Как брали Митрофана Карабинеску

Митрофан Карабинеску — опасный политический преступник — он жил в гостинице. Об этом узнали спецслужбы. Хотя обретался он там не под своей фамилией. Карабинеску был зарегистрирован, как Никанор Курего. Захватить его надо было немедленно, исходя из целей государственной безопасности.
На выполнение сего ответственного задания была послана лучшая оперативная группа спецслужб государства из БО (боевого отряда) «Кобра», в который отбирали самых подготовленных бойцов.
БО «Кобра» имел свой герб, гимн и славные боевые традиции. Противники старались не встречаться лицом к лицу с вояками этого отряда, ибо неизменно терпели поражение (ну, почти неизменно – всё же случались редкие исключения, о чём будет сказано ниже).

Итак… Группа из четырёх самых подготовленных спецназовцев незаметно проникла в коридор гостиничного номера Карабинеску на тридцатом этаже. Других постояльцев там не было, точнее, те двое (оба – безобидные командированные), что жили в ещё двух занятых на тот момент номерах, ушли по своим делам рано утром. Спецслужбы отследили это. Митрофан своего номера не покидал. Он наверняка был дома.
Спецназовцы стояли по обеим сторонам двери и спокойно ждали. Наконец, старший группы дал команду о начале операции и майор Рекс сильным ударом ноги одним махом вышиб дверь, которая рухнула вместе с косяком в номер. Через долю секунды все четверо ворвались в жилище Карабинеску.

Гостиничный номер члены спецгруппы знали, как свои пять пальцев. Они трижды отработали захват в точно таком же номере в гостинице отдалённого города, которую спецслужбы арендовали (всю гостиницу полностью) на три дня – якобы, для проведения конференции теософского общества.
Надо ли объяснять, что под видом членов этого самого общества там проживали сотрудники спецслужб – мужчины и женщины в штатском. Для придания операции правдоподобия они действительно провели конференцию в актовом зале гостиницы. Хиленькая, надо сказать, вышла конференция, но тем не менее, чтобы не терять времени и денег даром на неё заманили настоящих теософов, которых тут же незамедлительно арестовали.
«Два в одном», — говорил в таких случаях начальник спецслужб (секретарь Совета национальной безопасности). Он был очень доволен. Ещё бы! И захват Карабинеску отработали и опасных теософов заодно взяли с поличным (им всем дали выступить на конференции, незаметно снимая выступления на камеру и пригласив для сбора улик своих штатных понятых).

Номер Карабинеску был довольно большим, но имел всего четыре помещения. Вначале шёл «предбанник» (прихожая). Как войдёшь в него: справа было две двери — одна в туалет, другая в ванную. Спереди была ещё одна большая дверь с непрозрачными стёклами, которая вела в жилое помещение. Она закрывалась без замка и взламывать её нужды не было.
Жилое помещение представляло собой большую комнату с высоким потолком. По входу справа находилось кресло, за ним холодильник, а дальше — платяной шкаф. Слева —длинная тумбочка. Далее вдоль стен стояли друг напротив друга две большие кровати. Следом за кроватью (той, что слева) стоял на второй, маленькой тумбочке телевизор старого образца; рядом с ним — допотопный телефон на небольшом столике. А за той кроватью, что справа от вошедшего — был большой письменный стол и стул возле него. Между кроватями находился журнальный столик на роскошном в былые годы, но ныне поблёкшем ковре и два стула рядом. Напротив вошедшего находилось большое окно, обычно закрытое шторами. Окно было разделено на две половины застеклённой дверью, открывающейся на небольшой балкон.

Обязанности между членами группы были распределены заранее: капитан Капитонов быстро осмотрел туалет и ванную, остальные трое ворвались в жилую комнату… Ворвались… и… остолбенели — в помещении никого не было. Хотя за Карабинеску тщательно следили – было зафиксировано, как поздно вечером он вошёл в номер и больше его не покидал.
Следили и за балконом, хотя он был на тридцатом этаже. Не мог Карабинеску «просочиться» и в те номера гостиницы, что были по соседству с его жилищем: все соседние номера (справа, слева, сверху и снизу от его комнаты) были заблаговременно заняты сотрудниками спецслужб, которые поселились там под видом безобидных командированных. Карабинеску хотели захватить с поличным, захватить именно в его жилище, поэтому оно было заранее заблокировано со всех сторон.
Члены группы захвата осмотрели платяной шкаф, заглянули под обе кровати, открыли холодильник, отодвинули телевизор, оглядели балкон, посмотрели — не спрятался ли кто за шторами, которые наполовину прикрывали окно с двух сторон; ещё раз тщательно обыскали все четыре помещения номера — увы (!) Митрофана нигде не было.

Они собрались в зале посовещаться прежде, чем доложить по рации о неудаче операции. Пока группа рассаживалась на стул и кровать – в голове её начальника – подполковника Раздутого – свербела какая-то тревожная мысль. Он только что осматривал «предбанник», туалет, ванную и краем глаза заметил, что здесь что-то не так. Вначале он не мог понять — что. Вернулся, ещё раз оглядел прихожую, туалет и ванную — всё вроде, как и должно быть. Вокруг тихо и спокойно… И всё же… И всё же что-то не так. Взглянув на входную дверь, Савелий Раздутый, наконец, понял, что не так – дверь, которую они только что выбили, оказалась целой и вдобавок запертой!
Подполковник почувствовал облегчение от того, что он разгадал тайну свербевшей в его голове мысли и вернулся в жилое помещение. Имея тренированный мозг опытного оперативника, он знал, что неразрешимые на первый взгляд задачи легче решаются, если их загнать на второй план сознания, точнее – в подсознание, в подкорку головного мозга. В таком случае ответ придёт гораздо быстрее, и он будет куда качественнее, чем если над разгадкой биться, обдумывая её корой головного мозга.
Незаметно для себя Раздутый уже начал искать ответы. Первое, что выдало ему его подсознание — дверь закрыла вспомогательная группа, которая подстраховывала его отряд (отряд от слова «отрядить», любая группа независимо от численности). Правда раньше они такого никогда не делали, просто становились по бокам двери.
Да и выпала дверь вместе с косяком и штукатуркой вокруг него после мощного удара майора Рекса… но всё же… но всё же… Подсознание подполковника продолжало искать ответ, а сознание сосредоточилось на более важной задаче. Дело в том, что именно Савелий Раздутый, как старший группы, должен докладывать курирующему операцию генералу о её неудаче. Генерал был крут, и подполковник заметно нервничал, думая о предстоящем через несколько минут звонке своему начальнику. Тем более, что это было первый раз в его безупречной служебной карьере, когда приходилось докладывать о провале — до этого все операции под его руководством завершались успешно.
Но так или иначе корпоративные традиции спецслужб требовали перед докладом наверх обсудить итоги операции (хоть удачной, хоть провальной) со своими сотрудниками – хотя бы для того, чтобы не упустить чего-нибудь важного во время разговора с начальником.

Итак, члены группы захвата собрались вокруг журнального столика в центре комнаты. Двое сели на кровать ближайшую к столику, двое расселись на стульях.
Подведение итогов операции заняло всего пару минут. Оперативники как всегда оперативно определили суть доклада начальству. Очень простая суть: «объекта» в помещении не оказалось, члены группы трижды (на самом деле, как мы знаем дважды) осмотрели все точки, где, хотя бы теоретически, мог спрятаться человек.
Более тщательный обыск помещения был не в их компетенции. Они даже не знали, что именно надо искать. Из соображений секретности группу захвата не ставили в известность об этом. Искать улики будут члены другой — следственной группы. Следователи, вместе со штатными понятыми находились в холле гостиницы, ожидая сигнала об окончании работы группы захвата. А задача Раздутого и его товарищей была простой – они должны были положить Митрофана Карабинеску на живот, защёлкнуть ему наручники за спиной и сообщить по рации о завершении работы.

С тяжёлым вздохом подполковник Раздутый взял рацию и нажал клавишу. Сигнал прошёл, но ответа не было… Такое случилось впервые за его многолетнюю службу. С огромным удивлением Раздутый выключил рацию, включил снова и перезвонил. Результат был тот же.
— Выйду на балкон, — сказал Раздутый товарищам.
— А какой смысл? Сигнал-то проходит, – возразил начальнику поручик Сурков.
— Всё равно выйду.
На балконе командир группы с удивлением заметил, что город погрузился в сильный туман. Туман висел сплошной пеленой, не было видно не только земли, что неудивительно, учитывая тридцатый этаж высотной гостиницы, не было видно даже балконов соседних номеров. Хотя, когда группа выдвигалась на задание, ярко светило солнце.
Третья попытка связаться по рации с начальством имела тот же результат, что и первые две – сигнал проходил, ответа не было.

Вернувшись в номер, Раздутый приказал группе покинуть жилище Карабинеску, решив что доложит результат операции воспользовавшись рацией группы прикрытия, которая как нам известно, должна была прикрывать в коридоре группу захвата.
Но не тут-то было — дверь упорно не желала открываться. Как мы уже знаем, выломанная накануне дверь оказалась целой (теперь, не только Раздутый, но и все остальные члены группы подивились этому).
Но гораздо больше, чем дивная починка двери в столь короткий срок, оперативников удивило то, что она оказалась запертой.
Все четыре офицера работали в составе группы захвата уже много лет. И далеко не первый раз они врывались в помещение для захвата того или иного человека, которого на своём профессиональном языке называли «объектом», а то и группы лиц, опасных для правительства их страны по тем или иным причинам. Дверь ломали не всегда, порой, судя по обстоятельствам, её было выгоднее тихонько открыть ключом, если таковой имелся.
Но после проникновения в помещение дверь не закрывали никогда, ни при каких обстоятельствах. За дверью всегда дежурила вторая группа оперативных работников, подстраховывающая первую. И вот дверь оказалась запертой!
Удивлению офицеров не было предела! Никогда члены вспомогательной группы не подставляли их так сильно! Это было вдвойне возмутительно потому, что Раздутый и его товарищи обычно выдвигались на задание именно с этой группой. За много лет офицеры обоих отрядов хорошо и прочно сработались. И вдруг такая подстава!
Чертыхаясь Раздутый достал из кармана ключ от номера Карабинеску. Излишне объяснять, что опергруппу снабдили ключом, а дверь они ломали, а не открывали, потому что так быстрее и внезапней, к тому же Митрофан мог услышать, что его номер вскрывают и получить, таким образом, лишнюю секунду, чтобы подготовиться к обороне.
Ключ легко вошёл в замок, легко повернулся и… и дверь не открылась. Раздутый несколько раз открывал и закрывал замок, вытаскивал ключ для «чистоты эксперимента», снова вставлял его. Замок работал безупречно — он явно открывался и снова закрывался, снова открывался — но дверь оставалась запертой.
— Рекс, — обратился подполковник к майору, — придётся тебе опять поработать.
— Будет выполнено, Савелий Карлович, — ответил майор Рекс, человек богатырского телосложения и невероятной силы.
Он открыл дверь из «предбанника» в главную комнату чтобы лучше разогнаться – разогнался, начиная от самого балкона и ударом могучей ножищи обрушился на дверь…
Через долю секунды Рекс летел в обратном направлении и рухнул на пол, сжимая зубы от боли. Будь на его месте простой человек, не прошедший подготовку в спецслужбах, он бы вопил на всю комнату. Но Рекс даже не стонал, он только сжимал зубы, хотя его товарищи видели, как ему больно. Больно и физически и морально – вначале службы он плечом ломал двери, но потом повадился ногой; хотя его и предупреждали, что это когда-нибудь может плохо кончиться. Всем было понятно, что майор после столь сильного удара сломал, или, в лучшем случае, вывихнул ногу. Офицеры бросились на помощь товарищу. Понятное дело, что опытные оперативники были обучены азам медицины. Надо уточнить, что Раздутый и его товарищи были лучшими оперативными работниками спецслужб государства — других не послали бы на захват столь опасного субъекта (и «объекта»), как Митрофан Карабинеску.
Осмотрев ногу Рекса, оперативники поняли, что всё оказалось несколько хуже, чем они предполагали. Получилось «два в одном» — майор не только сломал, но заодно и вывихнул ногу. Рексу тут же вкололи обезболивающее. Опытными руками, используя подручные средства, его товарищи зафиксировали перелом и вправили вывих.
Раненого майора посадили на кровать, а остальные три члена группы снова занялись дверью. Понятно, что ломать её теперь старались так, чтобы не повторить участь Рекса.
Наваливались на дверь плечами, стучали кулаками и прикладами автоматов (их автоматы были с прикладами, чтобы оглушать тех, кого надо брать живыми). Потом стреляли в неё, спрятавшись за стеной комнаты номера Карабинеску, чтобы не отрикошетили пули, так как всем было уже ясно, что дверь только выглядит как деревянная, на самом деле она гораздо прочнее, чем дерево. Но пули не отрикошетили — они вошли в дверь, но почему-то не пробили её. Толщина двери была 4-6 сантиметров — не больше, и по логике вещей отверстия от пуль должны были оказаться сквозными. То есть, заглянув в них можно было бы увидеть коридор. Но вместо коридора видны были только чёрные провалы, которые, как казалось (если пристально в них всмотреться), уходят в бесконечность.
Раздутый снова попытался открыть замок. Ключ вошёл, провернулся, но результат, как и ожидалось оказался прежним – дверь не поддавалась.
— Может в замок пульнуть? — предложил поручик Сурков.
— Не стоит, — ответил Раздутый, задумавшись на секунду, — результат будет тем же, а шансов у нас будет меньше.
— Почему?
— Нас обязательно будут искать, возможно уже ищут, а если мы сломаем замок, то уменьшим шансы открыть его у тех, кто будет делать это со стороны коридора.
Все согласились с доводами начальника. Тем более было ясно, что не замок держит дверь, а нечто иное. Дело в том, что когда стучали по ней, то такое впечатление будто колотишь не по деревянной двери, а по несущей стене здания. Именно по несущей, ведь звук от удара по стене-перегородке – совсем другой.
Обсудив этот вопрос, офицеры стали колотить по стенам номера Карабинеску. Помимо прочего, их обучали разбивать кирпичи ударом кулака (а майор Рекс, не только кулаком, но и головой мог разбить), поэтому таким подготовленным работникам было бы вполне под силу выбраться из номера Карабинеску, разбив стену-перегородку в соседний номер. Оперативники не только изучили план этажа гостиницы перед штурмом, но и взяли его с собой. Они знали, что несущими (то есть, теми, которые не разобьёшь руками или подручными средствами) являются наружная стена номера и та, которая отделяет номер от коридора. Стены между номерами тонкие, в полкирпича.
Стали обстукивать стены — и вот, что удивительно. Как несущие звучали не только наружная стена и та, что отделяет номер от коридора, но и те две, которые отделяют комнату Карабинеску от соседей. А вот внутренние стены номера — отделяющие главное помещение от прихожей и ванной, а также ванную комнату от туалета, туалет и ванную от прихожей — звучали именно, как стены-перегородки. Хотя на плане они имели точно такую же толщину, что и стены между номерами. То есть, теоретически, за пару часов, оперативники смогут сделать проход, например, между главной комнатой и ванной, но не смогут пробиться в соседний номер.
Понятно, что в ванную они и так могут попасть (пока, по крайней мере), так что ломиться в неё не стоит. Этот пример мы привели для того, чтобы показать в какой ловушке оказалась группа подполковника Раздутого.

Поняв, что через дверь и стены выход заблокирован, стали обсуждать вариант с балконом. Опытным оперативникам ничего не стоило спуститься с балкона на нижний этаж, используя подручные средства – хотя бы, простыни и пододеяльники кроватей номера Карабинеску. В спецшколе их обучали этому. Хотя надо уточнить, что учились офицеры не все вместе. Раньше всех спецшколу окончил Раздутый, потом Рекс и Капитонов — они были ровесники, и только они учились в одной группе, позже всех окончил Сурков.
На балкон вышли Раздутый и Сурков и только начали его осматривать, как тот стал опасно наклоняться вниз, причём три его железных перила (переднее и два боковых) потеряли связь между собой и распахнулись. В буквальном смысле — они сохранили связь с днищем балкона снизу, но повисли (если так можно выразится о железяках) вниз головой. Как висит бахрома на генеральских погонах. Раздутый и Сурков чуть не выпали, но всё же смогли заскочить в номер. После чего балкон вернулся к своему исходному состоянию – его пол снова принял горизонтальное положение, а перила сами собой поднялись и склепались вновь. Правда дверь балкона с шумом захлопнулась.
— Что за чертовщина?!!! — заорал Раздутый.
— Ни фига себе! – кричал одновременно с ним Сурков (понятно, что он использовал подобное, но более крепкое выражение, которое мы здесь приводить не будем).
— Прям полтергейст какой-то, – сдавлено произнёс Капитонов.
Один только Рекс изумлённо молчал, не в силах вымолвить ни слова.
Офицеры вначале кулаками, потом прикладами автоматов стали колотить по стёклам окна и по стеклу двери балкона, по деревянной основе двери балкона, но снова услышали всё те же глухие звуки. То есть, не только дерево, но и стёкла приобрели свойства несущей стены, не давая никакого шанса опергруппе выбраться из помещения (по крайней мере без помощи снаружи). Хотя стёкла оставались прозрачными, но за ними можно было разглядеть лишь восстановившиеся перила балкона и его пол. А дальше был всё тот же молочный туман. Казалось, что на город приземлилось облако невероятной плотности.

В растерянности Раздутый ещё раз позвонил по рации. Результат был тот же: звонки проходят – ответа нет.
— Ну давай, доставай свой мобильник, — обратился Раздутый к Суркову.
— Ннн… н-нет у меня никакого мобильника, Савелий Карлович, – испуганно залепетал Сурков.
— Доставай-доставай, я знаю, что есть… не бойся, отмажу тебя от выговора… Вся надежда только на тебя… Поручик Сурков, достать мобильник!
— Слушаюсь, Савелий Карлович!
Сурков нехотя вытащил из-под бронежилета роскошный смартфон…

Дело в том, что оперативникам во время выполнения задания категорически запрещалось иметь при себе мобильные телефоны или смартфоны. Даже в выключенном состоянии такой аппарат посылает сигналы указывая на местонахождения его владельца, а значит вся оперативная группа оказывалась под угрозой. Но поручик Сурков, самый молодой член спецгруппы, высокий темноволосый красавец (единственный из четверых неженатый) имел любовниц почти во всех городах (а порой и в сёлах), где группа выполняла то или иное задание. Понятно, что после выполнения задания часто оставалось свободное время. Да и подполковник Раздутый жалел своих людей. Когда была возможность, он не сразу докладывал о выполнении задания зная, что его людям немедленно дадут новую задачу, а докладывал чуть попозже, давая своим офицерам возможность отдохнуть.
Образовавшиеся таким образом свободное время женатые оперативники использовали для похода в ближайший ресторан, бар или кабак (тут уж как получится), а холостяк Сурков ездил к любовницам, иногда принимал их у себя на съёмной квартире, в гостинице или на постоялом дворе (тут уж, как получится).
Но не позвонишь же ты любовнице по служебной рации! Вот и таскал Сурков с собой смартфоны. Он знал, что могут отследить не только чип, но и сам аппарат, поэтому регулярно не только вставлял новые карточки, но и менял гаджеты. Носил телефон с вынутым аккумулятором (решением правительства аккумуляторы смартфонов той страны были съёмными), вставляя его только тогда, когда надо позвонить или принять ответный сигнал. Однако, несмотря на все меры предосторожности, он неоднократно попадался. Правда, к счастью, засекали его не враги, а собственное начальство. И не только Раздутый (тот всегда прикрывал своих подчинённых), но и более высокое начальство. И получал Сурков за такие нарушения к счастью не «пулю в лоб», но выговоры (а порой и строгие), что тоже неприятно. Причём за выговор снимали треть месячного оклада, а за строгий выговор – половину. К тому же снимали все надбавки к окладу за любой выговор хоть строгий, хоть нестрогий. А надбавки обычно составляли большую часть дохода оперативника. В зависимости от звания, срока службы и особенности задания, они обычно превышали оклад раза в три-четыре.
Вот почему поручик Сурков так неохотно признался о наличии у него мобильного телефона. Вот почему подполковник Раздутый обещал «отмазать» от выговора своего младшего товарища.

По спецномеру предназначенному для экстренных ситуаций с мобильника Суркова звонил Раздутый. Результат оказался удручающим. Произошло то же самое, что и с рацией – вызов шёл, но ответа не было. Хотя все оперативники знали, что ответ по этому номеру должен последовать незамедлительно. Его обслуживал целый отдел телефонисток, дежуривших посменно днём и ночью. К тому же там на всякий случай был предусмотрен ответ робота женским голосом (это если все пять дежуривших в любой данный момент телефонисток вдруг будут заняты, что само по себе практически невероятно). Плюс с «допотопных» ещё времён на этом номере была целая система автоответчиков способных принять хоть сотню звонков одновременно. В то время как в реальности (о чём хорошо знал Раздутый в силу служебного положения) на этот номер шло не более трёх-четырёх звонков в день. Но исходя из чрезвычайности номера, спецслужбы не жалели казённых денег на его обслуживание.
Перезвонили, понятное дело, несколько раз.
— Может со стационарного попробовать? – предложил капитан Капитонов.
После этого вопроса подполковник Раздутый крепко задумался. Дело в том, что звонки с любого городского телефона на спецномер крайне не приветствовались в спецслужбах. Но допускались лишь в самых исключительных случаях. Обычно такой звонок означал крах карьеры офицера, который его сделает. Раздутый мог приказать позвонить любому из своих подчинённых и не сомневался, что его приказ будет выполнен немедленно. Но Савелий Раздутый позвонил сам — этот офицер привык брать всю ответственность на себя и всегда заботился о подчинённых. К тому же старшим группы в любом случае является он.
Результат был тот же. Звонки явно проходят – ответа нет.

В номере Карабинеску воцарилось долгое молчание. Прервал его подполковник Раздутый:
— Поручик Сурков, – сказал он, – проверим систему. Продиктуй мне номер своего мобильника, а я тебе позвоню с городского.
— Слушаюсь, Савелий Карлович! — бодро отрапортовал Сурков и стал диктовать свой номер.
Поручик Сурков и другие офицеры верили в своего начальника. Не раз он выручал группу из, казалось бы, безвыходных ситуаций. В спецслужбах говорили, что Раздутый давным-давно был бы уже генералом, если бы не его принципиальность.
Подполковник набрал номер и телефон поручика бодро зазвонил.
— Слышно? — спросил Раздутый.
— Так точно, Савелий Карлович, — ответил Сурков.
— Теперь ты зайди в ванную, чтоб подальше отсюда и перезвони на городской, там у тебя высветился номер на мобильнике.
Надо сказать, что спецслужбы той страны работали основательно, как говорится, с запасом. С запасом прочности. Они не только тренировали бойцов в идентичном номере другой гостиницы, не только снабдили их планом гостиницы, но и дали номер гостиничного телефона Карабинеску (да и всех других его телефонов о которых было известно). Но звонить по высветившемуся на смартфоне номеру гораздо легче, поэтому Сурков хотел было уже отправиться в ванную комнату для ответного звонка, когда капитан Капитонов предложил всё же сверить номера на всякий случай.
Подполковник Раздутый согласился. В своём планшете он нашёл номер телефона гостиничного жилища Карабинеску – этот номер оказался идентичным тому, что высветился на смартфоне Суркова.
Сурков зашёл в «предбанник», для «чистоты эксперимента» плотно закрыл его. Потом зашёл в туалет (а не в ванную, как приказал Раздутый, потому что туалет был дальше от главной комнаты) и для той же «чистоты эксперимента» закрылся там. Отсюда звуки из главной комнаты были почти не слышны. Разве только если очень громко крикнуть (Сурков перекрикивался с товарищами из закрытого туалета – едва докричался).
Потом поручик позвонил на городской телефон номера Карабинеску со своего мобильного. Трубку поднял Раздутый — всё было отлично слышно.

Действия офицеров спецгруппы кажутся хаотичными лишь на первый взгляд. А на самом деле они смогли установить несколько важных деталей – система (так они называли жилище Карабинеску) — открыта изнутри, но замкнута снаружи. То есть все стены-перегородки и двери, что внутри номера Карабинеску, сохранили свои свойства. А вот стены-перегородки между номером Карабинеску и соседними номерами приобрели свойства несущих, то есть непробиваемых стен. То же самое произошло с деревом и стеклом, отъединяющих их от внешнего мира. Так же и телефоны — наружу дозвониться нельзя, а изнутри — работают.
Хотя определённая связь с внешним миром всё же существовала. Изоляция была неполной. Пока, по крайней мере. В номере Карабинеску наличествовало электричество – лампы во всех помещениях включались; работал холодильник; телевизор тоже работал, хотя на экране был лишь рябящий «снег», издающий белый шум. В кранах была вода – как холодная, так и горячая. Да и воздух нормально циркулировал – офицеры уже довольно долго находились в номере, но никаких признаков удушья не ощущали.
— Капитонов, — приказал Раздутый, — осмотрите холодильник, насчёт запасов съестного; а ты, Сурков, принеси сюда ведро воды из ванной, там ведро пустое в углу стоит. Неизвестно, сколько нам тут придётся сидеть, и не заблокируют ли нам холодильник и ванную с туалетом, как заблокировали окна и двери.

Подчинённые бросились выполнять приказ начальника. А пока они это делают, мы поясним, почему Раздутый со всеми на «ты», а на «вы» – только с Капитоновым. Сам себе Раздутый это пояснить не мог. Так сложилось. Сложилось, потому что лысоватый крепыш Капитонов был очень основательным и домовитым человеком. Эти его качества не раз выручали группу. Он всё делал, казалось бы, не спеша, но всегда вовремя. Он никогда никуда не опаздывал. Во всей его внешности и повадках сквозила такая неколебимая солидность, что язык не поворачивался называть такого человека на «ты».
Надо ли пояснять, что все подчинённые были с Раздутым исключительно на «вы» и называли его по имени отчеству – Савелий Карлович. Именно Карлович, а не Карпович, что было бы более логичным, исходя из его имени. Отец – проигравшийся в карты остзейский дворянин Карл Раздутый (Razduty) умер за два месяца до рождения сына. Мать, из крестьян, умерла от родильной горячки вскоре после его появления на свет. Савелий рос в приютных домах. Потом, как сирота поступил в школу кантонистов, а оттуда в военное училище. Он является одним из тех людей, о которых говорят, что они «сами себя сделали». Несмотря на то, что Раздутый до генерала не дослужился (пока по крайней мере), он был очень высокооплачиваемым офицером. Неофициально звания в спецслужбах той страны были на одно выше, чем в полиции и на два, чем в армии. Но это вполне официально отражалось на зарплатах. Таким образом, подполковник Раздутый получал примерно столько, сколько полковник полиции или армейский бригадный генерал.
Вообще в той стране офицеры спецслужб считались завидными женихами, несмотря на то (а может и потому), что дома появлялись редко, постоянно пропадая на службе. Тем не менее Савелий Раздутый, наверное, потому что сам вырос без отца и без матери, старался быть примерным семьянином – заботливым и любящим отцом своих сына и дочери, верным и внимательным мужем своей супруги Марьяны.
Говоря о Марьяне Раздутой надо сказать, что она совершенно не соответствовала своей фамилии, она была вовсе не раздутой, а худощавой, высокой и остроносой. Да и сам Савелий вовсе не был толстяком – он был коренастым человеком среднего роста.
Но в той суровой стране людям запрещалось менять фамилии, полученные от родителей. А жена была обязана носить фамилию мужа. Понравился парень – будь добра – смирись с его фамилией; а коль не хочешь – не выходи замуж. Брак регистрировала только церковь. Светского брака не допускалось.

Много лет Савелий Раздутый отдал спецслужбам, пока не стал старшим группы, после чего также много лет отработал на этой должности. Позже всех в группу влился Сурков. Он хотя и относительно молодой, но работал с Раздутым, Рексом и Капитоновым уже семь лет. Как самый лучший выпускник училища, готовившего спецслужбистов, он ещё в чине прапорщика был направлен в спецгруппу Раздутого, чтобы заменить погибшего при выполнении задания подпоручика Шайдецкого. Это было ещё в те уже далёкие времена, когда Раздутый был майором, а Рекс и Капитонов – штабс-капитанами.
Надо сказать, что армейские офицеры в таких званиях, если не служили в штабах или не работали преподавателями – обычно командовали подразделениями, частями и даже соединениями. Взводами и ротами (в случае поручика Суркова), ротами и батальонами (в случае капитана Капитонова), батальонами и полками (в случае майора Рекса), батальонами, полками и даже бригадами (в случае подполковника Раздутого). А вот офицерам спецгрупп из рядового состава в подчинение давался лишь один прикомандированный солдат, занимавший должность денщика. Но денщики, как правило не выдвигались на задания группы, а сидели дома, помогая по хозяйству жёнам или родителям оперативников.

Тем временем офицеры выполнили приказ Раздутого. Сурков принёс из ванной ведро воды, плюс наполнил водой вазу, стоящую на столе. А Капитонов обнаружил в холодильнике массу шикарнейших продуктов.
– На три-четыре дня хватит если экономить, – заключил он как эксперт.
– Вытащите всё что нашли наружу, – приказал Раздутый.
– Есть, Савелий Карлович!
После этих слов Капитонов начал методично доставать продукты из холодильника и аккуратно складывать их рядом. К счастью, большинство запасов Карабинеску относилось к продуктам длительного хранения.

В это время поручик Сурков подошёл к большому столу вынул аккумулятор со смартфона и хотел положить оба предмета в отдельные покрытые фольгой пакеты, как они у него обычно хранились, когда он отправлялся на задание.
Стол стоял у шторы, и внезапно она схватила Суркова за горло и стала душить! Такое впечатление, что за шторой находится человек, который вцепился в шею жертвы через занавеску. Сурков отчаянно сопротивлялся, но ничего не мог поделать. Хорошо, что товарищи моментально сориентировались и бросились ему на помощь. Штора тут же отпустила несчастного поручика. За ней никого не оказалось. Сурков сильно кашлял и недоумённо повторял: «Что? Что это было?».

Остальные члены группы, хоть и являлись бывалыми бойцами тоже никак не могли прийти в себя.
– Просто жуть какая-то, – пробормотал Рекс.
– Полтергейст, – произнёс Капитонов.
– Похоже наш полтергейст имеет пальцы, – проговорил Раздутый, осматривая шею Суркова. На ней и вправду отчётливо отпечатались багрово-синие следы человеческих пальцев. Возможно и не человеческих, но похожих на них.

Тем временем, беда приближалась к Капитонову. Он вернулся к прерванной работе по приведению в порядок продуктов. Кроме тех что в холодильнике, капитан нашёл в шкафу на верхней полке запасы чая, кофе, сахара и прочей бакалеи. Подумывал, что неплохо «чайку бы сообразить», а позже и обед приготовить (чайник и электроплитка в номере Карабинеску имелись). Помимо прочего на полке стояли стеклянные банки – трёхлитровые и литровые были с закатанными помидорами и огурцами, а пол-литровые содержали различные виды варенья. И вот одна из пол-литровых свалилась капитану на голову, когда он сидя на полу сортировал продукты! От неожиданности Капитонов закричал, как ужаленный. Банка разбилась. Правда о пол, а не о голову. Но тем не менее, на стриженной голове оперативника образовалась кровавая рана.
Рану продезинфицировали; стёкла выбросили в мусорное ведро, которое находилось в туалете; пол вымыли. И если бы данное событие произошло не в «зачарованном» номере Карабинеску – его можно было бы списать на несчастный случай. Но Капитонов утверждал, что банки находились далеко от края (те, что остались на полке, и вправду стояли в пяти сантиметрах), мол, банка сама подвинулась, чтобы упасть на него.
В сложившейся ситуации никто не сомневался, что так оно и было.

Итак, три члена группы имели физические повреждения, которые получили в этом злополучном месте: у майора Рекса была сломана и вывихнута нога (он пострадал больше всех), у поручика Суркова на шее остались синяки от нападения шторы, а у капитана Капитонова на голове остался шрам от падения банки. Невредимым оставался лишь подполковник Раздутый. Он чувствовал, что следующая очередь – его. И предчувствие старшего группы вскоре подтвердилось.
В номере Карабинеску висела люстра. Самая обыкновенная стандартная люстра на три плафона украшенная различными литыми листьями и завитушками. Причём снизу она заканчивалась декоративной концевой гайкой похожей на наконечник копья. Ножка люстры (она же стержень – то на чём висят плафоны и литые украшения) была выполнена в виде декоративной спирали, со скрученным проводом внутри (по нему поступал ток).
И вот эта спираль внезапно сама собой растянулась как пружина до полного распрямления провода (но не порвала его) и обрушилась на голову Раздутого именно в тот момент, когда он стоял под люстрой. Если бы подполковник не сориентировался в долю секунды, то острый копьеобразный стержень, находившийся снизу люстры, пробил бы ему голову. Но Раздутый, услышав шум сверху, успел отскочить, прикрывая голову рукой. В результате копьеобразная концевая гайка пробила ему кисть руки с наружной стороны. К счастью кость не была задета, но из раны пошла кровь. Чтобы её остановить, пришлось перевязать руку...

А в это время по комнате летал одинокий волнистый попугайчик. Самый настоящий попугайчик лимонного цвета. Птица выглядела (или пыталась выглядеть) испуганной. Раздутый уже давно заметил её краем глаза – ещё когда группа только вломилась в номер Карабинеску и они ничего не знали о необыкновенных свойствах этого помещения. Птица тогда сидела на краю шкафа, но как только оперативники ворвались в главную комнату, она спряталась, отскочив от края к стенке и с тех пор её не было видно. И вот, когда все четверо оперативников получили ранения, попугайчик снова проявил себя. Выглядел он совершенно неагрессивно, в чём-то даже умиротворяюще; но тем не менее в нём было что-то зловещее. Попугай с лёгким шумом крыльев порхал по комнате вокруг спецназовцев – то поднимаясь к потолку прямо у них над головами, то снижаясь почти до самого пола.
– Это всё он! – внезапно заорал майор Рекс, доставая пистолет.
– Не стреляй в птичку! – успел выкрикнуть поручик Сурков.
– Это не птичка, это всё он делает, – прошептал Рекс и выстрелил из нагана.
– Получай же зяблик, орлан-белохвост, тукан чёртов! – добавил майор, снова переходя на крик.
Все видели, что Рекс явно попал в попугая. Да и быть по-другому не могло. Иван Рекс являлся отличным стрелком. Он освоил все виды оружия. Из пистолетов стрелял обеими руками одновременно, причём пробивал горсть брошенных монет, каждую по отдельности (разумеется, если монеты подбрасывали достаточно высоко). Он просто не мог не попасть в такую близкую и медленно движущуюся цель, как попугай. Но попугайчик продолжал как ни в чём ни бывало кружить по комнате, а пуля Рекса изящно отрикошетила от всех четырёх стен, слегка процарапав обои, от пола, от потолка и демонстративно упала в гранёный стакан, стоящий на журнальном столике, нисколько не повредив его. Когда её достали, она была ещё горячей.

Затем произошло событие, заставившее всех забыть о попугайчике (который сел на один из рожков люстры и затих). В номере Карабинеску настойчиво зазвонил телефон. Это было так внезапно и неожиданно, что все четверо видавших-виды оперативников невольно вздрогнули.
Трубку поднял Савелий Раздутый:
– Подполковник Раздутый. Слушаю вас, – он представился машинально, вследствие многолетней привычки, хотя сразу же подумал, что этого не стоило делать.
Но в трубке молчали. Хотя, если внимательно прислушаться, на заднем фоне, позади нарочитого молчания невидимого визави (которого Раздутый всё же отчётливо ощущал) можно было услышать едва различимые звуки. Чем больше подполковник вслушивался в них, тем страшнее ему становилось. Ему – Савелию Раздутому человеку, который практически не ведал страха. По крайней мере так казалось большинству окружающих его людей, будь то начальники, подчинённые или противники. Но сейчас ему представлялось, что он слышит звуки ада. И чем больше он вслушивался, тем глубже погружался в потустороннюю реальность. Всё окружавшее его отходило на задний план, казалось всё менее и менее реальным. А настоящей реальностью становился потусторонний мир. Казалось ад всасывает его! Где-то далеко-далеко что-то едва слышно свистело, гудело, выло; а потом этот вой переходил в неясное пение – вначале монотонное, потом резкое, ускоряющееся до бесконечности. Потом всё это сменялось, как бы, стонами миллионов людских душ, потом горьким плачем и неистовым рёвом. Чей-то голос дальний-дальний в недрах ада тосковал. А потом Раздутому, показалось, что он услышал своё имя, произнесённое далёким-далёким, но безмерно родным голосом. Ему казалось, что это голос матери, которой он совершенно не помнил. Его глаза заволакивал туман… или это слёзы рябили. Савелий почти не различал предметов рядом с собой и почти не слышал звуков в комнате. Он почти что был там – в потустороннем мире…
Вдруг кто-то взял его под локоть. Капитан Капитонов всегда здравый и невозмутимый своим обыденным до тривиальности, лишённым малейшей поэтичности, малейшей ненормальности голосом (именно такой и нужен был в эту минуту) произнёс:
– Савелий Карлович, что с вами?
– Да так… ничего… устал немного.
Раздутый пришёл в себя и положил трубку. «Почудиться же такое, – подумал он, – наверное, это были естественные помехи связи и ничего больше». По крайней мере ему хотелось в это верить.

Минут пять, а то и больше было тихо. Все члены группы погрузились в молчание, никому не хотелось ни о чём говорить. Даже попугайчик на люстре сунул клюв под крыло и, казалось, заснул.
Вдруг телефон зазвонил снова.
– Капитонов поднимите трубку, – приказал Раздутый.
– Слушаюсь, Савелий Карлович!
– Только не представляйтесь.
Раздутый специально приказал поднять трубку прагматичному и всегда трезвому (даже если он выпивши) Капитонову. Подполковник окончательно уверился (уверил себя), что у него шалят нервы, что он слышит то чего на самом деле нет. И вправду – в более спокойных условиях то, что он услышал в трубке могло бы сойти вовсе не за зловещие звуки ада, а за банальные радиопомехи.
– Алло, – сказал Капитонов в трубку. Причём произнёс он это единственное слово настолько буднично, что всем стало легче.
– Алло, я слушаю вас, – повторил он.
Трубка молчала. Потом в ней послышался какой-то треск, а через секунду отчётливый женский голос с едва заметным акцентом произнёс: «Здесь поселилось Нечто. Самое главное произойдёт в двенадцать часов ночи. Ждите».
После этих слов в трубке раздались гудки отбоя.

Когда Капитонов передал товарищам полученное сообщение все невольно посмотрели на часы. Ждать оставалось довольно долго.
Чтобы скоротать время и подкрепить товарищей капитан Капитонов вначале сделал чай с бутербродами для всей группы, потом занялся приготовлением обеда. Рекс с Сурковым тихо о чём-то беседовали. А Раздутый приступил к изучению библиотеки в номере Карабинеску. Там было всего пару десятков книг, причём некоторые на иностранных языках, но те, которые на понятном Раздутому языке – были довольно интересными. Особенно по истории средних веков и физике твёрдых тел.
Попугайчик по-прежнему спал, хотя Капитонов накрыл и для него стол в сторонке – на тумбочке (той, которая побольше). Он налил попугаю воды в блюдечко и положил семян, которые нашёл в номере Карабинеску.
Всё было спокойно и тихо. Хотя оперативники с тревогой ждали назначенного часа, но никто не выказывал этой тревоги. Наоборот, за обедом (Капитонов накрыл шикарный стол) все старались говорить на отвлечённые темы.
Исходя из свойств системы (напомним, этим словом называли жилище Карабинеску) было ясно, что уничтожить их здесь могут без особого труда. Но раз с ними вступили в диалог, раз предупредили – значит не всё так плачевно. Поэтому во время обеда и несколько часов после него оперативники не особо напрягались и занимались своими делами. Но когда время подошло к двенадцати ночи все стали собранными и сосредоточенными. Тщательно проверили вооружение и заняли круговую оборону, став спиной к спине с оружием наготове. Место выбрали примерно посреди комнаты, но так, чтобы не стоять прямо под люстрой и подальше от дремлющего на ней попугайчика (хотя птица им ничего плохого не сделала).
Даже майор Рекс, несмотря на больную ногу занял место рядом с товарищами. Для этого случая Сурков из ванной принёс другу швабру, которую Рекс использовал вместо костыля.
Свет не включали, но комната освещалась огнями громадного города, пробивавшимися сквозь желтоватый туман.

Ровно в двенадцать ночи оперативники услышали, что кто-то вставил в наружную дверь ключ, провернул его, и она открылась! Напряжение членов спецгруппы достигло предела. Через пару секунд открылась также дверь прихожей, и в комнату вошёл… Митрофан Карабинеску. Собственной персоной! Хозяин номера – тот самый, кого они не застали сегодня утром. Он включил свет, осмотрелся прищурясь и остолбенел от удивления. Понятное дело – сделал вид, что остолбенел. Но получилось это у него вполне естественно.
Главный политический преступник страны выглядел очень буднично. Ничего зловещего в нём не было. Встретив такого на улице, вы не обратили бы на него внимания. Он производил впечатление самого заурядного пенсионера. Пожилой человек среднего роста, худощав, слегка сутуловат; волосы на голове, усы и борода – с проседью. Носит очки. Одет аккуратно, но неброско. С тростью в руках и папкой под мышкой.
Оперативники и вправду подумали бы, что перед ними безобидный старичок, если бы не знали о Карабинеску множества удивительных фактов. Если бы им не рассказывали на инструктаже о том, как однажды он в одиночку обезвредил взвод полиции, пытавшийся задержать его.
Как несколько лет назад он спрыгнул с пятого этажа и остался невредим, уходя от преследовавшего его отряда спецназовцев.
Как три года тому он уходил от преследователей по проводам, при этом энергично отстреливаясь. В последнем событии участвовала, правда косвенно, и группа Раздутого. Карабинеску являлся в то время вождём повстанцев. Его отряды были разгромлены, а сам он ушёл по проводам в сопредельную враждебную страну, выдачи с которой не было. Раздутый и его товарищи как раз закончили ликвидацию одного из отрядов Карабинеску на острове, который находился посреди широкой приграничной реки (на острове стояла зенитно-артиллерийская батарея повстанцев). Над рекой проходила высоковольтная линия, оставшаяся ещё с тех далёких времён, когда ныне враждебное государство было дружественным.
Будучи разбитым Митрофан Карабинеску забрался на высоковольтный столб и пошёл по проводам, при этом он, оборачиваясь, отстреливался из автомата. Раздутый по рации получил приказ по возможности помочь преследователям лидера бунтовщиков и немедленно выдвинулся из глубины острова к берегу. В бинокль он мог наблюдать, как Карабинеску идёт по проводам, как он сбил вертолёт, кружащий над ним. Но пристрелить злоумышленника не удалось, хотя члены группы Раздутого стреляли в Митрофана. Однако тот находился слишком далеко. Не получилось это и у тех оперативников, которые были ближе к Карабинеску – включая тех, кто стрелял в него с вертолёта.

Перед выходом на сегодняшнее (точнее уже вчерашнее) задание оперативники получили подробную биографию Митрофана Карабинеску, снабжённую его многочисленными фотографиями. Правда на большинстве фото кроме последних (снятых недавно скрытой камерой) Карабинеску был без очков, усов и бороды. О том, откуда у него навыки, которые даже для самого универсального офицера спецслужб были бы уникальными и, честно сказать, недоступными в полном объёме – из биографии явно не следовало.
До того, как стать вождём повстанцев Карабинеску занимался научной работой. Правда в молодости, лет сорок назад, ещё до поступления в университет, он проходил срочную службу в десантных войсках. А в детстве посещал секцию бокса.
Аналитики спецслужб почему-то решили, что Митрофан успел поработать акробатом-эквилибристом. Но когда и где это было, они указать не смогли. Зато пункт об акробате-эквилибристе позволил им «объяснить» хождение по проводам и прыжок с пятого этажа – на том и успокоились (то, что Митрофан смог «измолотить» взвод полиции объясняли его занятиями боксом и службой в ВДВ).
Но теперь, побывав в «заколдованном» номере Карабинеску, Раздутый понимал, что дело тут не в эквилибристике и не в боксе. Тут всё намного-намного серьёзней. Если искать истоки загадочных способностей Карабинеску, то стоит присмотреться, скорее, к его многолетней научной работе в секретной лаборатории, а не искать их в давнишней службе десантником.
А работа Карабинеску была настолько засекреченной, что руководство страны (он работал именно на ту страну, с которой сейчас воюет) не поделилось о ней не только с оперативниками группы Раздутого, но и с самыми высшими руководителями спецслужб.

Тем временем Митрофан пришёл в себя (точнее сделал вид, что пришёл в себя).
– Вы кто такие?! Что вы здесь делаете?! – заорал он.
– Мы… мы в гости… к вам… – промямлил Капитонов. Его трезвый ум и тут пришёл на помощь спецгруппе.
– Убирайтесь немедленно!!! – заорал Карабинеску пуще прежнего.
Данную команду оперативники выполнили с превеликим удовольствием (словно предчувствуя это, все свои вещи они захватили с собой, когда заняли круговую оборону). Доселе неприступная дверь на этот раз с лёгкостью открылась.
– Что это было? – спросил Раздутый у провожавшего их Карабинеску, покидая гостиничный номер.
– Показалось, – ответил Митрофан.

И вправду, как только дверь за ними захлопнулась, все оперативники лишились повреждений, которые получили в номере Карабинеску (и которые собирались предъявить начальству в оправдание неудачной операции). Майор Рекс внезапно обнаружил, что боль в ноге прошла, и он снова может нормально ходить. У поручика Суркова исчезли отпечатки душащих пальцев на шее. На голове капитана Капитонова пропал шрам, оставленный падением банки.
Видя чудесное выздоровление товарищей, подполковник Раздутый нисколько не сомневался, что его рана тоже зажила. Когда он развязал повязку то увидел, что на руке не осталось и следа от «взбесившейся» люстры.

А коридор был пуст. Страхующей опергруппы за дверью не было.
Там вообще не было ни одной живой души.

Сергей Аксёненко