8 часть

- Ты, Блистание! Взойди в ясный круг под синим прозрачным сводом, исторгнув Пламя из глубин земли!
- Я, Блистание, я ступлю в ясный круг под синим прозрачным сводом и воззову ко Пламени, и пригублю от взгляда его, и насытится дух мой, и умножатся силы… Я вижу тебя, и говорю с тобой, ты, Светозарное! Я тут, ибо приложило ладонь к одной из дверей, и закрыло мир за собой, и ничто не вошло мне вслед. Да воссияет Пламя вo хрупкости своей!..
Но тут Викторию Павловну сбило с патетики:
- Ай! Опять эта маленькая паршивка кусается… еле держу!
- Брось её, Блистание. Куда денется? Сейчас из недр земли вырвется Пламя, оно уж близко! Поторопится, зная про долгожданную жертву.
Флавий Флегонтыч тоже не счёл обязательным выдерживать высокий слог:
- Можно расслабиться. Теперь за нас работает неоспоримый факт. Девчонка здесь. Всего через несколько минут её природа станет природой алмаза. Потрясающего алмаза! Ну, может, не такого, как Коришма… Всё-таки, она ещё мала…
- Ну, это ещё неизвестно! – парировала Виктория Павловна, - ты готов приписать всю славу себе! Это моя работа, и, уверяю, она будет не хуже! Да, мала - но ведь нынешних детей учат, развивают… Она много знает, и это притом, что человечья похоть совершенно не коснулась её в столь ранние годы… Она почти не испытала злобы, не ведает цинизма, в ней только любовь ко всем и очарование жизнью – что может быть чище и ярче?! Бриллиант чистейшей воды… А уж о физических задатках я и не говорю!
- Могло быть лучше… - с сомнением покачал головой Флавий Флегонтович, - если бы подросла…
- Могло быть и хуже! - уже с раздражением каркнула Виктория Павловна. – От людей не знаешь, что ждать. А этот… несчастный мститель на шнурке – он бы ещё придумал нам забот. К тому же, старикашка вмешался… Нет, всё получилось просто великолепно! Такое небывалое везение! Сама же дёрнула за шнурок! Нам выпала счастливая карта, радуйся!.. Интересно, каким он будет, мой алмаз?..
- Ну, полагаю, со слабым зеленоватым оттенком… У неё ярко выраженные зелёные глаза… А может, цвет глаз и не скажется… Для дочки того упрямца решающим стал не цвет глаз… Пламени виднее!
- Ну, где же Пламя?!
- Вон-вон, клокочет! - с довольным видом приглаживая перья, Флавий Флегонтович обернулся к середине не столько обширного, сколько высоченного зала, чей свод терялся где-то в полумраке, - уже шипит и поднимается… я чувствую восходящий жар… Сейчас оно раскроет ей глаза… От Пламени нельзя спрятать глаз – оно раскрывает их каждому, и человек не в состоянии противиться… Что это там грохочет?
Со стороны дверей действительно неслись глухие удары, впрочем, здесь, где посторонние звуки словно бы таяли в вязком подобии воздуха, они едва достигали ушей.
- Кто-то ломится… - фыркнула Виктория Павловна. - Безумное желание разбить опаловую сферу.
- Вообще-то, может и разбить… Ну, да не беда. Это дворник. Он ничего не смыслит и совершенно безопасен. Разве что превратится в какой-нибудь халцедон… или гематит… Пламени виднее, во что. Всё произойдёт во мгновение ока. В единый миг цветок Пламени вырвется из стебля и заполнит собою эту обитель, оплавив оставшийся кирпич и преобразив его в тонкий синий минерал, о котором люди не догадываются. А ведь именно в его тонкости и хрупкости залог образования алмаза. Это необходимая противоположность, обратная сторона того колоссального давления, которое воздействует на углерод… да и на живое существо, превращая его в кристалл. Однажды мы уже пытались, и всё неплохо складывалось. Достаточно было вдавить девчонку в стену. Вот эта стена! Мощная капитальная стена, опора всему дому, – Флавиий Флегонтович небрежно кивнул на кирпичную кладку слева от себя, - к ней как раз и примыкает их квартира… Для Пламени нет преград. Если б не упрямец, так опрометчиво превращённый в уваровит… Замечу, не во что попало – в драгоценный камень! Пламя оценило его стойкость. Он же не просто малявку спас – он ей на мозги сумел накапать: недаром именно в этот день вступил в кудрявую голову кудрявый каприз, а в наши головы даже не пришло, что девчонка нацепит свою побрякушку! Как только дед разрешил ей?! Мы же знали, что силикат лежит у него в ящике! До чего досадно, что попал он именно в эту семью! Всего не учтёшь… Из-за него пришлось поторопиться, и всё же опередил нас проклятый минерал. Он взялся за дело всерьёз: мало, предупредил - он дал ей почувствовать, что такое давление, что значит – сделаться кристаллом. Они все через это прошли…
Виктория Павловна насмешливо ощерила клюв:
- Весь район давно плюётся от твоего стриптиза. Только без толку мелькаешь своими морщинистыми конечностями… Как же ты не почувствовал его?
- Да ты на себя посмотри, всклокоченная! – злобно вскинулся спортивный Флавий Флегонтович, взъерошив перья, - сама-то сколько дров наломала!
- Мне по-молодости не возбраняется, - надменно обронила Виктория Павловна, поправляя свитер на стройной фигуре, - я ещё покруче тебя стану, а вот тебе - стыд. Стареем, папаша!
Флавий Флегонтович собирался хорошенько ответить, но тут кирпичный пол разверзся в середине зала. Сперва просел, образовав овальную вмятину, затем провалился воронкой, в которой открылось небольшое отверстие, и оттуда вырвался первый клуб жара. Он выстрелил высоко под самую крышу и растёкся по стенам, и те из кирпичных стали медленно и повсеместно превращаться в прозрачно-синие, светящиеся…
- Начинается! – обрадовался Флавий Флегонтович. – Где девчонка? Тащи сюда!
Виктория Павловна, забыв про дрязги, склонилась над Линой, осенив её перьями. Девочка лежала навзничь среди кирпича, устремив к потолку полузакрытые неподвижные зрачки.
- Надо же! – с недоумением пробормотала психолог, - негодница, похоже, потеряла сознание!
- Ну, так шевелись! – рявкнул оскорблённый Флавий Флегонтович, - похлопай по щекам, плесни водой! Небось, воды не запасла, рохля?! Что б ты без меня делала? Ещё туда же, в авторитеты!
И Флавий Флегонтович выволок из угла канистру. Как раз в тот миг из дыры вышел второй клуб и улетел под высоченный свод. Всё пространство засияло синим светом.
- Вот оно, - с тихим удовлетворением шепнул бывший евнух (впрочем, кем он только ни был за сотни лет). – Выходит! Сейчас…

*

И оно вышло…
Высоко, под самый свод поднялась нестерпимо сверкающая колонна, и на конце её словно трепетала огромная огненная бабочка… или дрожало, переливаясь радужным золотом, гигантское павлинье перо…
- О Пламя! – пали ниц клевреты.
Пламя молчало, разгораясь всё ярче. Оно распускало ослепительные лепестки и всё шире заполняло собой высоту зала, но не жгло, нет, к чему пожары? – у этого протуберанца было иное назначение. Синий прозрачный свод и ясный круг.
Синий, холодный, хрупкий – противоположный огненной природе кимберлита – но именно такая разница, такая острота была необходима, дабы извратить и сломать суть вещей. На кратчайшее время произойдёт надлом – но этого достаточно. Далее волны бытия разойдутся, каждая в свою сторону – а на месте столкновения останется блистательный кристалл, вызывающий восторг и поклонение…
Ну, может быть, и ещё побочный продукт, если этот недотёпа и впрямь вломится в синий покой… Что-то уж очень рьяно старается.

Стёпа ворвался в безмолвный зал с ломом наперевес, на что Флавий Флегонтыч даже головы не повернул. Видал-перевидал он, как люди становятся минералами, не до них: тут бы девчонку в чувство привести, она должна взглянуть, а для этого необходимо сознание. Виктория Павловна массировала Геле область затылка, а Флавий Флегонтыч обливал водой. Ангелина чуть шевельнулась, веки вздрогнули.
Пламя молчало, медленно, с плавным покачиванием клубясь под сводом, порой опускаясь, и смотрело. Никаких сомнений не было – оно смотрело! Оно жадно вглядывалось, оно ждало! Огненными глазами, про которые никто никогда не скажет: «Я видел глаза Пламени». Некому сказать.

Степан чувствовал его присутствие, и угрозу, исходящую от стихии, а только некогда было пугаться – девчонку надо было выручать. Вон над ней злыдни суетятся. Степан и это чувствовал.
- А ну, отпустите её! – двинулся он к этим двоим. Те глянули с лёгким недоумением. А Степан не шутил. Крепкий мужик, лом в руке. Против лома, извините…
Пламя смотрит на него.
Флавий Флегонтович на всякий случай взглянул на своего патрона и одновременно орудие - и убедился: смотрит. Очи разгораются всё шире и ярче. Пламя жаждет мёртвой природы. Оно страстно меняет состав всего, что дышит, так было всегда! Конечно, нельзя гневить его, подавая худые жертвы. Но тут, перед ним – великолепный образец! А дворник – явная помеха, которую надо убрать. Шумит, теснит их от девчонки, вот ломом замахнулся…
Чего ж оно медлит?!
И вот тогда произошёл первый сбой.
- Что это такое?.. – каркнула Виктория Павловна во всё воронье горло и шарахнулась от Степана, зацепившись когтем за собственное перо. – Почему…
Слов она не нашла – да и что слова? Не до слов, полное нарушение привычных устоев! Он давно должен был стать минералом, этот ворвавшийся тип – одного мгновения достаточно, чтобы с ним покончить – но это мгновение странно затягивалось…
Пламя гневно заклубилось под самым сводом – а потом резко пало к самому полу и с устрашающим шипением быстро поползло к человеку, словно гигантская золотая гусеница, пуская во все стороны ослепительные всполохи и источая жар. Степан уже добрался до Лины и подхватил её одной рукой, крепко прижав к себе, так что она, толком не успев прийти в себя, уткнулась носом в мех его полушубка. Он прекрасно чувствовал несущийся на него поршень. Неясной природы, неведомых свойств, и, в общем, не настолько жаркий, чтобы спалить человека – но явно опасный. И прицелился ломом. Тут что-то импульсивное заставило его замереть на миг… Ту руку, что удерживала девочку, внезапно обожгло, и куда жарче надвигающегося огня. Стёпа и думать забыл, что на палец шнурок Ангелинина камешка намотан. А теперь пришлось подумать. Долго-то думать было некогда, однако ж, успел сообразить смекалистый мужик: на что железо в горнило кидать? Поглотит металл – и все дела. Ему, металлу, тут иное применение. И он крутанул над головой лом, как Чапаев шашку.

Клевретов охватила паника.
Что происходит?!
Что он машет ломом?!
Осторожней! Именно сейчас синий свод достиг наибольшей хрупкости!
В момент превращения живого существа в блистающий бриллиант самым глубоким цветом южных ночей наливается вещество, альтернатива подземному Пламени, и поверхность его так тонка, так напряжена!
Этот элемент выходит из недр вместе с огненным стержнем и с ним же возвращается, и ни одной капли не должно остаться здесь, где солнце и воздух, живое дыхание и волнения чувств. Иначе…
Оба поняли, что может произойти. Виктория Павловна остервенело закаркала и бесстрашно метнулась дворнику в ноги. Расчёт был на внезапность, и, кроме того, явно сдали слабые женские нервы… Лом прошёлся по ней, и что-то растрёпанное, нелепо вывернутое отлетело прямиком в воронку у самого основания огненного червя. Червь шевельнулся и поглотил комок.
Флавий Флегонтович подступать к дворнику не решился. Хотя знал, что разгневанный неудачей патрон всё равно расправится с ним. Такого провала во многовековой практике ещё не случалось. Да и мыслимо ли, когда всё взвешено и отработано, и оплошности сведены к нулю?! Что же произошло, в чём ошибка?! Гранат? Да, конечно, но всему же есть предел! У любого камня!
И только тут осенило спортивного пенсионера - и если бы у него было сердце, его хватил бы инфаркт, несмотря на каждодневные тренировки. Он забыл!
Да! Он совсем позабыл, он прошляпил, он обдёрнулся, как герой «Пиковой дамы»! Он так привык к дворнику, который почти не отличался от зрячего, что не учёл этой его особенности. А именно она и сделала изменение вещества невозможным. «Всякий взглянувший в глаза Пламени…» - вспомнил он древние постулаты. Но в том-то и дело, что дворник Степан не мог взглянуть. Возможность взглянуть заменили ему совершенно другие свойства. На которые не наденешь уздечку рокового условия!

Именно эту мысль оборвал Флавию Флегонтычу рухнувший сверху свод, осколки которого напоминали синее стекло.

Прозрачный свод треснул от одного удара, который пришёлся по опорной стене. Огненный червь вздрогнул и замер. Даже при его вековечности это оказалось чересчур неожиданно. Что уж говорить про несчастного пенсионера. Того просто прихлопнуло остриём неведомой породы, вонзившейся в темя. Поборник физкультуры сполз в овальный провал вслед за отступающим червём. Червь сразу прекратил атаку, едва лишь свод грохнул на пол, и обратился в жадный язык, судорожно старающийся слизать и сгрести россыпи синих осколков назад, в подземную глубину. Разбитое покрытие, явно изменившее свойства, не так легко подчинялось ему. Похоже, творческая смекалка у этого исчадия вечности напрочь отсутствовала. Он злобно шипел, словно бранился, и торопливо извивался, совершая неловкие и малополезные движения. И, в конце концов, ухнулся в свою нору, не потрудившись вернуть бывшему храму потраченный на тайный элемент кирпич. На месте неудачной операции осталась глубокая яма. Вероятно, требище поражения больше не привлекало злую силу.

Степана, прикрывшего собой девочку, чудом не задело. Его засыпало мелкой крошкой, ощутимо шарахнуло по затылку, несколько стеклистых лезвий впились в кожу на руках и в лицо, отскочив рикошетом – но в целом повезло. Следует напомнить, слепой обладает особым чутьём, недоступным зрячему, и летящие глыбы воспринимает куда проворней. К тому же защитила зимняя одежда, да и находился-то Стёпа у самой стены, притом, что уже бежал к выходу. И ещё причина была. Гранат медленно остывал в кулаке.
Уже выбравшись наружу, вытащив на Божий свет Ангелину, Степан приостановился, дух перевести. То, чему только что участником он оказался, пока не вмещалось ему в голову, и он болезненно гнал эти мысли: дай срок, обдумаю. И лишь одно почёл он откладывать невозможным. Разжал окровавленный кулак и, замирая, ощутил остывающий камень.
Гранат лежал на ладони, и на него падали снежинки.
- Ты победил, парень! – тихо сказал ему Степан. – Слышишь? Твоя взяла!
И он опять стиснул камень в кулаке. Крепко стиснул, будто руку ему пожал. И понёс мокрую Лину домой. А вслед бросились Маришка с Лёшкой, которые до сей минуты всё ждали посреди двора – и теперь, потрясённые, не могли слова вымолвить. Даже не заглянули в подсобку. Дверь в неё так и осталась настежь.

*

Только дома Лина заплакала. И то не сразу. Пока до квартиры добрались, пока ключ в её кармашке нашарили, пока Степан в горячую ванну её окунул и Маришку в поддержку приставил, а сам пошёл по телефону звонить. Не в милицию, конечно. Такую чертовщину никакая милиция не разберёт. Позвонил он Жене.
Женя летела где-то на двухсотом километре и, знай, коня нахлёстывала. Добрый Саша едва в повороты вписывался.
Когда на мобильнике незнакомый номер вспыхнул – Женя вспыхнула надеждой:
- Да! Вика?!
- Евгения Захаровна! – покачал головой Степан. – Тут такое дело… - он собрался с духом и произнёс менее торжественно, достаточно мягко – и достаточно твёрдо:
- Жень… Домой тебе, к дочке надо. Давай, приезжай!
- Да как же… - ахнула Женя и тут же перепугалась, - Геля?! Что?!
- Да жива-здорова! – успокоил её Стёпа. – Только нужна ты очень.
- Стёпа… - дрожащим голосом пролепетала Женя, - но у нас беда… я срочно должна Вику выручить, она погибает!
- Это какая-такая Вика? – с сомнением осведомился Степан, и Женя опять заволновалась:
- Виктория Павловна, моя подруга, Гелин психолог… та, которая пропала! Прекрасный человек! Она нашлась, она звонила, с ней что-то ужасное!
- Это – которая к вам заниматься всё ходила?
- Да, ты наверняка видел… то есть…
- Видел! - согласился Стёпа, оборвав тонкости. И, помолчав, добавил:
- Приезжай, Жень. Здесь она, твоя Вика.
- Не может быть! – подскочив на сиденье, завопила Женя.
- Может, - уверил её Степан и вздохнул, – на свете много может быть, чего не может быть. Приезжай.

И спасательная экспедиция, едва вписавшись в крутой вираж, рванула в Москву.

- Нужно ещё кому позвонить? – деликатно осведомился Степан у Лины, заглянув в ванную.
- Да! – высунулась она в горячем порыве из горячей воды, - Каменному другу! Петру Семёновичу! Лёш, вон там, в книжке, номер!
И Степан позвонил Петру Семёновичу и попросил его приехать.

- Дядь-Стёп, - почтительно пошмыгал носом Лёшка, после того, как Степан закончил переговоры, и робко приблизился, - давайте, я вам раны перевяжу! И зелёнкой намажу.