Глава 2. Нянька Тамара. Пионерское лето. Хлебозавод. Романтика.
Виктора Силина, десятилетнего мальчишку, приняли в пионеры 22-го апреля 1963-го года в небольшом волжском городке. Он гордился своей причастностью к делу великого Ленина, и старшая пионервожатая дала ему поручение подтянуть отстающую Светлану Крюкову. Но на контрольной по математике Виктор подбросил своей подопечной шпаргалку, и его, председателя совета отряда, разжаловали в рядовые.
Обидевшись, Силин свёл дружбу с сыном бывшего заключённого Петькой Орловым и разгильдяем Васькой. Всё лето они провели в овраге за городом, в сооружённом ими «штабе», где бездельничали и играли в карты. Виктор начал воровать деньги дома, но попался и решил окончательно порвать с хулиганами. Однако на нём остался огромный карточный долг - три рубля. Украсть, обмануть родителей он не мог, и парню пригрозили, что убьют, если деньги не будут возвращены в течение трёх дней.
1. Виктор был подавлен бесцеремонностью своих дружков. Он не знал, как поступить, что делать дальше? Было ясно, что в покое его не оставят. С другой стороны, воровать у родителей тоже нельзя. Ведь пионер должен быть честным во всём. Но как сказать отцу, что он, ни копейки не заработавший за всю свою короткую жизнь, проиграл в карты целых три рубля? Беднягу даже передёрнуло от этой мысли. Слишком свежи были воспоминания о недавнем скандале. И наш герой ходил, будто в воду опущенный, не видя и не слыша ничего вокруг.
Первой заметила его угнетённое состояние нянька Тамара. Шумная, доброжелательная, хлопотливая, с вечной улыбкой на лице и неизменными прибаутками, провоцирующими у детей радостное приподнятое настроение, она с удивлением смотрела в полные страдания глаза своего подопечного и никак не могла понять, какое новое несчастье легло на его детские плечи? Убирая со стола нетронутую тарелку щей, добрая женщина, как маленького, погладила парня по головке и слегка пожурила: - Эх, горе ты моё луковое. Что стряслось, почему сегодня такой квёлый да неулыбчивый? Не ел ничего… И Виктор, чувствуя истинное сострадание, желание помочь, открыл ей душу, рассказал всё, что с ним случилось. - Ну, тоже мне горе, - улыбнулась Тамара. – Дитё ты ещё, и проблемы у тебя малюпусенькие, детские.
Она порылась в своей объёмистой хозяйственной сумке, достала оттуда зелёную, слегка помятую трёшку и протянула изумлённому Виктору: - Надо же, из-за клочка бумаги человека готовы сгубить. Сволочи! А ты больше с ними не играй. Водись с умными, честными ребятками. Ты ведь пионер?! Вот с пионерами и дружи, глупый ты ещё… цыплёнок. В другое время наш герой обиделся бы на цыплёнка, но в описанных обстоятельствах он был изумлён невиданной, непонятной для него щедростью женщины, которую отец почему-то считал человеком второго сорта – неполноценной недоразвитой прислугой и не скрывал этого даже от детей.
- Тамара – умная, честная и работящая женщина, - возражала ему под настроение мать. – Без образования, так не всем же учёными быть. И вообще, без неё тебе самому пришлось бы многое делать по дому. У нас любой труд в почёте… Но отец только махал рукой, уходил в другую комнату. У него и на работе проблем хватало. Но в глубине души глава семейства понимал, что без няньки было бы очень тяжело. Хоть и не принято, стыдно в стране Советов использовать наёмный труд, но жена должна работать, делать нужное и важное для страны дело. Иначе, зачем она столько лет училась в медицинском? Соседям сказали, что Тамара - их дальняя родственница, и в доме стало как бы на одного члена семьи больше.
2. Окончательно порвав с Петькой и его компанией, Виктор вплотную занялся учёбой и работой в пионерской организации. Тем более, что его выбрали звеньевым. Ходили по домам, собирая макулатуру, тряпьё, пустые стеклянные бутылки. Но здесь всё было хожено-перехожено предыдущими поколениями юных ленинцев и неопохмелёнными забулдыгами. Кроме того, макулатуру образованные люди несли в магазин «Стимул», где взамен стопки никому не нужного журнала «Агитатор» можно было приобрести художественную литературу – большой дефицит в те далёкие времена.
Иногда по дворам ездил фургон старьевщика, запряжённый лошадью, собирая толпы восторженных пацанов, тащивших торговцу-татарину из дома всё нужное и ненужное вторсырьё, лишь бы заполучить в обмен блестящий пляшущий на резинке шарик или страстную мечту любого подростка – большой чёрный пугач с деревянной ручкой, который, зачастую, покупали вскладчину.
В общем, с макулатурой было трудно. Но когда объявили соревнование между классами-отрядами по сбору металлома, пионеры восприняли это с энтузиазмом. Сначала Виктор повёл своё звено, человек десять, по частному сектору. Но истеричный лай собак, рвавшихся с цепи и наводивших страх на юных сборщиков, очень быстро охладил их пыл. И тогда ребята решили идти на завод, где работал отец нашего героя. Ворота гаража рядом с проходной были приоткрыты, и стайка школьников легко проникла во двор. Первое, что им бросилось в глаза – это прислонённые к забору автомобильные колёса - металлические и без резины.
- Так, - критическим взором окинул Виктор свою команду, - ребята берут по одному, девчонкам – на двоих одно. Сказано – сделано. Через час «металлом» своим ходом был доставлен во двор родной школы. Самым трудным оказалось форсирование небольшого оврага, когда колёса, будто по команде, сами поехали вниз. Кто-то из ребят пытался их удержать, кто-то, наоборот, подталкивал, в восторге от такого шоу, а Виктор был счастлив и горд своей придумкой. Правда, вверх по пологому склону удачную находку пришлось закатывать поштучно всем вместе, но это были уже детали продуманной и прекрасно проведённой операции.
Все ликовали, радуясь заслуженной победе в соревновании. Никто не смог собрать лома больше, чем класс Виктора. Но когда Надежда Мироновна привела во двор директора, тот был молчалив и немного бледен, а увидев «металлом» своими глазами, бросился к телефону. Через час приехала заводская машина, колёса погрузили и отправили восвояси. А дома Виктора ждал отец с заранее приготовленным ремнём и упрёками в том, что сын у него растёт вором…
3. Почёсывая свежевыпоротую задницу, наш герой в расстроенных чувствах, со слезами на глазах, не раздеваясь, завалился на кровать и отвернулся к стенке, обидевшись на весь мир. Младший брат Володя делал уроки за письменным столом (комната у них была общая), и, желая самоутвердиться, а также компенсировать полученные обиды, Виктор загундел из своего угла негромким противным голосом: - Вовка-морковка, позади винтовка. А на пузе – барабан, нарисованный кабан! Реакции не последовало, и тогда послышались другие не совсем обычные звуки: писк мыши, мяуканье, приглушённый лай собачонки и громкий скрип натёртой канифолью нити. - Ой, опять, - вздохнул с сожалением младший.
Промокашкой он высушил чистописание в тетрадке и, надувшись, молча вышел из комнаты, потому что хорошо усвоил: с братом лучше не связываться. Мелкие шпильки, подначки и даже прямые издевательства время от времени сыпались на его голову. Виктор был на два года старше, а значит умнее, изобретательнее и, главное, сильнее Вовки. Поэтому, уступая ему, младший не мог и не хотел идти на конфликт, а просто уходил куда-нибудь, от греха подальше.
После «штабного» лета братья как-то обособились, отдалились друг от друга. Если раньше наш герой старался помочь младшему в учёбе, защитить его от драчунов, как-то развеселить, поиграть с маленьким, то теперь глухая стена отчуждения и даже презрения стала основой отношений с одним из самых близких для него людей.
Именно так вёл себя главарь штабистов Петька, и ему подражали многие. Будучи признанным вожаком, он выбирал самого слабого из кампании и ненавязчиво, между делом, давил на свою жертву всеми возможными способами. То улыбнётся по поводу небольшого роста паренька, то подчеркнёт неопрятность его одежды, то на самолюбии сыграет, а то и штанину узлом завяжет после купания в реке. Не все, но многие подражали вожаку стаи, и довольно скоро забитого, затюканного парнишку безжалостные «вожди» подчиняли себе окончательно, убеждая несчастного в том, что он шестёрка, слабак и чмо. Извиняюсь, последнее слово изобрели несколько позже изощрённые в издевательствах обитатели наших «зон» и приставленные к ним конвоиры…
Через полчаса Вовка вернулся, сел за учебники. А Виктору почему-то стало стыдно и очень жаль своего безответного младшего брата. Утомлённый и раздосадованный на самого себя, наш герой отвернулся к стенке и заснул чутким тревожным сном. Только поздним вечером мать подняла его, полусонного, и заставила раздеться.
4. Весёлое пионерское лето! Как ждали его ребята в те спокойные благословенные годы. Но вот, наконец, появилась листва на деревьях, ярким цветастым ковром зазеленела земля. Где-то там, за городом, тёплыми июньскими вечерами призывно защебетали соловьи, а ночь стала светлой и бездумно короткой. Поднимаешься в сонную прохладную рань, идёшь в предутренних сумерках по безмолвным, слегка подсвеченным зарёй улицам с удочкой в руках и, невольно ускоряя шаг, представляешь, как от тёплой парной воды поднимается, клубясь, рваный речной туман… Красота!
- Только в пионерский лагерь! – тоном, не терпящим возражений, произнёс, глядя на Виктора, отец. – Пришкольный не подойдёт. А за городом ты и здоровье поправишь, и круглые сутки будешь под присмотром. Кормят там отлично, я узнавал. Песни, игры, спорт – в общем, не заскучаешь.
Вот так нехотя, подчиняясь воле родителей, наш герой отправился отдыхать в пионерлагерь «Чайка». Бездонное голубое небо, высоченные сосны, шишки вперемешку с рыжими, пахнущими хвоей иголками под ногами и большие свежеокрашенные домики на огороженной территории. Утром подъём, завтрак, построение на линейку, серпасто-молоткастый красный флаг, взлетевший вверх по флагштоку, песни, речёвки, барабанная дробь и звуки горна.
После завтрака расходились по беседкам разучивать яркие, легко запоминающиеся песни о том, как «бесстрашно отряд поскакал на врага…», или «Взвейтесь кострами синие ночи…», или «Эх, хорошо в стране советской жить…». Но кроме патриотических было много просто хороших весёлых песен, которые пели в строю. А строем ходили почти всегда. И звонко разносились по притихшему лесу речёвки, у каждого отряда своя: - Раз, два, - выкрикивал один. - Три, четыре, - подхватывали все вместе. - Кто шагает дружно в ряд? - Пионерский наш отряд!..
На футбольном поле за территорией с упоением гоняли мяч, соревновались в беге и прыжках. Часто приходил местный парень с гитарой и пел другие песни – о любви, блатные, лагерные, бравшие за душу своей безыскусностью и тоскливо-протяжной задушевностью, запоминавшиеся раз и навсегда:
Людка, слышишь, стонет душа о тебе, Людочка, где же, милая, где ты теперь? Славная, дорогая девчонка моя, Кого ласкаешь теперь, как ласкала когда-то меня?..
Старшие ребята замирали от этих слов, от завораживающего звучания блатных аккордов, от синего неба над головой и насыщенного непередаваемо-приятного запаха хвои. Просили пришлого парня спеть полюбившееся, показать аккорды. А когда певец отдыхал, сами пытались что-то изобразить на видавшей виды семиструнной гитаре. Больше всего Виктору нравилась жалобная песня о несчастном прокуроре, который остался один, приговорив к смертной казни сначала жену, а затем и сына, ставшего вором:
Его повели, расстреляли На старый кладбищенский двор. И над сырою могилой Плачет отец-прокурор:
Милый мой, славный сыночек, Зачем ты так рано ушёл? Немало ты горя увидел, Отца-подлеца ты нашёл…
Диссонансом здесь звучали песни Аркадия Северного, раннего Высоцкого, многие другие. Они не вписывались в официальную доктрину воспитания достойной смены, но они были, переходили из уст в уста, из одной потрёпанной тетради в другую, часто искажаясь до неузнаваемости. И только с первых катушечных магнитофонов, с какой-нибудь затёртой до дыр двадцатой или тридцатой копии можно было услышать сквозь помехи и искажения поистине легендарный первоисточник – голос, который был многократно повторён безвестными певцами на кухнях или на таких вот лесных полянах…
5. Кормили в пионерлагере хорошо, но рядом, за высокой каменной стеной, выросшей, видимо, в военное голодное время, находился старый хлебозавод, со стороны которого доносился шум моторов и нестерпимо приятный сладковатый запах свежеиспечённого хлеба. Но что такое полуразрушенный кирпичный забор для двенадцатилетнего подростка? По приставленной доске, по выбоинам, будто альпинисты, пацаны во главе с Виктором в считанные секунды взбирались наверх и наблюдали за всем, что происходило внутри ограды. Сквозь настежь открытое окно было видно, как женщины в больших серых передниках формуют тесто, загружают его в печь, как вынимают оттуда мягкие горячие буханки хлеба, источавшие тот самый сладостный аромат, который распространялся на всю округу.
Вот пожилая работница подошла к окну, махнула ребятам рукой, и когда пацаны спустились вниз и подбежали поближе, прямо с транспортёра в их руки перекочевал вожделенный пахучий кирпичик, который тут же был растерзан и съеден с жадностью и наслаждением. Ещё пару буханок ребята забрали с собой и в спальных палатах раздавали всем желающим дымящиеся ломти вкуснейшего ржаного хлеба.
Несколько таких походов прошли удачно, но однажды малолетние расхитители попались на глаза заведующей хлебозаводом, полной крикливой бабе, которая работала здесь давно и даже теперь временами становилась к печи, подменяя штатных работниц. - Вы что, - набросилась она на своих товарок, - в тюрьму меня хотите упечь? Детей моих сиротами оставить? И как я буду списывать весь этот хлеб? По какой статье? А ОБХСС нагрянет! Кто тогда глазами моргать будет?
Понятное дело, догнать ребят со своей грузной комплекцией заведующая не могла. Но, закончив внутренние разборки, она тут же направилась к соседям. Легко преодолела пост красногалстучных дежурных на проходной, увидела Виктора, улепётывающего с буханкой хлеба под мышкой, и, прихватив начальника лагеря, закрыла своей мощной фигурой дверной проём спальной палаты, в которой скрылся наш герой, не давая ему возможности проскользнуть мимо…
Когда страсти немного улеглись, взрослые, видимо, пришли к консенсусу и решили, что отказывать детям в куске хлеба недостойно советского человека, тем более - руководителя. Однако на утренней линейке начальник лагеря произнёс круто-воспитательную речь о недопустимости воровства вообще и в пионерлагере, в частности. Виктор стоял - ни жив, ни мёртв, ожидая «экзекуции». Но на этот раз обошлось – начальник лишь сверкнул очками в его сторону, даже не назвав имён. Хотя запросто могли снять пионерский галстук и с позором отправить домой. Следствием было лишь то, что каждый вечер у дверей столовой начали ставить поднос с аккуратно нарезанными кусочками хлеба. Ребята, конечно, разбирали их, чтобы подкрепиться, но это, согласитесь, было уже совсем не то…
6. Поход! Это слово всегда завораживающе действовало на подростков. Тем более, на пионеров, которые в любой момент должны быть готовы к борьбе за нужное и важное дело Коммунистической Партии. Но вот, наконец, наступило долгожданное время, когда все, от мала до велика, стали готовиться к самому увлекательному делу в жизни лагерной смены. Учились ставить палатки, укладывать рюкзаки и разжигать костёр. Старшие ребята собирались идти далеко, с двумя ночёвками. А отряду Виктора разрешили прогуляться всего лишь за несколько километров на небольшой полуостров, заросший лесом и с трёх сторон омываемый Волгой.
Машина привезла на место весь скарб, а допущенные к походу человек пятнадцать, конечно, пошли пешком. Пока размечали территорию, ставили палатки, трое путешественников во главе с Виктором взяли удочки и отправились рыбачить, надеясь приготовить вечером настоящую уху - не в какой-нибудь кастрюле, а в котелке над костром, разведённым собственными руками.
Нашли подходящее открытое место, забросили снасти в мутноватую, покрытую лёгкой рябью воду и стали ждать первой поклёвки. Самодельный, из гусиного пера поплавок слегка покачнулся и плавно пошёл в сторону. Виктор подсёк. На крючке оказалось нечто весьма неординарное: неужели сом? Ореховая удочка гнулась дугой, но огромная рыбина никак не шла на поверхность.
- Зацеп у тебя, - сообщил начинающему многоопытный Славка. – Теперь или обрывай, или лезь в воду. Ни крючков, ни поплавков в запасе у ребят не было, и наш герой, раздосадованный неудачей, сбросил одежду и осторожно, чтобы не напороться на корягу, ступил на тёплое илистое дно. - О, да тут что-то натянуто, - потянул он на себя длинную верёвку. Дёрнул посильнее и вытащил на берег небольшую сеть - запрещённое орудие лова, в котором трепыхалось десятка полтора приличного размера окуней и плотвы. - А ты знаешь, что за такие дела и утопить могут, - оглядываясь по сторонам, громким, слегка испуганным шёпотом предупредил Славка. - Ой, да ничего не будет, - выбирая рыбу, отмахнулся Виктор. – Зато, какую уху сварганим - объеденье! А сетку заберём с собой - ещё где-нибудь порыбачим.
- Я воровать не буду. Мой отец зимой три дня такую плетёт, - возразил потомственный рыбак. – Поставим на место, может новая рыбка придёт, хозяин и не заметит убыли. - Тоже мне хозяин, - хмыкнул Витька, - Он сам у государства ворует. Рыбнадзора на него нет! Но сеть, всё же, установили так, как она была натянута изначально. Когда вернулись в лагерь, костёр был разожжён, и оставалось только повесить над ним большой походный котелок, в котором не мешкая заварили настоящую рыбацкую уху. А когда всё было готово, рыбаки обратили внимание, что мимо поляны по тропинке прошёл мужичок с рюкзаком. Остановился, учуяв манящий аппетитный запах, постоял немного, покачал головой и молча убрался восвояси…
- Эх, позвать надо было, - немного расстроившись, сказал Славка. – Его рыбку едим. - Обойдётся, - ответил Виктор. – Он браконьер, а значит, сам боится рыбнадзора, да и нас тоже. К тому же, если вожатые узнают, что мы купались – шума не оберёшься…
7. Ах, эти сказочные летние ночи у костра! Прохладный тёмный лес немного страшит. Он дышит холодом и заставляет ребят поближе придвинуться к огню, который, напротив, греет и осыпает летящими во все стороны искрами, прожигая, порой, одежду, но согревая сердца. И волшебные звуки гитарных аккордов звучат здесь совсем не так, как в помещении, в закрытой лагерной палате. И песня, летящая вверх, к огромным, сверкающим алмазами звёздам, и молодые, рвущиеся к необозримым просторам Вселенной, души:
Дым костра создаёт уют, Искры тлеют и гаснут сами. Пять ребят о мечте поют Чуть охрипшими голосами…
Не передать словами того многообразия чувств, которые охватили ребят, сидевших у костра в эту тихую тёмную летнюю ночь. Светлым романтическим душам тогда казалось, что они прикоснулись к вечности. И всего лишь слабым отзвуком пережитого были стихи, написанные много лет спустя одним из участников описанных событий:
Помню пионерские речёвки, Наш поход, гитара у костра... В лагере палаточном ночёвки У костра - до самого утра.
Аромат картошки, что печётся На углях, но не дошла пока, Песня, что сама собою льётся, Чёрный чай с огня, из котелка...
И в золе измазанные лица, Золотые отблески костра, Та, в которую хотел влюбиться, Что была мне ближе, чем сестра...
На рыбалку утренней зарёю. И вода - парное молоко! И туман над речкой, над землёю, И поклёвка - так чуть-чуть, легко...
Запах сосен, эхо наших песен, Галстук пионерский на груди. Где ты детство? Был так интересен Мир, что простирался впереди!
Мир, в котором мы имели место, Где я был так важен для страны, Где ждала меня моя невеста, Где мы были всем всегда нужны!
Гордость за советскую Державу, За отцов, что били всех врагов. В бой, в поход, на подвиг и на славу - Пионер на всё... всегда готов!
Продолжение следует…
Начало смотрите на моей страничке.
Опубликовано: 23/05/16, 20:09
| Просмотров: 1017
Загрузка...
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
