы можете вернуться на судно, - после чего стал подниматься на борт по трапу.

Тимур поспешил вслед за ним и догнал его уже в шкафуте, когда тот собирался открывать дверь, ведущую в надстройку.

- Господин агент, что за дела? Как можно работать, если нельзя даже на причал ступить? Нам необходим постоянный контроль за осадками судна, а, кроме того, вдруг морякам потребуется положение парадного трапа поправить или швартовы перенести ?

- Без проблем, господин офицер, - отвечал агент, - но действуйте следующим образом: перед тем, как ступить на причал, попросите разрешения у господина полицейского, объяснив причину, для чего вам это необходимо и, только после этого, можете передвигаться вдоль судна, но не дальше носа и кормы. Вы меня поняли?

- Чего тут не понять, - пробурчал Тимур и снова двинулся в сторону трапа.
Спустившись на нижнюю площадку парадного трапа, перед тем, как ступить ногой на причал, Тимур, пересилив себя ( ну неприятна была ему эта толстая самодовольная ряха!) обратился к полицаю:

- Господин офицер, разрешите сойти на причал для снятия осадок?
И, получив в ответ благосклонный кивок стража порядка, направился к носовой части судна.

Глава XXXII

Где-то через полчаса на судно автобусами привезли кучу народа – индусов-грузчиков.
Матросы открыли трюма, их сменили у грузовых лебёдок лебёдчики-пакистанцы и выгрузка началась.

Здесь у саудитов существовала своеобразная градация: на низшей ступени стояли индусы - грузчики, которые вербовались на год, жили в отведённых им лагерях, откуда не имели права отлучаться на «святую» территорию страны. Они работали за доллар в день, каждую смену привозили автобусами и через восемь часов её меняли на другую смену.

Очень быстро Тимур понял: что, как им платили, так они и работали – пока половина грузчиков еле шевелилась в трюме ( в каждом трюме человек по пятнадцать), вторая половина спала на палубе.

Выгрузка шла медленно и офицеры, постоянно контролирующие температуру груза в трюмах, вынуждены были довольно часто (по причине высокой температуры воздуха снаружи) выгонять оттуда грузчиков и закрывать трюма и твиндеки.

На более высшей ступени стояли пакистанцы: они, как единоверцы саудитов, работали лебёдчиками, водителями фур, на которые грузились куры и фореманами (бригадирами) и имели право свободно передвигаться по городу.

Сами же саудиты ходили сплошь в больших начальниках. Облачённые в белые балахоны они время от времени въезжали в порт на длинных лимузинах, важно наблюдали за процессом, давали указания фореманам и удалялись.

За время стоянки в порту, Тимур ни разу не увидел на причале ни одной женщины.
На следующий день, по-приходу, старпом объявил, что в дневное, определённое время желающие посетить город Джидду могут получить у агента специальные тархетки (пропуска) и на заказанном для этого автобусе, в его сопровождении, в этот город отправиться.

Но эти тархетки могут получить не все, а лишь, греки, танзаниец Султан и пакистанец Адил.

Кроме них разрешение получил ещё и радист Гена, который в судовой роли был записан по советскому загранпаспорту – паспорту страны, которая уже пять лет не существовала, но документ этот пока ещё почему-то воспринимался в странах «третьего мира».

Поляки, а также Тимур и Феликс права на посещение города не имели, поскольку являлись подданными «католических» стран, граждане которых почему-то были для саудитов персонами нон-грата.

В девять утра увольняемые на берег сели в автобус и отбыли в город.
Агент привёз их на центральную улицу, высадил и сказал:

- А теперь, господа моряки, можете здесь погулять, посетить магазины, сделать шоппинг, но рекомендую делать это всё организованно, не разбредаться и с центральной улицы никуда не сворачивать: в стороне от центра бродить для вас небезопасно. Здесь святая земля, рядом Мекка и европейцев-неверных у нас не любят.

Я, вообще-то, должен вас сопровождать до конца вашей экскурсии, но у меня кроме этого много дел ещё и я вам доверяю, так, что давайте так: в четырнадцать часов собираемся в этом же самом месте и я вас доставляю на ваш «Фламинго». Попрошу не опаздывать.

Агент откланялся, а моряки побрели по улице, глазея по сторонам и заходя в магазины.

На судно мариманы вернулись, опять-таки, в сопровождении агента, около пятнадцати часов. Тимур (а была его вахта) вышел к трапу посмотреть на «счастливчиков», удостоившихся чести побродить по священной земле, которым он, впрочем, нисколько не завидовал.

Первым, почему-то с мрачной физиономией на борт поднялся агент, спросил Тимура не отдыхает ли капитан, Тимур указал ему на веранду на второй палубе, где в шезлонге принимал воздушные ванны Старик, после чего агент направился к нему.
Следом за агентом по трапу, в основном, все с покупками , потянулись один за другим увольнявшиеся.

Последним шёл Гена-радист, причём, с пустыми руками.
- Гена, привет! А чего – пустой?
- Ай, не спрашивай! – Гена махнул рукой, - провинился я и агент тархетку отобрал.

При этом Тимур на Генином лице никакого расстройства по этому поводу не обнаружил.

- А что случилось?
- Да, понимаешь, агент нас в центре высадил, сказал, чтобы гуляли только там, назначил время сбора, все попёрлись по магазинам, а я решил, малость, город осмотреть, свернул на боковую улицу и пошёл в горку потихоньку, поглазеть - как там люди живут.

Ну, побродил, подзаблудился чуток и малость опоздал. Агент разорался, сказал что не хочет за меня отвечать, если правоверные мне в этом святом месте где-нибудь горло перережут и отобрал тархетку, когда в порт прибыли. А сейчас, похоже, побежал Старику стучать на меня.

Да и бог с ним, всё равно нечего мне там больше делать, ничего хорошего я не увидел, шляясь по этой жаре, - сказал Гена и ушёл к себе.

Тимур спустился на причал, получив разрешение у полицая, сидящего, как и в прошлый раз на стуле с пулемётом и пошёл снимать сначала осадку носом.
Когда он достиг носовой оконечности судна, порыв встречного ветерка донёс до него сочный запах навоза, как с запущенного скотного двора.

Тимур вгляделся в судно, ошвартованное по носу. Это был скотовоз, перевозящий живой скот.

По причалу возле него бродило трое филиппинцев – членов экипажа.
«Вот работка у них!» - подумал Тимур. «Хотя, принюхались уже, наверное, мужики».

Сняв осадки, и поднявшись на судно, Тимур увидел, что к левому борту подходит небольшой танкер-водолей, послал вахтенного матроса принять швартовы и вызвал по «уоки-токи» боцмана, чтобы тот обеспечил приёмку пресной воды и, подойдя к месту швартовки водолея, помог матросу завершить швартовку.

Ошвартовав водолей, Тимур, услышав свист с него, посмотрел в ту сторону и увидел араба, возможно – шкипера, который махал ему с танкера рукой, стоя около рубки танкера, приглашая подойти поближе.

Тимур подошёл. Араб, определив в Тимуре офицера, стал просить у него, чтобы тот перебросил на его посудину пару коробок с курами ( как раз шла выгрузка из четвёртого трюма, в районе которого и был ошвартован водолей).

В принципе, Тимур без проблем мог бы распорядиться, чтобы эти пару коробок матросы перекинули на танкер, поскольку грузоотправитель в виде бонуса выделил этих кур экипажу с избытком: кок готовил их команде, чуть ли не каждый день, так, что стали они уже и приедаться; да не тот настрой у Тимура был по отношению к местным – слишком уж высокомерно вели они себя "правоверные".
- Что? – Спросил Тимур, - ты хочешь, чтобы я украл груз для тебя? У вас как наказывают за воровство? Отрубают руку? Ты будешь жрать ворованных кур, а мне ваши придурки руку отхватят? Ищи дураков в другом месте! И Тимур демонстративно отвернулся от саудита и полез в трюм измерять температуру груза.

Глава XXXIII

На следующую дневную вахту Тимур не вышел – просто не смог встать с постели: работая на палубе в одних шортах и лёгкой безрукавке на сорокоградусной жаре и, время от времени, спускаясь в трюма, застудил какой-то нерв и теперь не мог ни сидеть, ни стоять, а лежать мог, лишь, на спине.

Тимур вызвал к себе по «уоки-токи» Феликса и сообщил ему эту прискорбную новость и попросил известить об этом капитана.
Старик не поленился зайти, проведать Тимура, убедился в его незавидном состоянии, пообещал вызвать врача через агента и приказал старпому заступить на вахту вместо Тимура.

Через пару часов в каюту Тимура вошли: старпом и агент вместе с местным врачом.
Врач осмотрел Тимура и заявил Аполлону, что необходима госпитализация.
«Только не это!» - думал Тимур, вслушиваясь в заключение врача, представив себе, что «Фламинго» уйдёт без него, а он окажется в стране, враждебной к ему подобным.

Однако, агент, энергично помотав головой, заявил, что это исключено и никто не позволит помещать неверного в правоверный госпиталь и пусть врач и судовая администрация ищут другой выход из этой ситуации.

- Ну, чтож, - пожал плечами врач-араб, - тогда я выпишу лекарства, будете делать больному инъекции сами в судовых условиях. Найдётся ли на вашем судне человек, кто сможет делать уколы?

- Найдём! – Ответил Аполлон.
Тогда, врач присел в кресло тут же, в каюте, за журнальный столик и, достав из своего портфеля бланки, выписал необходимые рецепты.

Ещё часа через полтора, после того, как каюту Тимура покинула та троица, к нему нагрянул грек-кок с пакетиком и заявил, что инъекции поручено делать ему; зарядил два шприца – один вакциной белого цвета, другой – красноватого и ввёл эти жидкости в ягодицы Тимура.

Инъекции были очень даже болезненные – то ли от неопытности «лекаря», то ли свойство их было такое, но Тимур стоически терпел эти уколы, которые кок делал ему ежедневно в течение трёх дней, и с каждым днём чувствовал всё большее облегчение.

Через три дня такого лечения он опять был на ногах и приступил к своим прежним обязанностям.
К этому моменту все куры и цитрусовые были уже выгружены, а в третий трюм началась погрузка трёхсот тонн ягнятины-филе, также в картонных ящиках.

Это был, так называемый, «возврат», то есть, какой-то другой рифер завёз эту ягнятину также из Бразилии, саудиты что-то непотребное в ней обнаружили, а теперь – отправляли на «Фламинго» грузоотправителю назад.
Так, как эта партия груза была небольшой и, хотя грузчики-индусы работали, как обычно, «ни шатко-ни валко», закинули её в трюм в течение дня и «Фламинго», наконец, покинул эту негостеприимную страну.

Глава XXXIV

«Фламинго» возвращался в Имбитубу за следующим грузом курятины, повторяя пройденный ранее путь, только в обратном порядке, мимо тех же африканских стран, огибая южную оконечность Африки и через неделю перехода, южнее порта Элизабет попал в жестокий шторм.

До этого, конечно же, в течение контракта на «Фламинго», Тимур попадал на нём в шторма, но сила ветра при этом не превышала десяти баллов по шкале Бофорта, да и волнение моря было, в общем-то терпимым.

Но на этот раз поштормовать довелось серьёзно.
Ураганный ветер и огромные волны (в этих краях их называют «волны-убийцы») мотали несчастный старый рифер, как щепку! Судно проваливалось в ложбину между волн и, затем, содрогаясь всем своим немолодым телом карабкалось на очередную волну.

Вода гуляла по верхней (основной) палубе и водяные брызги обдавали стёкла иллюминаторов ходовой рубки, а это – пятью палубами выше!

Можно было бы, конечно, долго и взахлёб описывать все эти страсти, но, уважаемый читатель, наверняка много раз всё это читал у других писателей-маринистов, так что, опустив мелкие подробности, скажем так: стихия разбушевалась!

Разгул стихии начался в конце вечерней вахты Феликса и Тимур заступил на свою вахту, так сказать, в пиковый момент.

Ураган бушевал всю ночь и океан более или менее успокоился, лишь, к концу вахты старпома, то есть к восьми утра.

Всю ночь, кроме вахтенного помощника капитана и рулевого, на мостике находился сам капитан, а также боцман и главмех, который всё переживал – не подведёт ли главный двигатель в этот суровый час.

Впрочем, переживала, пожалуй, вся команда, потому, что понимала: отказ машины означал бы всем неминуемую гибель.

«Фламинго» шёл умеренным ходом, как бы, по некой дуге, «прижимаясь», насколько возможно, к южноафриканскому побережью, так как, чем мористее и глубже, тем выше была высота волн.

К концу вахты Аполлона «Фламинго» достиг самой южной точки Африки – мыса Игольного, шторм затихал и все с облегчением вздохнули.

Ну а дальше – дальше ещё две недели перехода до Имбитубы, уютного бразильского городишки, где предстояла выгрузка ягнятины и очередная загрузка курами, но теперь уже – во все четыре трюма.

Кстати, на судне была такая манера: что судно возило, тем, чаще всего и кормили – курятина была в меню, если не каждый день, то – через день.
А тут ещё ягнятина появилась и пошло по очереди: один день – курица, другой день ягнятина.

И то и другое кок готовил отвратительно: мясо было жёсткое и с трудом прогрызаемое.

Тимур думал: «Ну хорошо, может быть ягнятину возвращают, потому что она такая, вот, гадостная, ну а почему «правоверных» курятина устраивает, если «цыплята» эти, похоже, умерли от старости?»

Но однажды, пьяница и дебошир Гжегош соорудил из металлической бочки коптилку и накоптил на корме этих кур, которых в избытке моряки получили от грузоотправителя в виде бонуса, и получилось у него, прямо скажем, превосходно!

Куриное мясо оказалось сочным и мягким и все с удовольствием его ели.

Тимуру почему-то пришла на ум поговорка, которую он как-то услышал от жены: «Была бы курочка, сварит и дурочка!» и он не мог никак понять пекаря-лекаря, как же так у него всё получается, как в советском «общепите», ведь он помнил, как на пасху тот расстарался и удивил всех прямо-таки ресторанной кулинарией.

Ещё, следует заметить, что любимым словечком у греков было слово «экономИя», вот именно с ударением на последнем слове и оно регулярно применялось начальством, когда кто-либо из экипажа пытался включить в заявку на получение снабжения какую-то даже весьма необходимую вещь.

Ну вот, «Фламинго» пересёк океан, встал к имбитубскому причалу и снова пошла погрузка.

Опять вечерком свободные от вахт и работ моряки шли в город посидеть за пивком в небольших тавернах;

опять нажрался Гжегош и его привезла полиция, содрав с капитана выкуп;

опять, ушастый Султан, сунув вочмэну пачку сигарет, тайком привёл в свою каюту жгучую мулатку, передав свои накопления на временное хранение Тимуру.

В общем, катилась судовая жизнь, как по накатанной колее.
Старик, правда, после очередного гжегошева «залёта» спросил у Тимура, как это капитан Георгиос больше года смог вытерпеть на судне этого клоуна, на что Тимур пожал плечами и высказал своё мнение, что Георгиос, повидимому, писал захватывающий бестселлер о похождениях неукротимого поляка.

На это Старик ответил, что роман пора заканчивать и Гжегоша он отправит домой при первой же возможности.
Затем, был опять переход тем же путём в Саудовскую Аравию и вновь, уже в конце сентября, «Фламинго» стоит в порту Джидда, что расположен рядом со священной Меккой.

Глава XXXV

Тимур, Гена, Андрей и Феликс сидели в каюте Тимура, «гоняли чаи».
Был первый час ночи, вахта Тимура, но грузовые операции не производились: похоже был какой-то мусульманский праздник. Феликс, сменившись с вахты, спать не пошёл, а решил «потусоваться» со своими славянами: всех взбудоражила последняя новость, которую моряки сейчас и обсуждали.

А дело в том, что днём на судно заявились два англичанина – инспекторы морского Регистра Ллойда,под надзором которого осуществлял свою деятельность «Фламинго».

Проверив состояние корпуса судна и главного его двигателя и обнаружив массу дефектов: кое-где сквозную ржавчину на элементах судна, которые должны быть водонепроницаемыми, износ деталей механизмов свыше допустимого да и самих механизмов и т.п., эти инспекторы вынесли свой приговор:

судно должно из Джидды следовать прямым ходом на капитальный ремонт, куда (а это в греческий порт Пирей) и было выписано разрешение на разовый переход.

Мужики строили свои планы на будущее, в связи с данной ситуацией.
- Нам с Феликсом, пожалуй, пора уже и контракт завершать: придём в Пирей, как раз девять месяцев пройдёт, даже десятый уже покатит, - сказал Тимур, - или ты думаешь продлить контракт? – обратился он к Феликсу.

- Да нет, Тимур, сидеть на ремонте, конечно же, неплохо. Как механики любят говорить: «Лучше плохо стоять, чем хорошо идти!» Но больше девяти месяцев сидеть на железной коробке – многовато будет.

- Я тоже напишу рапорт; и у меня по времени контракт закончился уже, - сказал Андрей.
- А я буду сидеть тихо, пока не отправят сами, - подключился Гена, я ведь понимаю, что капремонт это – надолго, а зачем им радист на ремонте, тем более в Пирее, где наша контора располагается?

Такой, вот, разговор шёл между моряками, как вдруг откуда-то из коридора надстройки раздался собачий лай, а затем – чей-то дикий вопль!

- Что там такое? – Тимур встревоженно вскочил и ринулся к выходу, - мужики, сидите, я сейчас!

Спустившись палубой ниже, он узрел следующую картину: судовая собака Дора рвала зубами штанину на орущем постороннем визитёре арабской внешности, а вахтенные матросы Тадеуш и Зигмунд пытались её оттащить прочь.

- Что случилось? – крикнул Тимур полякам, которые наконец-то оторвали собаку от араба с клоком штанины в её зубах.

А оказалось вот что: араб – какой-то местный работяга-электрик, выполнявший ночью ремонт портового электрооборудования решил зайти на «Фламинго» с пустой пластиковой бутылкой и попросить питьевой воды у вахты, а вахтенные матросы, чтобы не торчать у трапа перед этим спустили с привязи Дору, а сами гоняли чаи в матросском салоне.

Во тут-то Дора и набросилась на чужака!

Кое-как успокоив араба, налив ему в бутылку не воды, а чаю и, возместив моральный ущерб копчёной курицей, Тимур отправил незваного гостя восвояси, а нерадивую вахту «раздолбал»:

- Вы в своём уме? – повысив голос, наехал Тимур на поляков, - представляете, если бы на его вопль отреагировал бы тот цербер, - Тимур кивнул головой в сторону причала, имея ввиду полицая на стуле.

- Да даже, если этот парень – саудит, возьми он и пожалуйся, что на него неверные собаку спустили полицаю, что может быть?
Тот, запросто, в лучшем случае – придёт и собаку пристрелит, а в худшем – вас! И ничего ему не будет по их законам!

Дору – немедленно на привязь, а сами - на пост! – приказал Тимур и, увидев, как Зигмунд повёл собаку на её место, держа за ошейник, вернулся в свою каюту.

В каюте, к этому моменту, остались двое: Гена и Андрей. Феликс ушёл отдыхать – в шесть утра начиналась опять его вахта.

Тимур рассказал гостям о случившемся. Гена неодобрительно покачал головой, а Андрей сжал кулаки и сказал насупившись:
- Наверняка, Тадеуш, гнида, пакостит. Дождётся, когда-нибудь, сволота!
- Да ладно, тебе, - сказал Тимур, примирительно, - сколько ему той жизни осталось. Злые долго не живут.

- Не скажи, возразил Гена, есть в Риге хорошо известных мне парочка аксакалов – фашистюги ещё те, а самим лет под сто.
Моряки, прихлёбывая ароматный чай, продолжали свою неспешную беседу, как вдруг опять услышали лай Доры, но уж доносившийся с открытой палубы, с носовой части судна.

Тимур и Андрей выглянули в иллюминатор: на хорошо освещённой палубе они отчётливо увидели Дору, злобно лаявшую на кого-то на причале.
- Опять выпустили, гады! – Прорычал Андрей и рванул на выход.
- Стой! – заорал вслед ему Тимур, но Андрей уже хлопнул дверью и через секунду было слышно, как грохотали его башмаки на трапе.

Тимур, было, кинулся за ним, но Гена, грустно сморщив свой некрасивый шрам на лбу сказал:
- Не дёргайся, Тимур! Не успеешь уже.

Тимур остановился, уже держась за ручку двери.
« А и правда» , - подумал он, «Что я там буду делать? Растаскивать их в разные стороны? Как-то глупо всё это».

Тимур вернулся в своё кресло.
Андрей отсутствовал, в общем-то недолго. Войдя в каюту Тимура, он сказал:
- Всё, Тимур, не переживай: Дора на привязи, а оба охламона у трапа – как миленькие!
- Что ты с ними сделал? – Стараясь быть спокойным, спросил Тимур.
- Короче так, как и предполагалось, Дору с поводка спустил именно этот мухомор – Тадеуш.

- Ты что бил его? – Прервал Андрея Тимур.
- Да нет, бить не бил, но унизил этого шляхтича, как положено: взял за шиворот и за задницу и вытащил на палубу, приказав: если в течение пяти минут Дору на привязь не посадит – бошку откручу!

- Ну ты даёшь, - сказал Гена.
Тимур же не знал, как прореагировать на выходку Андрея: то ли одобрить, то ли – наоборот.

Вскоре гости ушли и Тимур вышел на палубу. Оба матроса, как и положено находились на месте; Зигмунд поправлял страховочную сетку под парадным трапом, а Тадеуш стоял облокотившись на планширь. При виде Тимура он отвернулся.

«Считает, что это я на него Андрея натравил» - догадался Тимур.

Больше по службе Тимур с Тадеушем не сталкивался: на переходе до Пирея на вахту к Тимуру его не ставили ( а может быть он и сам отказывался, кто знает),

встречаясь случайно на судне они друг с другом не здоровались, но напоследок, по-приходу в Пирей, этот «вельможный пан» всё же умудрился Тимуру подгадить, выставить его в неприглядном свете перед, уважаемым Тимуром, Стариком.

А дело было так. Выйдя из Красного моря Суэцким каналом в Средиземное, «Фламинго» направлялся в свой порт назначения и в один прекрасный день бросил якорь на пирейском рейде.
На рейде судно стояло сутки. За это время греки на судовом катере интенсивно вывозили на берег бонусных кур, что оставлись в изобилии в судовой провизионке.
На причале их поджидали родственники, большей частью – жёны, на своих машинах.

Швартовка на судоремонтный завод намечалась на утро. А перед этим, вечером, капитан провёл совещание со своими помощниками, на предмет наилучшей организации этой операции.

Дело в том, что необходимо было втиснуться кормой в щель, которая чуть-чуть превышала ширину «Фламинго», между двумя риферами, причём, желательно, без отдачи якоря, так как в этом месте уже было отдано много якорей и высока была вероятность перепутаться с чужой якорь-цепью, а процедура распутывания – дело весьма громоздкое и неприятное.

Офицеры высказывали Старику свои соображения, но капитану больше всего понравился вариант Тимура. Не буду утомлять читателя описанием деталей этой процедуры, а для тех, кто смыслит в морском деле, могу сказать, что идея заключалась в том, что затягивание в эту щель должно было бы осуществляться кормовыми шпрингами с обоих бортов одновременно, используя шпринговые лебёдки.

Однако, во время этой операции, как и когда-то, атаман-Тадеуш самовольно принял командование кормовой швартовой группой на себя, опять собратья-поляки тупо выполняли бестолковые команды Тадеуша, напрочь игнорируя распоряжения Тимура и команды с мостика.

В результате, швартовка затянулась, лопнул один продольный конец, «Фламинго» долго неуклюже карячился, рискуя помять борта соседних риферов, ну всё же, наконец, с горем пополам прижался кормой к причалу.

Моряки с соседних риферов, глядя на потуги фламинговцев только посмеивались, а Тимур еле сдерживал себя, чтобы не заехать чем-нибудь польскому «авторитету».
Закрепив концы, матросы устанавливали на корму, подаваемый краном с причала, трап, а Тимура капитан по «уоки-токи» вызвал на мостик.

- В чём дело, Тимур? – Спросил Старик, - сами предложили вариант швартовки и сами же, вместо этого занимались на корме непонятно чем, порвали швартов, хорошо, хоть корпуса соседей не повредили, спасибо кранцам.

- Матросы не поняли моих команд, сэр, - развёл руками Тимур.
- Как это не поняли? – Удивился Старик, - у нас что, ЭйБи (матросы первого класса) не знают английских команд? А как же до сих пор они их понимали?
Тимур промолчал, а в разговор вклинился, находящийся тут же Аполлон:

- Тимур, у вас же в языке полно всем понятных слов, - и старпом начал перечислять известные ему матерные слова, - так и применил бы эти команды, сразу бы забегали!

Старик, успокоившись, спросил Тимура:
- Мне Феликс говорил, что вы собираетесь списываться, в связи с окончанием контракта?
- Да, сэр, десятый месяц уже пошёл, а у нас контракт – девять плюс-минус один.
- Окей, подавайте рапорта, я сообщу в офис компании. Электромеханик свой рапорт уже принёс.

Тимур с Феликсом подали капитану рапорта на списание и стали ждать.

Ремонт судна никак не начинался, «Фламинго» ждал своей очереди.

Через пару дней Старик пригласил к себе Тимура Феликса и Андрея и заявил:
- Проблема, господа офицеры... и замолчал.

- В чём проблема, сэр, - спросил Тимур, - не могут найти подмену?
- Не угадали. Подмена Андрею будет, а вам с Феликсом она не нужна: навигаторы на капитальном ремонте не требуются, достаточно капитана и старпома.

Проблема в другом. Вы, конечно, знаете политику греческих судоходных компаний: расчёт с инстранными моряками у нас производится наличными, а в компании в настоящее время не набирается достаточной суммы кэшем, чтобы вас троих одновременно рассчитать. Так что придётся вам посидеть ещё на судне, пока наличка не появится.

С другой стороны – чего вам огорчаться: служба сейчас у вас, что называется, «не бей лежачего», даже ремонта пока нет, живёте во время отстоя судна, как на курорте и денежки капают.

- Ничего себе! – Возмутился Андрей, - солидная пирейская компания, полтора десятка риферов в собственности и не может набрать несколько тысяч баксов наличкой. И сколько прикажете нам тут ещё сидеть?

- Ну не несколько тысяч, я тут подсчитал – контора вам ещё должна троим около двадцати на всех, а вам ещё и авиабилеты до дома компания должна оплатить, так что другого выхода для вас пока нет.

На следующий день ушёл в город и исчез Гжегош.
Через три дня Старик заявил в полицию, но поиски в течение следующих трёх суток ничего не дали.

Старик вызвал к себе Тимура и распорядился:
- Создадите комиссию, минимум три человека, вскроете каюту Гжегоша, произведёте опись его имущества и всё запечатаете. На листах с описью – подписи членов комиссии и судовая печать.

Сдаётся мне, что на этот раз этот оболтус пропал навсегда.

Однако, на следующий день (через неделю отсутствия!) Гжегош объявился, но на него было страшно смотреть: вся физиономия его была синей от побоев, белки глаз уже не соответствовали своему названию, так, как были красными от кровоподтёков, посреди лба выросла лиловая шишка, похожая на рог.

На вопросы даже своих земляков – где он был и что там с ним случилось, Гжегош отвечать категорически отказывался и через сутки был отправлен в родную Польшу (только, вот, вопрос: долетел ли?).

Вот ему-то деньги на расчёт и билет в конторе нашлись и ничего удивительного: за полтора года нахождения Гжегоша на «Фламинго» практически вся его зарплата ушла на выпивон и штрафы.

Тимур с Феликсом несли свою вахту, как и прежде, шесть через шесть, правда вахтой это врямяпровождение в полном смысле этого слова назвать можно было с натяжкой;
Аполлон на судне появлялся только днём и не всегда, но Старик приходил на судно ежедневно и честно отбывал на нём весь свой рабочий день.

Так прошло две недели, пока, однажды, на «Фламинго» в очередной раз, в полдень, не объявился Аполлон, который вызвал Тимура с Феликсом к себе и заявил:
- Слушайте, парни, чего это вы тут прокисаете на этой железяке? Сходите в город, расслабьтесь, посидите в баре на открытом воздухе – гляньте-ка, какая погодка чудесная! А я тут подежурю за вас.

Погода и на самом деле стояла прекрасная: температура воздуха (а это была средина октября) была - плюс двадцать пять, ярко светило солнышко, дул лёгкий морской ветерок.

Коллеги не стали отказываться от такого предложения и с удовольствием отправились на прогулку.

Выйдя за ворота верфи и поднявшись на горку Тимур с Феликсом обнаружили симпатичную кафешку имевшую столики, как внутри, так и на открытой веранде.
Выбрав один из столиков на веранде, друзья сделали заказ: Тимур заказал себе пиво, а Феликс - «Метаксу», которая продавалась здесь прямо из бочки на разлив и стоила очень дёшево.

На закуску взяли солёные орешки, пивные наборы и ещё какие-то чипсы.

- А ты что, «Метаксу» не любишь? Прочувствуй какой аромат! – сказал Феликс
- Аромат-то ароматом, да что-то цена меня смущает. Ты смотри, не отравись, дружище, этой разливухой, - отвечал Тимур, прихлёбывая прохладное пивко.

- Да ты чё? Не знал я, что ты такой перестраховщик! Это ж – Греция! Потому и коньячок тут дешёвый: винограду, ведь, как грязи!

Вот так сидели моряки, расслаблялись, добрым словом поминая Аполлона, подвигнувшего их на эту аттракцию.

Однако, приканчивая третий бокал пива, Тимур стал замечать, что Феликс явно начал «советь» после очередного возлияния, что Тимура весьма удивило, так, как возможности Феликса он знал и, вроде, как по количеству выпитого тот должен был находиться еще вполне в разумном состоянии.

«Так, банкет пора заканчивать!» - решил Тимур и, тронув Феликса за плечо, предложил тому «сворачиваться».
- Да брось ты! – Возражал Феликс и язык его уже заплетался, - вишь, тут есть ещё в графинчике а потом мы ещё закажем, имеем право! И вдруг затянул:

- Зачеркнуть бы всю жизнь, да сначала начать! И окурки я за борт... в стогу ночевал... и, вдруг, опустил свою буйную головушку на стол.
«Ну вот, приплыли!» - подумал Тимур, подозвал бармена, рассчитался и кое-как оторвав тяжёлого Феликса от стула и закинув его руку к себе на плечи потащил его на судно.

«Слава тебе, Господи, что с горки, а не наоборот», - думал Тимур, пыхтя с едва переставлявшим ноги и ничего уже не соображавшим Феликсом.

С кормы судна парочку узрел вахтенный Влодек, когда она к ней приблизилась и, в момент, сбежал на причал.
- Погуляли? – Осклабился он Тимуру, - давай, помогу затащить! И подхватил Феликса под другую руку.

- Да, уж, будь ласка, - пробормотал Тимур, - тяжёлый, ведь, чёрт!
- Ничего, сэконд, своя ноша не тянет! – Пошутил Влодек. И вот таким вот образом дотянули они Феликса до его каюты.

На следующий день, перед обедом, в каюте Тимура раздался звонок.
Тимур? Зайдите ко мне! – Услышал он голос капитана.
В капитанском офисе уже находился Андрей.

- А где Феликс? – Спросил Старик Тимура.
- Так, в каюте, наверное!
- Но я ему звонил, он трубку не берёт!
- Найти его?
- Будьте добры!

Тимур поспешил к каюте Феликса.
Тот лежал пластом, одетый, в своей койке
- Феликс, вставай! Старик вызывает! – начал трясти его за плечи Тимур.
- Слушай, отцепись! – Забормотал Феликс, - башка трещит, никуда не пойду. Сдохну, похоже.

Тимур намочил полотенце водой из под крана в санблоке Феликса, положил его тому на лоб, налил стакан Пепси, найдя её в рундуке у Феликса, и заставил его эту Пепси выпить, зтем стянул его ноги с койки и зашипел ему в ухо:

- А ну вставай, алканавт! Похоже, домой нас будут отправлять, а ты дрыхнешь!
- А, что? Домой? Щас! – Феликс неуклюже поднялся, - щас! Момент! Пошли! Ой башка трещит!

- Давай-давай, очухивайся быстрей, мурло небритое! – тянул за собой Феликса Тимур.

- Что вы так долго? – Недовольно спросил Старик, когда вся троица, наконец, расселась в его офисе, но, глянув на Феликса, видимо всё понял, но ни подав вида, что он понял состояние третьего офицера, обратился к присутствующим:

- Ситуация такая господа: с разрешения нашей Компании, я под расписку занял деньги у нашего кока, с таким расчётом, чтобы приобрести вам авиабилеты и выплатить причитающееся жалованье.

Эту сумму коку Компания позже вернёт, билеты вам уже куплены, собирайте ваши вещи, после обеда за вами приедет агент; элетромеханика он сразу отвезёт в Афины – оттуда сегодня вечером его самолёт на Киев, а вы, господа офицеры, проведёте ночь в отеле, в Пирее, а вылет у вас из Афин – завтра.

Вопросы ко мне есть? Нет вопросов! Тогда получите ваши деньги, билеты, распишитесь здесь и здесь, вот ваши документы - проверьте и спасибо, вам, господа, за хорошую работу, ждём вас опять в нашей компании!

Старик крепко пожал всем троим руки, а после обеда, как и было обещано, на причале появилась машина агента и моряки направились к трапу, на ходу пожимая руки вышедшей на палубу, похоже, всей команде, кто был в этот час на борту: и полякам и Султану и Адилу и грекам. Тадеуш тоже был на палубе, но он – демонстративно отвернулся.

Перед тем, как ступить на трап троица обнялась на прощание с ожидавшим её у трапа радистом Геной.

Спустившись на причал, моряки разместились в машине агента не сразу: с трудом запихали в багажник большую картонную коробку Андрея.

- Туалетная бумага? – С серьёзным видом спросил Андрея Феликс.
- Ну да, не пропадать же добру!
- А чего стиральную пасту не забрал?
- Да взял малость, в чемодан, но всю не смог: перевес будет, - не чувствуя подвоха, на полном серьёзе отвечал Андрей, не заметив, как Тимур с Феликсом переглянулись.

Агент довёз Тимура с Феликсом до их отеля, там они попрощались с Андреем, тот поехал дальше в Афины, а Тимур и Феликс, устроившись в своём номере, отправились гулять по городу.

Заключение

Тимур с Феликсом сидели в баре, в ожидании своего рейса на Вильнюс, в транзитном аэропорту во Франкфурте-на-Майне.
На этот раз друзья пили кофе.
- А может «Метаксы»? – Спросил Тимур Феликса.
- Хорош ехидничать! – Рявкнул Феликс.
- А, ведь, та «Метакса», судя по твоему состоянию, точно, какая-то палёнка была! – Сказал Тимур.

- Ты прав, пожалуй, - неохотно согласился Феликс, я-то, ведь не первый раз её пробую да и норму свою знаю, а тут – и выпил всего ничего, а окосел скоропостижно, да ещё с такими тяжёлыми последствиями для своего черепа.
- Ладно, выжил ведь, зато в другой раз за дешёвкой не погонишься – чревато!
- А, ведь, что характерно, - переключился на другую тему Феликс, - самым богатым на судне – кок оказался! Никогда бы не подумал.
- Не говори, - согласился Тимур.

- Ну и как тебе-таки этот контракт на «Фламинго»? – На еврейский манер, зачем-то, спросил Феликс Тимура.

Тимур в этот момент почему-то вспомнил чернокожего панамца, у которого принимал дела в Кристобале. Тот, прощаясь, сказал Тмуру: « На рифере «гуд джёб, изи джёб» (хорошая работа, лёгкая работа).

- Гуд джёб, изи джёб, - ответил его словами Тимур Феликсу, улыбнувшись.
- А не долго ли, почти десять месяцев? – Спросил Феликс.

- Долго! – Ответил Тимур, В следующий раз будем искать что-нибудь покороче.

К о н е ц