3 часть

Нет, нельзя даже сравнивать алмазы с ледяными искрами! Ничего между ними общего. Из разных миров они, и разного служения природе! Это Лина внезапно поняла, уже когда стояла растерянно посреди просторного зала, блистающего стёклами витрин, за которыми и замер тот неподвижный туман, состоящий из множества пересекающихся радужных лучей, исходящих от множества граней, отражённых друг в друге. Вот такая лучевая солидарность. Монолит света. И чудо было в том, что света-то не было. Только грани. Только отражения. Они светились, бриллианты! Они были только минералом, кимберлитом - а сами светились! Это было жутко, непостижимо - и невыносимо прекрасно!
- Ну, как? Нравится? - ласково наклонившись к ней, еле слышно спросила Виктория Павловна, а Лина даже не смогла ответить, так перекрыло дыхание. Мелькнула мысль: можно умереть от этой красоты. Потому что где обычному человеку взять такие глаза и такое сердце, чтобы её выдержать?!
- За это можно умереть, - повторила она вслух, когда дыхание всё ж улеглось.
- И умирали, - тихо проговорил дедушка, - история алмазов - история смертей.
А экскурсовод, невысокий полный человек с робким выражением лица и мягкими движениями, рокотал плавно и спокойно, что немного унимало потрясение зрителей:
- Алмазный фонд создан при Петре Первом, в 1719 году он определил регламент, согласно которому ценные предметы, в первую очередь коронационные регалии, принадлежали государству и хранились в казне, в сундуке за тремя замками. Три должностных лица (камер-президент, камер-советник и царский рентмейстер) имели ключи, каждый от одного замка, и, только собираясь вместе, они могли достать драгоценные предметы для торжественных церемоний. Палата, построенная для хранения ценностей, называлась Алмазным фондом, а позже - Алмазной комнатой. Бояре охраняли казну и отвечали за ценности животом и головой...
- Животом? - изумилась Геля, но волновало её всё же не это. Как, почему так прекрасны алмазы?! Как, отчего исходит этот свет?! И она ждала, ждала ответа - и слушала с таким напряжением, что могла потом повторять не раз и слово в слово. Речитатив экскурсовода не менялся десятилетиями. Зачем нарушать налаженное? Он так и тёк изо дня в день - ровно и умиротворённо. И это хорошо вопринималось публикой:
- Среди самых известных экспонатов - императорские символы власти, главные из которых Корона, Держава и скипетр... Скипетр (жезл, символ власти) со знаменитым алмазом «Орлов» был подарен фаворитом Екатерине II графом Орловым на её именины вместо обыкновенного букета цветов. Эти три реликвии - Алмаз "Орлов" в скипетре, синий сапфир в державе и алая шпинель в короне символизируют цвета Российского флага - белый, синий, красный...
- К чему и вернулись, - зашептались в толпе, - да-да, куда денешься? История же...
Когда разрозненный рой слушателей двинулся к следующей витрине, Ангелина прильнула к стеклу. Там, впереди, было что-то ещё, не менее волшебное, но пока звучит солидный монолог, и не особо что разглядишь из-за чужих спин, стОит помедлить: отойдёшь разве, досыта не наглядевшись?! Так, чтобы ты - и эти камни. Наедине. Чтобы глаза в глаза и сердце с сердцем!
Ох. Ангелина опомнилась и улыбнулась. Какие глаза и какое сердце у кристаллического углерода?! К тому же отвлёк дедушка:
- Лина, пойдём, - он взял её за руку. И Лина только печально оглянулась на сверкнувший белый бриллиант, выделявшийся из окружения прочих. Она уже прислушивалась к голосу экскурсовода, который отвечал на вопросы. Теперь он оживился, на невыразительном лице вдруг вспыхнули, отражая подсветку витрин, вдохновенные глаза, от монотонности не осталось и следа. Вопросы сыпались, перебивая друг друга. Народ попался любопытный.
- А скажите, пожалуйста, этот Орлов - к нему-то как попал алмаз? С нашего Урала?
- Что вы! Наш Урал в восемнадцатом столетии никак не связывали с алмазами. Россия вообще бедна была на алмазы. Если они и встречались, то в таких ничтожных количествах, что не стоило и говорить. Однако наш бессмертный Ломоносов еще в 1763 г. предрёк: "Представляя себе то время, когда слоны и южных земель травы в севере важивались, не можем сомневаться, что могли произойти алмазы, яхонты и другие дорогие камни и могут обыскаться, как недавно серебро и золото, коего предки наши не знали".
Экскурсовод цитировал наизусть без особого напряжения, это не входило в привычный текст, но, чувствовалось, доставляло ему удовольствие.
- Приятно послушать увлечённых людей, - шепнул себе под нос дедушка.
- И ведь верно! - звонко продолжал тот, - в 1829 году на западном отроге Урала, в Крестовоздвиженских золотых россыпях был обретён первый алмаз. Известный географ-исследователь Александр Гумбольдт, это ему обязаны... Но "Орлов"... "Орлов" найден в Индии, в копях Колур на реке Кришне в Голконде в 1640 году...
- Как грибы, что ли? Я думала, алмазы в шахтах добывают… - высунула носик из тесноты чужих плеч по молодости несдержанная девушка. – Найден… Это как же?
- Ну, как, - улыбнулся гид, - вам теперь уже никто не скажет, способов много, способы разные... но могу привести для примера воспоминания Марко Поло, в 1298 году: "Пойдет дождь, вода потечет ручьями по горам, по большим пещерам, а как сойдет, идут люди искать алмазы в тех самых руслах..." То есть - прямо среди глины и камня, на поверхности!
- Неужели можно было вот так, под ногами?! - изумилась любознательная девушка. - И что же? Вот так пойдёшь после дождя по Индии и... Что, и сейчас так?
- Видите ли... - воодушевлённый чичероне слегка смешался, - алмазы в природе не редкость, тем более при современных разработках, и довольно широко применяются в промышленности, но алмаз алмазу рознь. Такие алмазы, которые могут заинтересовать ювелира, которым стоит придать огранку для эстетического восприятия - их очень немного. Ну, а такие, как "Орлов", или "Шах", или легендарный "Великий Могол", эти... извините... - знаток развёл руками. И, задумавшись, добавил, - есть, между прочим, предположение, имеющее различные косвенные подтверждения, что наш знаменитый «Орлов» не что иное, как исчезнувший "Великий Могол"... Правда, не доказано, - он опять улыбнулся, улыбка вышла виноватой. "Орлов" сверкал с покинутой витрины призывными снопами лучей, томил и мучил невыразимой красотой. Ангелину, почти оторвавшуюся от него, потянуло назад. Тому помогла Виктория Павловна, осторожно коснувшись её плеча:
- А давай мы подольше постоим! - и шепнула дедушке, - не будем торопиться, Захар Кузьмич. Лине так нравится!
Она настойчиво повлекла подопечную обратно к царским регалиям. Дедушка не стал возражать. Все трое вновь приникли к стеклу. За стеклом царил дымчатый ореол. Гелю посетило ощущение, что не будь стекла, практичного защитника камней, возможно, она не перенесла бы этого болезненного потустороннего блеска.
- Посмотри повнимательней, - зашептала на ухо Виктория Павловна, - это внутреннее голубоватое свечение... ты видишь? эта огранка называется «большая роза"... Осколок октаэдра... сложное стереометрическое тело...
- Ну, это ей рано, - миролюбиво заметил дедушка.
- Нет, надо знать. И вы, Захар Кузьмич, пожалуйста, повнимательней приглядитесь. Раз уж мы здесь, информация пусть будет максимальной.
- Да, удивительная! удивительная вещь природа! - вновь погрузившись взглядом в "Орлова", дедушка не удержался от выражения обуревавших чувств, - вы подумайте! Алмазы... ведь ровесники образования земли! Ведь вот этот минерал, со всем своим нынешним составом - он уже существовал, когда ящеров ещё не было! Вот эту его светящуюся глубину ничто не нарушало со дня творения! Это же представить немыслимо!
От дедушкиных слов у Гели закружилась голова. И впрямь услышалась где-то внутри тяжкая поступь динозавров, и перед носом с лязгом защёлкнулась громадная пасть. Она тут же отогнала наваждение. Невелик труд: рядом дедушка, где-то за глубинными витками исторической спирали сгинул юрский период. Зябко передёрнувшись, Лина зацепилась за дедушкину руку. Вот так. Надёжно и спокойно.
Хотя, по правде, спокойно не было. И древние гады были ни при чём. Другое... другое происходило, а что - она не понимала. Началось внезапно и нарастало с каждой секундой. Наезжало, давило. Геле сразу представился тёмный коридор – и шевелящаяся стена. Да-да, именно так и было тогда. Именно так теснило дыхание. И словно прожигало - вот здесь...
Девочка прижала кулак к самой середине груди, там, где казалось всего мучительней, и замерла.
- Тебе плохо, Линочка? - тревожно заглянула в глаза Виктория Павловна. Ангелина только сейчас заметила, какие большие и тёмные у неё глаза.
- Не знаю... - пролепетала она и внезапно ойкнула.
- Что?!
- Ничего... больно... жжёт! - Линин голос перешёл в слабое поскуливание, и она принялась сгибаться в разные стороны, с силой растирая область грудины.
- Да что такое?! - дедушка схватил её за плечи и попытался нащупать больное место, - тут?!
Ангелина тонко заверещала.
- Может, врача? - зашелестели в толпе.
- Наверно, есть медпункт?
Растерянный экскурсовод обернулся к охраннику:
- Пожалуйста, позовите...
- Не надо! - решительно прервала Виктория Павловна, ловкими пальцами расстёгивая Геле платье, - мы сейчас сами выясним...
Её рука проворно скользнула Ангелине за ворот и несколько раз провела возле шеи. От прохладной ладони стало легче. Геля притихла. Палец Виктории Павловны чуть коснулся шнурка граната.
- Может, мы снимем? - помедлив, осторожно спросила психолог, не убирая руки.
Лина всхлипнула:
- Ага...
- Что там у тебя? - заворковала та, ласково водя тыльной стороной ладони, - давай сама, через голову... вот так...
- А! гранат! - озабоченно проговорил дедушка, - правильно, снять его, давит же! Может, нажало как-то...
Показавшийся из-под воротника шнурок дедушка потянул самым сердитым образом:
- Ну-ка, я уберу! Говорил же, нечего с собой таскать!
Он мрачно скомкал его и сунул камень в карман.
- А теперь? - заботливо склонилась над Гелей Виктория Павловна.
Боль сразу куда-то ушла. Остались только недоумение и конфуз от случившегося.
- Ну, вот и хорошо, - Виктория Павловна с улыбкой погладила Гелю по волосам, поправила вьющиеся прядки, - это взрослое украшение, девочкам не нужно надевать. Тем более так по-партизански. Платье тесное... Захар Кузьмич, - шепнула она дедушке, уже отойдя от подопечной, - дома бы убрали подальше, а?
Ангелина в растерянности стояла возле "Орлова" и таращилась на бриллиантовое марево. Размазанные впечатления вновь обретали силу. Сгинул куда-то тёмный коридор. Уже через пару минут она не могла думать ни о чём, кроме одного: "Какая красота!"
- Какая хорошенькая! - быстро взглянув на Лину, прощебетала спутнику любопытная девушка, от которого сразу получила шутливый щелчок по остренькому носику:
- Тсс! Маленьким девочкам это вредно знать!
- Иногда полезно! - парировала весело и бойко, - а то так и не узнают! - и опять оглянулась на Ангелину, - а глазки! Красавицей вырастет! Дочку такую хочу! - выпалила спутнику, ужасно его напугав.

Ангелина слышала щебетанье. Не задело. До неё и раньше долетали непедагогические восклицания, от соседок на лавочке или случайных прохожих. И сразу же следовали какие-нибудь неприятности. Её резко ставили на место, тыкали носом в оплошности, ехидно намекали на ошибки. "Учиться надо, голубушка, а не в зеркала пялиться!". Хотя Ангелина никогда в них не пялилась. А с недавнего времени вообще шарахаться стала, дабы отвести очередной удар. И всё равно зеркальные попрёки преследовали коварно и болезненно. Мама подарила блестящую заколочку. Но после единственного дня восторгов Геля угрюмо сунула её в ящик комода. Потому что учительница засекла её за таким преступным занятием, как покачивание головы, отчего в стекле классного шкафа помигивали заколкины отблески. После чего весь урок Лина должна была в ритме сесть-встать чётко и быстро, через одного, выкрикивать ответы по устному счёту, а со скоростями у девочки было не очень. Она очень старалась, Маришка самоотверженно подсказывала, и всё равно под конец урока ей вывели здоровенную тройку с минусом и наградили скорбным замечанием: "Трудиться надо, заниматься побольше, а не..." - и дальше про зеркало.

Впрочем, на следующий день после Алмазного фонда учительница простила ей все глазки и заколочки. На Гелю снизошло вдохновение. Истрёпанные чувства за ночь отлежались, разыскав каждое свой закут, алмазные лучи сфокусировались в нужном направлении, а радужный туман обволок поверхность души тонко и равномерно. Сообщение об Алмазном фонде Родины впечатлило даже круглых двоечников, а отпетые хулиганы пересмотрели свои взгляды на жизнь. Потому как та самая красота, что спасёт мир, прикоснулась со всей искренностью к рассказу Ангелины. Маришка просто сияла. И на радостях даже не огорчилась, когда при выходе из школы их встретил Гелин дедушка.
Конечно, куда интересней было бы болтать с Линой любую чепуху без бдительного взрослого уха и ока, но и просто бежать вместе по замёрзшему тротуару, раскатывая катки, тоже очень здорово. Жили они довольно близко. Даже, можно бы сказать, в одном доме, если бы дома те не были под разными номерами. А впрочем, кто его знает, где кончается один дом и начинается другой. Маришке никогда это не приходило в голову, а тут вдруг взяло и пришло. Если бы Лина была одна, её можно было бы подбить на обследование архитектурных причуд, но дедушка... дедушки, бабушки, мамы, папы, тёти, дяди и, разумеется, учителя всё всегда запрещают. И притом удивительно солидарны. Попробуй заикнись про тайны лестниц и переходов! Тут же собственные родители заподозрят в роковом интересе! А Маришке строго-настрого уже наказано не лазить по чужим подъездам. Потому что в чужих подъездах за каждым выступом бандиты и наркоманы. Так и караулят одиноких маленьких девочек, которые без взрослых изучают мир.
Покосившись на дедушку, Маришка печально и вежливо сказала "до свиданья" и даже в ладоши с Гелей не похлопалась. Вообще с недавнего времени Геля какая-то тихая стала. Накануне рассказала шёпотом, что на неё наехали стены коридора, и Маришка cразу поверила, ещё как! Но не испугалась. Почему-то... Наверно, потому что интересно очень стало. Если бы не дедушка...
Но дедушка уже взял внучку за руку, и оба за углом скрылись. Маришкин подъезд был совсем рядом. И она не спешила в него нырнуть. Придёшь, бабушка посадит обедать, и никаких открытий. А открытия вот-вот... Например, что это ещё за другой, чёрный ход, про который Лина говорила? Правда, там дурак Лёшка...

Дурак Лёшка попался гораздо раньше, чем хотелось бы... Маришка ещё только прикидывала на глаз, в которую дверь толкнуться, а в затылок уже крепкий снежок ударил и за шиворот засыпался.
Так. Артиллерия заявила о себе. Не торопимся. Разворачиваемся. Быстрым движением захватываем ком. Получи, фашист, гранату! Не на ту напал!
Это Лёшка уже понял. Когда продрал глаза от залепившего снега, в зоне видимости оказался такой свирепый оскал с одним недоросшим зубом, а из под растрёпанной чёрной чёлки - чёрные щёлки прищурились - такие злые! - что Лёшка вдруг почувствовал, что зенитки надо откатывать на тыловые позиции. И вообще прорезался вдруг у него дипломатический талант!
- Ты чего... в наш дом?..
- А это ещё неизвестно, чей дом! - Маришка уловила откат, и грозный дипломатический голос не подействовал. Но Лёшка тоже был не промах: не щадил себя за Родину. Малую.
- Будешь здесь ходить - будешь получать! Поняла?!
- Ой, так прям испугалась! - умела Маришка дозированно яду добавлять в слова и интонацию, - вытри свой разбитый нос, гроза лесов и подъездов!
Нетипичных словесных оборотов Лёшка не переносил с грудного возраста. Ладно бы ещё про подъезды, но леса... зачем же ты так про леса-то!? Рука сама потянулась снежок слепить, однако внезапно Маришка огорошила деловым вопросом:
- Где, ты думаешь, твой дом начинается?
- Где надо, там и начинается, - буркнул Лёшка и ушанку сурово на лоб надвинул. А снежок так и не слепил.
- Вот и не знаешь ты. А, может, там, где я стою - там уже мой дом.
Лёшка раскрыл рот - и осознал, что он дурак.
- Да ладно, - махнула рукой Маришка, - умный ты. Как бы это узнать...
Озабоченный тон подействовал на Лёшку вдохновляюще. Сегодня, похоже, вообще был для него день вдохновений.
- А может... изнутри? Там же лестница, стена, и ни одной двери.
Маришка восхищённо потрясла головой:
- Да ты гений!

То-то и оно! Одна стена лестничной клетки в её подъезде, Маришка помнила, была без окон, без дверей. А значит, крайняя. Значит, завершающая дом. А теперь выясняется, что и те лестничные пролёты, что самоотверженно охранял юный патриот, тоже имеют законную границу. Эта граница и есть стык двух домов. Надо же! А снаружи и не подумаешь! Всё покрашено нежной бежевой краской, только лепные завитки белые - поди, определи рубежи отечества!
- Теперь определим! - убеждённо обнадёжила Маришка, - давай в пара-шагах?
- Давай... оба... потом сравним.
Маришка и Лёшка энергично зашагали по вестибюлю. Для верности измерений пришлось подползать под лестницу, но патриоты и не такие жертвы приносят! Результаты оказались 10 и 11, но спорить не стали: учтём оба. Потом выбежали на улицу, отсчитали лишние шаги, образовавшиеся при выходе из подъезда, и старательно прошагали расстояние до Маришкиной двери, бормоча под нос: "один, два, три..."
На 11-м Лёшка, всё ж, поддался искушению:
- Вот! Вот граница! Можно дальше не считать!
- Ну, уж нет! - заявила Маришка, - своё померил - а моё, значит, не обязательно?! А у нас и так расхождение - так что для верности вычислений - будь-ка любезен! - Маришка, когда злилась, выбирала бабушкины выражения. На Лёшку они очень подействовали. У него тоже была бабушка.
Таким образом, до Маришкиной двери оказалось 32-33 шага. Пять отбросили, просчитав длину внешней стены до двери.
И, уже запыхавшись от усердия, промерили Маришкины пролёты - 13 и 14. И вот тут озадаченно переглянулись. Не совпадало. Ни по Маришкиному, ни по Лёшкиному измерениям. Где ж граница-то?
- Это всё потому, что ты не так меряешь! - заорал Лёшка, - сбиваешься, и ноги у тебя короткие!
- Нет! - взвизгнула Маришка, - это всё потому, что ты такой дурак!

Полетели снежки, дружба распалась. Но назавтра Маришка выпросила у бабушки рулетку и даже с Гелей толком не попрощалась - так заторопилась в свой подъезд. Метры-сантиметры - это вам не шаги, тут всё точно. Была бы с ней подруга, мерить было бы легче: есть, кому кончик ленты придержать. Маришка промаялась порядком, прежде чем выбралась на улицу. Уже прижав рулеточную зацепку ногой, она увидела вдалеке ползущего по направлению к ней Лёшку, который, от старательности ничего кругом не замечая, разматывал металлическую дорожку. Сначала Маришке захотелось гордо и ловко промерить свой путь мимо неё, походя облив презрением нелепого четвероногого на снегу, но потом она прониклась уважением к самозабвенному труду и подошла ко вчерашнему артиллеристу:
- Давай, помогу!
Лёшка хмуро глянул - и молчком подал ей конец ленты.
Через несколько минут они уже вовсю дружили. Потому что в экстремальной ситуации глупо ссориться. А она была. Очень странная ситуация. Выходило так, что как ни протягивай рулетку - факт оставался фактом. Между двумя глухими стенами двух домов оставалось метра три лишнего.

Но ещё была надежда... Ребятки обошли вокруг дома, старательно вглядываясь в кудрявые фронтоны. Те окна, что могли находиться над этими таинственными метрами, оказались ложными. Ровненько заштукатуренными. А сперва за причудливыми завитушками совершенно не замечалось. Это добавляло таинственности, но, зайдя во двор, где жила Ангелина, оба исследователя почти успокоились. И даже огорчились. Ужасная тайна грозила разочарованием: в стене дома, вымеренная шагами от ворот, оказалась дощатая дверь. Явно не жилая. Запертая на большой навесной замок. Вот, значит, что! Просто помещение для хозяйственных нужд. И, понятно, в закутке двора, не особо открытом взору, где проход в соседский двор. Склад либо ещё что. Неинтересно. Маришка расстроилась и, буркнув: "Пока!", потопала домой: бабушка ждёт и сердится, а Лёшка опять стал дураком.
Вероятно, по причине дурости, он домой не пошёл, а всё ходил по дворику от арки к арке и разглядывал и стену, и дверь, и всё, на что наталкивался взгляд. В конце концов, его окликнул добродушный голос:
- Что, парень? Гуляем? Что-то ты маршрут переменил?
- Интересно вот... - пробубнил Лёшка, мрачно глянув на Степана, - что тут такое...
- А, ну, поинтересуйся, дело познавательное! - улыбнулся дворник и прошагал прямёхонько к дощатой двери. Позвенев ключами, открыл тяжёлый замок - и Лёшка жадно заглянул в распахнувшуюся дверь. Так и есть! Надежда плюхнулась на расчищенный снег. Просто дворницкая. Небольшое помещение с мётлами и лопатами. Вёдра стоят, ещё всякая чепуха. А позади видна кирпичная кладка. И ничего.
- Дядь Стёп! - хлюпнул носом Лёшка, - а чего, тут только вот маленькая такая каморка? А двери тут больше нет?
- Больше нет, - развёл руками Степан, - а ты чего хотел?
- А вот туда дальше - там что, всё кирпич и кирпич?
- Да, всё кирпич и кирпич. Так вот и заложено сплошь. Кто его знает, зачем такое понадобилось, но что есть, то есть.

Верно, ничего не поделаешь. Приходилось смиряться с обстоятельствами. Лёшка печально побрёл со двора. "Ладно, - подумал в поисках утешения, - зато теперь знаю, где дома разделяются. Вот только пускать или не пускать девчонок на ничью территорию?" Большая растрёпанная ворона сидела на карнизе и внимательно разглядывала Лёшку чёрным блестящим глазом.