На следующий день, как и предполагалось, началась «эпопея» с ипритными мухами. Команда ходила с ожогами и заплывшими глазами и не чаяла уже, когда, наконец, «Вудларк» покинет это проклятое место.
Тимур после обеда встретился на палубе с Григорием и поинтересовался у того, как он провёл вчерашний вечер.
- Представляешь, Фомич, что вчера произошло, - начал рассказывать Гриша, - сижу, значит, я с Юрой и Литой в баре, а тут подходит и именно ко мне негритянка, да такая сочная, ну, прямо как груша, и предлагает, напрямую, безо всяких, там заигрываний, сразу с ней уединиться!
Ну, я, чтобы отвязалась, говорю, мол, на такую шикарную даму у меня налички не хватит!
А она мне говорит: не боись, мол, не надо мне твоих денег, я сама тебе заплачу и достаёт откуда-то из-под своей цветастой обмотки здоровенный лопатник, набитый стобаксовыми купюрами!
У моих филипков глазки так и загорелись, давай ей себя предлагать, но она пальцем на меня показывает, мол, только я ей глянулся, говорит.
Я её спрашиваю: - откуда ты такая богатая тут взялась? А она говорит, что, мол, работает на морской нефтяной платформе и очень хорошо ей там платят!
- Ну и что, - спросил Тимур, усмехаясь, - хорошо закалымил?
- Да ты что? – Оскорбился Григорий, - за кого меня принимаешь? Ну, думаю, дожил! Меня, русского капитана дальнего плавания снимает за деньги чёрная ложкомойка с нефтяной платформы!
Послал я её подальше, естественно. А, вот Юра с Литой меня не поняли, сказали, что я - крейзи.
Ну, так, у них менталитет другой, а мы, русские, как гусары, с дам денег не берём-с! – Ухмыльнулся Гриша.
Да ладно, не обижайся, - сказал Тимур, щелчком сбивая с руки очередную кара-кару, - шутки, что ли понимать разучился? - Шути любя, но не люби шутя, - пробурчал Григорий.
Ещё через двое суток «Вудларк» снимался в следующий свой порт – Овендо, расположенный, теперь уже, в другой африканской стране – Габоне. Переход туда составил полтора суток, погрузка леса велась в трюма опять с плотов и, забив остававшиеся ёмкости в трюмах «под завязку» за три дня стоянки в этом порту, судно направилось в Либерию, в порт Монровия, где предстояло ему добрать оставшийся палубный груз - как брёвна, так и пакетированные пиломатериалы из красного дерева.
Преодолев 1280 миль за четверо с половиной суток, «Вудларк» стал на якорь на внешнем рейде порта Монровия и стал ожидать своей очереди на постановку к причалу.
Кроме «Вудларка» на рейде ( а рейд этот представлял собой специально отведённую прямоугольную якорную стоянку за воротами порта) находились ещё пять судов в ожидании причала; определённой очерёдности почему-то не существовало, то-есть, любое судно вне всякой очереди порт-контроль мог вызвать на швартовку в дневное время на своё усмотрение.
Днём суда покорно болтались на рейде, на якорях, а с заходом солнца с якорей снимались и уходили подальше от берега миль на двадцать, чтобы избежать ночного нападения пиратов.
В открытом море, а точнее – океане, суда «работали носом на волну» всю ночь, а к рассвету, часам к шести утра, дружно возвращались на якорную стоянку.
Вместе со всеми «Вудларк» подобным образом маневрировал каждые сутки.
Было одно неприятное обстоятельство при постановке на якорь: местные рыбаки почему-то сделали якорную стоянку излюбленным местом, для установки своих снастей, что доставляло значительные неудобства судам, вынужденным маневрировать между этих сетей, обозначенных вешками на ограниченном пространстве, и других судов, что создавало риск намотать сетку на винт а также «пересыпать» чужую якорь-цепь или, вообще, сделать навал на другое судно; в других местах, вне отведённого прямоугольника, якорная стоянка была запрещена, а рыбалка – нет, но, тем не менее рыбачки вот таким, вот, образом пакостили командам больших пароходов.
Позже наши моряки поймут в чём тут дело, а пока, во избежание вышеописанных неприятностей, постановка на якорь на «Вудларке» организовывалась следующим образом:
К шести утра, на своей вахте, Тимур подводил судно к якорной стоянке; на мостик поднимался капитан Филон, а Тимур с боцманом и матросом выходил на полубак (в носовую часть судна).
Тимур вёл наблюдение за рыболовными вешками и докладывал капитану дистанцию до соседних судов. Если возникала такая необходимость, то он предупреждал Филона о помехе и говорил – куда следует отвернуть. Если, на его взгляд, появлялось достаточно «чистое» пространство для отдачи якоря, он сообщал об этом капитану, а тот, если был согласен, давал команду боцману, стоящему наготове у брашпиля, на отдачу якоря.
Три таких постановки прошли благополучно, а вот на четвёртый раз произошла неприятность.
Как обычно , Тимур, держа в одной руке «уоки-токи», а левой держась за планширь в самой носовой части полубака вглядывался в пространство по носу, двигавшегося малым ходом судна.
Вот, он узрел впереди две рыбацкие вешки, ограничивающие выставленную сеть; «Вудларк» этим курсом как раз должен был пройти между ними, то есть вероятность намотки на винт была почти стопроцентной.
- Право руля! – Крикнул Тимур в рацию, - по носу – сеть! Но Филон по какой-то причине курс не поменял.
Сеть приближалась и Тимур ещё громче крикнул: - Двадцать право! - Но опять никаких изменений.
«Что такое там у них?», - подумал Тимур, - «заело, что ли?» Вешки уже сравнялись с носовой частью судна.
- Стоп машина! Задний ход! – Уже орал Тимур и тут он почувствовл, что скорость судна падает и, наконец услышал голос капитана:
- Что случилось, чиф? Якорь можем отдавать? - Вы что, меня не слышали? – Спросил Тимур, я же кричал, что надо курс менять, а потом назад отрабатывать! А сейчас уже без разницы: проехали между вешек и, если намотали, так намотали уже.
Можете гасить инерцию и становиться на якорь.
Филон ничего не ответил и начал гасить инерцию дав задний ход. Когда движение вперёд прекратилось, послышалась команда с мостика:
- Боцман, отдать якорь! Четыре смычки на брашпиль! Загрохотала якорь-цепь. Когда якорь «забрал», Тимур, убедившись, что якорь-цепь натянулась и дрейфа нет, поднялся на мостик.
- Что-то заклинило? – Спросил он Филона. Капитан не ответил на вопрос, а задал свой, встречный:
Как вы считаете, чиф, мы точно намотали? Я полагаю, что – наверняка! – Пожал плечами Тимур, так и не выяснив, что же случилось и почему Филон не совершил необходимый маневр.
В тот же день, после обеда порт-контроль вызвал на связь «Вудларк» и предложил заказать лоцмана: освободился причал для его швартовки.
Не успели на «Вудларке» обтянуть швартовы и подать на причал парадный трап, как у борта собралась делегация, человек десять. Эти люди кричали, что они рыбаки и подозревают, что их сети – на винте у судна.
Филон и Тимур спустились на причал и выслушали их требования. Аборигены потребовали не работать машиной в то время, как их дайверы обследуют винт судна.
Капитану ничего не оставалось, как дать им такое обещание, после чего двое в аквалангах нырнули в воду за кормой «Вудларка» и довольно скоро вытащили на причал обрывки сетки, прихваченной винтом судна, и, растянув их, чтобы видно было, что ремонту сеть уже не подлежит, вызвали опять на причал капитана и их главный, визжа и размахивая руками потребовал у Филона возмещения ущерба – двадцать тысяч американских долларов!
Тимур, находившийся рядом с капитаном скептически усмехнулся и обратил его внимание на то , что сетка старая, длиной метров двенадцать и шириной в метр и явно не стоит этих денег, от силы - сотню-две, на что Филон озабоченно ответил, что будет срочно связываться с агентом, чтобы привлечь того к защите интересов судна.
