Литсеть ЛитСеть
• Поэзия • Проза • Критика • Конкурсы • Игры • Общение
Главное меню
Поиск
Случайные данные
Вход
Рубрики
Рассказы [1169]
Миниатюры [1150]
Обзоры [1459]
Статьи [466]
Эссе [210]
Критика [99]
Сказки [251]
Байки [54]
Сатира [33]
Фельетоны [14]
Юмористическая проза [164]
Мемуары [54]
Документальная проза [83]
Эпистолы [23]
Новеллы [63]
Подражания [9]
Афоризмы [25]
Фантастика [164]
Мистика [82]
Ужасы [11]
Эротическая проза [9]
Галиматья [310]
Повести [233]
Романы [84]
Пьесы [33]
Прозаические переводы [3]
Конкурсы [13]
Литературные игры [40]
Тренинги [3]
Завершенные конкурсы, игры и тренинги [2459]
Тесты [31]
Диспуты и опросы [117]
Анонсы и новости [109]
Объявления [109]
Литературные манифесты [261]
Проза без рубрики [488]
Проза пользователей [131]
Путевые заметки [20]
4. Пётр Семёныч. Ворона
Повести
Автор: Татьяна


4 часть

Дедушка часто беседовал по телефону с Петром Семёнычем. Большей частью на свои каменные темы, порой о хлебе насущном или заботах повседневных. Это - когда Ангелины поблизости не было. Хотя Лина прекрасно знала, о чём они говорят. Например, про случай в коридоре. Достаточно было издалека уловить два слова. Тихое долгое бубнение, с недоуменными интонациями, из-за плотно закрытой двери - красноречивей некуда. Но разговор, состоявшийся вскоре после Алмазного фонда, был скуп. Дедушка вышел из своей обычной задумчивости и вдруг набрал номер друга. И как в воду камень уронил:
- А знаешь, Пётр Семёныч, дай-ка я сейчас зайду к тебе. С Линой.
И всё. А Пётр Семёныч мог быть занят или иметь какие-то планы. Дедушка всегда говорил, что надо заранее договариваться, учитывая обстоятельства другого человека. А тут - раз, и собрался. Лина только-только после школы вздохнуть успела. И пообедать.

Когда они проходили по двору, Стёпа запирал своим здоровенным замком дверь подсобки.
- Здравствуйте, Захар Кузьмич!
- Здравствуй, Степан! Работаем?
- Да вот, поколоть хочу... а то Флавий Флегонтыч опять жаловался, бегать ему скользко. А мне - чего не уважить? Лом только взять. Благо есть где. Подсобку определили, хоть инвентарь нормально держать. Прежде тут заколочено было, и битый кирпич валялся. Парнишка сейчас интересовался, всё нос совал, что тут. А тут что? Кирпич один.
- Вообще, действительно, Стёп, я никогда не задумывался... неужели тут сплошь кирпич? Как-то странно... зачем такая мощная кладка?
- Да у нас и не такие кладки порой! Вон, возле седьмого дома - как свалили пять лет назад бетон у самого порога - так и стоит памятник!

*

- Блистание! Поставь опаловую сферу! Скорей поставь оплавленный опал, заслонись от взгляда! Что произошло?! Никогда, за столько лет, никто не видел и не замечал!
- Это всё он... Проклятая тварь! Ерепенится! Не хочет...
- Кто бы мог подумать, что у него такая сила! Кабы тогда знать...
- До чего упорен! И не доступен!
- Ловок! Отыскал-таки ход! Это при его-то никудышных возможностях! Но что он добивается?! Представляешь, какая колоссальная боль?! Давно пора смириться. Он же ничего не может! Он даже не живёт! Зачем ему это?!
- Месть!
- Боюсь, не только месть... Ну, что со сферой?!
- Светозарное, тут не спасёт опаловая сфера. Он же ломает нам все преграды!
- Поставь хоть на время. Мы найдём случай! Он не отвертится, он не сможет так долго... Силы его истощены, рано или поздно пойдут промашки.
- Мы сами промахнулись. А он стоек. Какая воля! Никто не доставлял нам столько хлопот! Из-за него мы вынуждены торопиться. А ведь было бы лучше, куда ценней - подождать. Хотя бы несколько лет. Для яркости и блеска.
- Не жалей о содеянном. Вспомни, какая чистота и прозрачность! Какое внутреннее свечение! Разве оно того не стОит?
- О да! Столь редчайшее сверкание прославится в веках, будет обагрено кровью, окуплено безумством и богатством.
- Огромным богатством! А какие страсти снедают души! Какая алчность подъемлется со дна!
- О, эта сила, этот антрацит, что питает огонь!
- Ради нашего дела, во имя Пламени, которое жжёт и творит... Кто посмеет встать на пути?! Взойдём же в ясный круг под синим прозрачным сводом пред Пламенем и воззрим в глаза его...

*

Пётр Семёнович жил довольно далеко. К нему ехали на метро в дальний конец Москвы, где дома были совсем другие, одинокие и высокие. Каменный друг и жил в таком высоченном доме на высоченном этаже, в маленькой квартирке под самыми облаками. Глянув из окна, Лина в ужасе отпрянула. Стойкий и смелый Пётр Семёнович! Живёт себе спокойно тут и не пугается. А у Лины дрожь: кажется, что в квартирке они, как в чашечке цветка на длинном и тонком стебле, и чуть задует ветер, цветок закачается, квартирка заколышется, а то возьмёт и отломится ненароком! Что тогда?!
К окну она старалась не подходить, а бродила по гостиной и разглядывала каменные диковины. Тут было что посмотреть. Одних громадных прозрачных кристаллов пруд пруди. А таких тонких красивых украшений, как у них в горке, считай, и не было совсем.
Дедушка с Петром Семёнычем сидели на старом прогнутом диване и тихо разговаривали. Даже не столько разговаривали, сколько выразительно друг на друга смотрели и бормотали: "М-дааа", - это Пётр Семёныч, и дедушка ему в ответ: "Угуууу!"
По прошествии времени, когда Пётр Семёныч счёл нужным поставить чайник, (а дедушка рукой махал:
- Да не беспокойся ты!
- Ну, как же, с мороза ребёнку без чая-то?)
- все оказались на кухне за столом, и перед Ангелиной варенье поставили - тогда разговорились чуток:
- Ну, что скажешь, а, Пётр Семёныч?
- Что я могу сказать, Захар Кузьмич?.. Я не волшебник.
- Пётр Семёныч... положа руку на сердце... ведь ты же талант! Ведь тебе такое открыто!
- Ты тоже талант, и камень ощущаешь...
- Да не то, Пётр Семёныч, ты ж понимаешь, о чём я...
- Захар Кузьмич! Ведь это ж вилами на воде, это ж бред сивой кобылы, и не хочу я тебе голову морочить... Не знаю я!
- Ну, вот что, - дедушка странно на друга посмотрел, полез в нагрудный карман, достал свёрнутый носовой платок и вытряхнул на стол. На клеёнку среди чашек упал трёхцветный гранат. - Захочешь - и узнаешь! - отчеканил дедушка.

Ангелина сразу поняла: Пётр Семёныч сдаётся.
- Предположим. - Неохотно пробормотал он минуту спустя. - Давай говорить иначе. С этой позиции. Говоришь, купил уваровит...
- Да, случайно. У торговца на лотке. Как поделочный камень. Не сразу и разобрался.
- Повезло! - хмыкнул друг и прищурился на один глаз, сморщив лицо, - значит, вроде как уворовал уваровит?
- Каламбуришь? - усмехнулся дедушка, - ну, по большому счёту если, то, пожалуй, что уворовал.
- А ведь это странно, верно? Чай, не в глухом лесу живём. Специалисты водятся.
- Мир полон чудес, - пожав плечами, дедушка приподнял кулон за цепочку и растерянно покрутил, - бывало в истории, что так открывались шедевры.
- Всё так, - с сомнением покачал головой Пётр Семёныч и опять сморщился. - Кажется, что-то похожее в истории с чёрным сапфиром. Тоже думали, булыжник. Однако я не слыхал, чтобы такое случалось с крупными алмазами. Надо сказать, интересная вещь алмазы! Знаешь, о чём я порой думаю? Алмаз же выкристаллизовывается из магмы. Что заставляет кимберлит становиться кристаллом?!
- Давление.
- Да, давление! И всё же... пойми! - эта порода - она колоссальна! - а алмазов в ней - по пальцам пересчитать. Значит, есть ещё что-то!
- Нечто такое - чего не додумали материалисты, - устало подытожил дедушка, - модно сейчас.
Пётр Семёныч нетерпеливо потёр лысину и понизил голос:
- Ты погоди... в конце концов, ты ведь пришёл за этим. Однажды я соприкоснулся с бриллиантом... это была некая частная коллекция, и владелец вряд ли носил фамилию, какою мне представился... Меня позвали как эксперта. То, что я увидел, было бесподобно! Пожалуй, не уступит таким знаменитостям, как в нашем фонде. Но именно тогда мне впервые показалось... Не знаю, Захар Кузьмич, как тебе изобразить, больно зыбко это... Ты вот о чём подумай: было же время - научная мысль предполагала растительное их происхождение. И это не такая уж нелепость, как может показаться. Живая природа имеет нечто, чего не допускает мёртвая.
- Что ты хочешь сказать?!
- Пока ничего. Но тот минерал нейдёт у меня из головы. Эти солнечные, будто наполненные дынным соком грани! Меня не оставляло впечатление, что тот кристалл не имеет миллионовековой истории...
- Фианит?
- Упаси Боже! Неужели можно спутать?!
Дедушка приподнялся со стула:
- Ты намекаешь, что существует способ?..

Истошный визг Ангелины оборвал начатую фразу:
- Деда! Огонь!
Старики подскочили на месте и в первый миг замерли, сразу даже не сообразив, что происходит. Тюлевая занавеска полыхала ослепительным пламенем. Оно, будто живое, шевелило множеством лапок и забиралось всё выше, вот язык уже лизнул потолок. Пётр Семёныч рванулся к раковине и впопыхах налетел на угол стола, сдавлено охнув. Дедушка опередил его и включил струю, подставив попавшуюся на глаза кастрюлю. Чуть наполнив, плеснул в потолок над огнём. Тот зашипел и, плавно обойдя мокрую ткань, устремился в сторону, на деревянный карниз с ламбекеном. Дедушка кинулся опять к воде, но Пётр Семёныч уже выхватил из-под раковины резиновый шланг и напялил на кран. Против мощной струи огненный цветок не устоял. Завял - и как не было. Зато было полно дыму, вони и копоти. А вся кухня залита водой. Так что дальнейшее пребывание в гостях оказалось посвящено отчерпыванию и вытиранию.
- Какой конфуз! - виновато бормотал хозяин, - как мог я оставить включённым огонь? И вроде сквозняка нет - как занавеска до плиты-то долетела?
- Плита выключена, - тихо подсказала Геля, подняв голову от пола и внимательно рассматривая конфорку.
- Да? - растерялся Пётр Семёныч, также вглядевшись в неё, - действительно... Может, я как-то выключил впопыхах?
- А может, и не включал, - мрачно буркнул дедушка. Друг изумлённо уставился на него.
- В общем, Пётр Семёныч, - объявил дедушка, поднимаясь с полу и бросив тряпку в раковину, - тебе придётся с моим воровским приобретением немножко пообщаться, ты уж не обессудь, сам видишь.

Расставались в подавленном настроении. Пётр Семёныч смущённо топтался в прихожей, вздыхал и всё морщился на один глаз. А Лина то и дело оглядывалась на кухонный стол, где остался лежать переливчатый гранат, и хлюпала носом.
- Линочка, - погладил её по голове дедушка, - это ненадолго. Пусть наш камень чуточку поживёт у Петра Семёныча.
Геля кивала, отводя взгляд, ей было грустно. Хотя Пётр Семёныч был и добрый, и хороший.

Наутро ещё по дороге в школу она встретила Маришку. Девчонки радостно пихнули друг друга, вместе бойко заперебирали ножками: время торопило. Потому просто необходимо было лихо проехаться по раскатанной дорожке, которую, на чём свет стоит, кляли спешащие на работу взрослые, а чего бы, казалось, не использовать им этот природный ускоритель? В пылу забега Маришка забыла про вчерашнее открытие и рассказала новость только на перемене. Причём, не только Ангелине. Весь класс узнал, что в её доме стена в три метра.
- Ничего особенного, - разочаровала всех Ангелина, - возле седьмого дома и побольше памятник!
Мимо этого памятника они с Маришкой и с дедушкой как раз шли по дороге домой, когда мимо трусцой пробежал Флавий Флегонтович из 6-й квартиры. Поравнявшись, он приостановился и попривествовал:
- Здравствуйте!
- Здравствуйте! - откликнулся дедушка, а с ним хором Лина и Маришка.
- Как жизнь?
- Ничего, спасибо, а вы как?
- Все болезни на лопатках! - бодро объявил Флавий Флегонтович.
- Ну, налицо успехи: всё молодой и стройный.
- Я не барышня, Захар Кузьмич, комплименты мне делать, - хохотнул старичок. - Главное, здоровый! И вам бы со мной за компанию. Не хотите?
- Я вам в тягость буду, нет прежней сноровки. Да и времени.
- Я смотрю, вы всё в школу, из школы внучку водите, - Флавий Флегонтович был в одной майке, но не спешил убегать, - она уж большая. Не хлопотно?
- Ничего, для прогулки. Но вы простудитесь, Флавий Флегонтович! Вам же двигаться надо.
- Да-да! Конечно. Здоровье здоровьем, а болтлив становлюсь, - засмеялся сосед и припустил вдоль по улице. А девочки с дедушкой пошагали дальше.
Маришка попрощалась при виде своего подъезда, опять так же: сим-сим, максим... - и ладошки в ладошки. Всё было замечательно и как всегда. А потом случилось вот что.

Не сразу, правда, а после того, как дедушка с Линой пришли домой, пообедали, поразглядывали дедушкину новую вещицу, всю сиренево-серебряную, с перламутровым переливом, а из чего она сделана, Геля долго гадала, да так и не догадалась, секрет дедушкин оказался, дедушка открыть его обещался, когда мама с папой придут, чтоб всем сразу - а пока поломай-ка, внучка, голову. Это было опрометчиво, поскольку Лине уроки бы надо делать, а мысли всё не о них - о том, что ж за секрет у дедушки. Ведь если вдуматься - секрет этот ещё никто на свете не знает! Никто!
Она сидела за столом, кусала кончик ручки и пыталась вчитаться в учебник, когда дедушка заглянул в комнату:
- Лина! Я заработался сегодня, хлеба не купил. Ты занимайся, я спущусь в булочную.
Через штору на двери, выходящей в прихожую, Геля видела, как дедушка, нагнувшись надевает зимние ботинки. У дедушки они чёрные, с рельефной прострочкой поперёк мыска. Занавеска загораживает дедушку, только ботинки и видны.
- Ну, я пошёл! - уже в дверях крикнул дедушка, и дверь захлопнулась. Лина обернулась к учебнику. Потом не удержалась и покосилась на "сиренево-серебряную", которая сияла туманно и притягательно. Прекрасная тайна. Но надо математику эту делать. Цифры, цифры! Ни сиреневого, ни серебряного.
Девочка опять перевела взгляд. Хотела на книгу, но не успела - взгляд сам собой упал на окно. На окне сидела знакомая ворона. Не на карнизе, как привыкла Геля в дедушкиной мастерской, а прямо на форточке. А на форточке-то не было сетки. Другая форточка. Ворона еле втиснулась в неё. Какая здоровенная, оказывается! А через стекло такой огромной не казалась. Кыш! Нечего ей тут делать! Так она и в комнату, пожалуй, залетит! Ангелина оглянулась вокруг поискать, чем бы запустить в ворону. Любой жест, а тем более наклон обычно пугают птиц. Но не эту. Этой было хоть бы хны! Пока Геля нащупывала тапку, ворона тяжело прыгнула на подоконник. Как теперь её выгнать? И дедушки нет.
"Кыш-кыш" и бросания тапкой ворона словно не заметила. Она пружинила на лапах, будто приноровлялась оттолкнуться, и свербила Гелю круглыми черносливовыми глазами. В них явно читалось злорадство. Вороны вообще кажутся злорадными. Резким, будто торжествующим карканьем. Изгибом клюва, напоминающим ухмылку. Но у этой вороны было и ещё кое-что. Мимика! Странно, неестественно, но на... не скажешь же, на лице! не скажешь даже, на морде! Морды у зверей! У ворон - голова, и не более! Голова с клювом. И голова хмурилась. Небольшие выступы над глазами съехались вместе, веки прищурились. А сам клюв скосился у основания и приоткрылся, будто оскалился. Ворона сосредоточенно наблюдала с выражением холодным и безжалостным. И это читалось открыто, пугало немыслимо! Геля испугалась. Она отступила на шаг, не сводя с птицы глаз. Та оглушительно каркнула, разом взвилась под потолок и стрелой спикировала на девочку. С воплем Ангелина кинулась прочь. Куда бежать? Первый порыв - в прихожую, ко входной двери, открыть - и вон из дому, к людям, к дедушке.
- Деда!!!
Рванулась - и споткнулась. Упала, поползла на четвереньках. А ворона набрасывается сверху! Крыльями бьёт! Вот клювом в затылок долбанула. Больно!
- Деда, спаси!!! - захлёбывается слезами Лина и прячется от вороны. Куда-нибудь! Вот - хоть под стол! И поваленным стулом задвинуться! А ворона достаёт, бьёт клювом через сиденье стула, каркает яростно, победно. Лина вылезла с другой стороны - и ко входной двери. Ворона на миг отстала, но тут же опять налетела. К двери не пускает, а гонит в сторону - и клювом, клювом долбит! А Геля опять споткнулась, опять упала. А на полу ковёр. Как раз от вороны закрыться. Геля схватилась за край ковра - и рывком закрутилась. Конечно, ворона и через ковёр клюёт, но не так больно. Где незащищённо, подбирается, потому Ангелина прижимает к себе ковёр, завёртывается плотнее, совсем в комок сжалась, только у самого пола ступни никак не спрячешь - так ворона углядела - и сбоку по ступням, всё злее и злее.
- Дедааа!!!
И наконец-то пришло избавление! Дверь настежь, на пороге дедушка, в одной руке сумка с хлебом, в другой веник, у дверей стоял - и тем, и другим по вороне:
- Кыш, тварь поганая!
Не сдаётся ворона, на дедушку норовит, но с дедушкой не очень-то справишься, дедушка за свой век тыщи ворон перевидал. Он на ходу перевооружился, вместо сумки схватил старое пальто с вешалки, на ворону накинуть, вылитый римский ретиарий, и бросился в бой. От вороны перья полетели, и с испуганным карканьем она в панике закружилась под самым потомком.
- Ага! - вошёл дедушка в азарт, - узнала, почём фунт лиха?!
- Кар, - промямлила ворона и устремилась к форточке.
- Вот то-то! - дедушка бросил веник и бросился к Лине, - Линочка, ты-то как? Натерпелась, маленькая! Не бойся, теперь я везде сеток понабью! - он вытащил внучку из ковра и принялся утирать слёзы краем пальто.
- Деда! - хлюпнула носом Лина, - как же хорошо, что ты пришёл!
- Ничего не бойся! Никаких ворон! Посиди, успокойся. Я тут булок сдобных купил, щас чаю с тобой попьём. Погоди, только разденусь, переобуюсь в тапки.
Геля в изнеможении сидела в комнате у стола и смотрела на дедушку. Как дедушка в прихожей стаскивает и вешает пальто, вытягивает из галошницы тапки. Тапки были старые, не особо пушистые, но ужасно уютные. Геля их очень любила. Но ещё больше любила дедушкины ботинки с поперечной прострочкой, потому что ботинки - это их с дедушкой путешествия и прогулки. Москва с её бульварами и двориками, парк зимой, горки, катки. Ботинки виднелись из-под дверной шторы, за которой переобувался дедушка. Тапки положил на пол, сейчас ботинок снимет - и ногу в тапочный пух. Свалявшийся, но всё равно такой тёплый с морозу.
Лина сидела и ждала, когда же дедушка снимет ботинок. А он что-то не торопился. Почему-то и штору перестал задевать плечом. Как-будто на месте застыл и не шевелится.
Ангелина подождала-подождала, а потом ждать надоело. Ну, когда ж дедушка наденет тапочки, и они будут чай пить?! Она поёрзала на стуле и, наконец, позвала:
- Деда!
А дедушка молчал. Что такое? Не слышит?
- Деда! Ну, деее! - опять протянула Геля, - ну, чего ты так долго?
Тишина. И какая-то абсолютная тишина. Без всяких шорохов и шарканий, которые мог бы производить человек. А ботинки стоят и не шевелятся. И тапки лежат на полу.
Ангелина соскочила со стула и подбежала к шторе. Отодвинула её, а за ней никого. Ботинки стоят. Тапки лежат. А дедушки нет.
- Деее! - заскулила Геля и побежала по квартире. Везде пусто. Ни в кухне дедушки, ни в гостиной, ни в ванной, ни в спальне. И в мастерской никого. Ничего не понять! Не мог же дедушка без ботинок на улицу уйти. Да и дверь бы хлопнула. Под кровать, в шкаф забрался? Глупости!
Лине опять стало страшно. И она бегала по дому всё стремительней. Звала всё отчаянней. Потом заревела. Сквозь рёв позвонила маме.
- Успокойся, - пролепетала Женя в недоумении, - тебе показалось. Дедушка придёт.
- Ботинки...
- Ну, мало ли какие бывают неожиданные ситуации. Может, к соседям зачем-то вышел, что-то забыл, вспомнил... Погоди, скоро я буду, разберёмся.
Как ни странно, эта соломинка спасла. Лина стала в напряжении ждать хлопка входной двери. И от напряжения решила все задачи и примеры. И вообще сделала все уроки. Потому что это единственное, чем можно было заполнить перекошенное ожиданием время.
А время шло. Время всё не распрямлялось. И так и не распрямилось. То ли сто, то ли тыщу лет.
Пришла мама. Потом папа. Потом сосед. Потом другой. Потом незнакомый дядя. Это было уже, когда день сменился ночью, а ночь - днём, а может, наоборот - Ангелина не помнила. Всем она рассказывала, как в окно влетела ворона, как дедушка переобувался за шторой - и как она откинула штору. Её гладили по голове и переговаривались негромко, на какие-то совсем отвлечённые темы, осторожно выбирая слова. Из-за дверей долетало едва слышно:
- Впечатлительный ребёнок... отголоски потрясения... тот случай, когда что-то напугало в коридоре...
Она кричала и уверяла, что это всё так и было, а ей твердили:
- Успокойся, дедушка придёт.
А она знала, что не придёт. И всё равно ждала. И каждый раз, когда хлопала дверь, бросалась в прихожую.

Потом пришёл Пётр Семёныч. Мама заплакала у него на плече и всё говорила, говорила. А Лина молчала, забившись в угол дивана, крепко обхватив коленки. Она давно уже ничего не говорила и только смотрела на всех.
Пётр Семёныч тоже ничего не говорил. Кроме нескольких слов. Он подозвал поближе к себе маму и Лину и очень тихо произнёс:
- Женя! Прошу тебя, отнесись очень серьёзно к тому, что я сейчас скажу. Пусть Ангелина никогда не снимает кулон с гранатом, - и он вынул из кармана скомканный свёрток, - хотя бы в память отца.
- В память?! - зарыдала Женя. - Вы думаете, он не вернётся?!
- Не вернётся, - опустил голову каменный друг.

Не вернётся. Никто и никогда не разгадает его "сиренево-серебряное". И больше ничего чудесного, удивительного не возникнет ярко и внезапно под ослепительной его февкой. Дедушка не придёт.
По полкам и горкам плакали осиротевшие хризолиты, родониты, ониксы.
Опубликовано: 22/03/24, 00:01 | Просмотров: 146 | Комментариев: 1
Загрузка...
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Все комментарии:

Таня!
Интересно-то как!
Глотаю и лечу вслед за твоим рассказом! surprised
Кот-Неучёный  (22/03/24 07:17)