Здравствуйте.

Сегодня в Литгостиной проекта Авто(р)портрет необычный гость. Уверен, что многим его имя знакомо. И я, в предвкушении интересной беседы, начну с краткой биографической справки.
 


 

Ян Бруштейн родился в 1947 году в Ленинграде. Юность прошла в курортном Пятигорске. Живёт в Иванове.
В различные годы учился в МГУ на факультетах филологическом, журналистики и, вольнослушателем, на искусствоведческом отделении истфака. Экстерном окончил ГИТИС (театроведческий факультет). Кандидат искусствоведения (1980 г.).
Работал в газетах, на телевидении, преподавал в вузе, руководил крупным региональным медиахолдингом.
Стихотворения и рассказы печатались в журналах «Волга», «День и ночь», «Дети Ра», «Дружба народов», «Зинзивер», «Знамя», «Крещатик», «Сибирские огни», "Зарубежные записки" и в других изданиях России, Бельгии, США и Израиля.
Автор вышедших в Москве книг стихотворений «Красные деревья» (2009), «Планета Снегирь», «Тоскана на Нерли» (обе – 2011), «Город дорог» (2012), "Керосиновое солнце" (2015), книги-альбома компьютерной арт-графики и стихов «Карта туманных мест» (Иваново. А-Гриф. 2006), электронных книг "Пространство многоточий" и "Мир Ольги" (2013, С-Пб)
Серебряный лауреат конкурса им. Н. Гумилева, премий журнала "Зинзивер" и газеты "Поэтоград", дипломант IX Международного Волошинского конкурса (2011).
Лауреат премии "Поэт года – 2013".
Член Союза российских писателей и Союза писателей ХХI века.

Некоторые ссылки на авторские страницы:
http://www.stihi.ru/avtor/yanbrush
http://www.proza.ru/avtor/yanbrush
http://www.litsovet.ru/index.php/author.page?author_id=11820
 

– Здравствуйте, Ян. Очень рад, что Вы согласились погостить у нас. Наверное, многие знают Вас по публикациям на различных литсайтах. Если не секрет, как Вы пришли в сетературу?

– Произошло это с подачи ивановского профессора, поэта, джазмена Владимира Годлевского. Он-то и заманил на сайт Стихи.ру.
А наполнить новую страницу на первых порах помогла моя жена Надя. (Надежда Лукашевич, солистка знаменитого вокального трио «Меридиан»)
Многое я считал пропавшим, а она, оказывается, столько лет втихаря собирала и хранила в потайной шкатулке всякие мои бумажки со стихами, черновиками, набросками.
В 2008 году, в 60 лет, заново учился сочинять стихи после четверти века молчания. С тех пор награфоманил их аж на восемь книг, они все вышли в Москве и Питере, причём – не «за счёт автора». Плюс больше сорока публикаций – вот только те, что есть в Журнальном зале: http://magazines.russ.ru/authors/b/ybrushtejn/

– Про "заново учился" – это интересно. А когда Вы начали писать стихи?

– В 14 лет – девочек охмурять. Но мои стихи их порой пугали – слишком они писались всерьез:

14 лет:

Кому это нужно, кому же?
Как сердце, взрывается слово.
Дождем взбаламучены лужи
На улице, в четверть второго.
Ночные шатания вредны -
Но что нам в дыму папиросном,
Когда, не дождавшись ответа,
Мы ставим, все ставим вопросы,
Когда, не добившись победы,
Безумны, бежим из-под крова...
А лужи измучены ветром
На улице, в четверть второго.

Мне иногда так страшно жить,
И я завидую уснувшим,
Минувшим, искрой промелькнувшим,
Успевшим голову сложить.
И я боюсь черновика,
Потерь, любви, удара в спину,
Земли, которую покину
На вечность, а не на века.
Я снова не смыкаю глаз
Наедине с листом бумаги,
Пока бравады и отваги
И радости не пробил час.
Останется, наверно, стыд
За этот страх, за слабость эту,
Когда восход пройдет по свету
И жить мне заново велит.

15 лет, уже Наде – мы учились в одной школе в Пятигорске, она – на два класса младше:

Как ночь - без звезд,
Как плач - без слез,
Как без берез - Земля,
Как в парусах звенящий Ост -
Без бега корабля,
И как без цели - верный шаг,
Без ненависти - враг,
Как быстрый бег карандаша -
Без радости.
И как
Без жара пламени - свеча,
Без путника - маяк,
Так без тебя - мой век и час,
Судьба и жизнь моя.

16 лет:

Зима шатается потерянно
По улицам твоим заснеженным,
Земля измятою постелью
Пытается казаться свежей.
И парашютами опавшими,
К земле протягивая стропы,
Пытаются казаться старшими
Совсем не страшные сугробы.
И ты, в своем домашнем таянье,
Вбежавшая с мороза в комнату,
Пытаешься казаться тайною –
Чужая и давно знакомая.
И в эту зиму, в этот час ее
За вымерзшим окном маяча,
Пытается казаться счастьем
Обыкновенная удача.

Ну и так далее – можно почитать в моих книгах, в разделе «Стихи юного Яна» или «Первая тетрадь».

– Да... Даже не знаю, что сказать, Ян. В таком возрасте и уже такие стихи. Как-то у меня не укладывается это в голове. Особенно поразило последнее из процитированных выше. И это в 16 лет! Да... Ладно, продолжая тему возраста, а точнее, немножко переключившись на неё, есть такой вопрос к Вам – самое яркое воспоминание детства?

– Я вообще-то совсем не прозаик, но иногда пишу короткие рассказики, в основном – автобиографические. Недавно подборка таких баек вышла в питерском журнале «Зинзивер», и там два рассказа основываются на ярких воспоминаниях детства: http://magazines.russ.ru/zin/2015/4/12b.html

Но если и из этого всего вычленить самое яркое, то вот оно:
«...иногда, особенно в совхозных садах, случалось нам нарваться на принципиального сторожа с берданкой, заряженной солью. Вот тут надо было тикать со всей возможной скоростью, что мои товарищи и делали.
Беда была в том, что поспеть за ними мне не всегда удавалось: сын блокадников, я был перекормлен бедной моей мамой, которая пуще всего боялась голода! Так что рос я весьма упитанным и медлительным мальчиком. Преодолеть это удалось только в отрочестве, когда папа отвел меня к знакомому тренеру по классической борьбе и попросил сделать «из этого мешка» человека… Это, конечно, уже другая тема, но процесс оказался довольно мучительным, однако вполне успешным, что потом очень меня выручало в армии.
В нашей же истории, пока я разгонялся, сторож успевал шарахнуть вслед зарядом соли, и дважды я получал полную порцию в спину и пониже.
В первый раз я со страшной скоростью долетел до нашей горной речки Подкумок и долго отмокал в ледяной воде. Во второй раз меня задело так крепко, что я вообще не мог идти, а не то что бежать…
Сторож, одноногий инвалид с костылем и двумя медалями на видавшем виды пиджаке, пришел в ужас от результата своих стараний. Он жалостливо причитал, отмачивая мою заднюшку в тазу с теплой водой. А я тихонько скулил, не забывая жевать истекавшую соком невероятно вкусную грушу, которую мне немедля дал виновник моих страданий.
Когда я смог встать, ветеран суетливо набросал в мой рюкзачок груш и яблок. Я ковылял домой, а он долго смотрел мне вслед, вздыхая, как больная корова — громко, на всю улицу…»

– Вот зря Вы говорите "не прозаик":) Проза очень высокого уровня, на мой взгляд. Даже по этому "кусочку" так можно сказать. И я думаю, что многие со мной согласятся. Ладно, возвращаясь к стихам, а что в Вашем понимании есть поэзия, каковы её критерии?

– Я не теоретик, но для себя определил: абсолютное знание и владение всем арсеналом поэтической техники (не верю тем, кто считает это излишним. Не будет же композитор браться за создание симфонии, не зная всех основ!) плюс, безусловно, дар, интуиция, вдохновение... Баланс всего этого – в мозжечке. Я же не думаю: «Дай-ка я тут подпущу ассонансную рифму», я просто пишу. Врач ведь, когда режет человеку сердце, не вспоминает о том, где какая вена расположена, как это нарисовано в учебниках. Он просто знает.

Современная поэзия – дело особенное. Вот как можно писать как прежде после Бродского? Я не слишком люблю Бродского, я его признаю, я знаю, что он великий, я его изучил, но он меня не трогает. Это скорее свойство моего организма, а не недостаток Бродского. Хотя может быть это и форма самозащиты, потому как Бродский подминает. Сейчас в современной поэзии множество мелких Бродских, а есть даже крупные эпигоны. Это страшно. Но нельзя писать так, как до Бродского, как нельзя было писать после Пушкина как Тредиаковский. Точно так же после Бродского нельзя писать с плохими глагольными рифмами, плохими метафорами, писать прямолинейно, тупо. Всегда есть те, на кого стоит равняться, но не значит подражать.

– А как бы Вы охарактеризовали свой поэтический стиль?

– Меня замечательный поэт и критик Иван Шепета назвал «хранителем старинного стиха». Я действительно люблю традиционную силабо-тонику, хотя порой насыщаю её острой метафорой, неожиданными сюжетными ходами... Хотя, если это нужно, использую и «рваные» ритмы, длинную строку, пишу и верлибры.
Вот одно из стихотворений цикла «Севера»:

Кирпичный завод

Когда колёса долбят: «Ухта, Инта, Воркута...»,
Кому охота ехать в гиблые эти места?
Но саднит моя память, до боли свербит, дерёт:
Стучат, кричат колёса про старый кирпичный завод.

В тридцати километрах от этой твоей Воркуты,
Где горят мосты, где снега чисты, а дома пусты,
Где речка Юньяха до дна застыла в пространстве густом,
Лежит мой родич, еврей – под простым православным крестом.

Их в тридцать восьмом уравнял трибунал, побратал расстрел –
Пятьсот мужиков, пятьсот затоптанных в землю тел.
Не выдалось сгинуть моей родне на большой войне,
Потом за всех мой отец отвоевал вдвойне.

Как стоял я, вчерашний солдатик, и плакал о том...
Как хватал этот горький воздух обветренным ртом...
И северный ветер выл, и каменный воздух стыл –
И горели мосты, но снега оставались чисты.
 

– Признаюсь, я это стихотворение не столько прочитал, сколько "услышал". Не знаю почему. Такое оно... звучащее.


 

– Ян, а Вы любите читать свои стихи вслух? Нравится ли Вам слушать, как кто-то их читает?

– Да, люблю. И, говорят, делаю это неплохо. Сказывается, видимо, то, что я в молодости пять лет отыграл в знаменитом Ивановском молодёжном поэтическом театре. Когда выступаю – «завожусь», впадаю в некое подобие транса.
Слышал немало, как читают мои стихи. Не понравилось.

– У меня есть ссылки на несколько записей с Вашего канала на ютюбе. Давайте их поставим здесь :)






 

– Такой вопрос появился – что, с Вашей точки зрения, в Ваших стихах первично – идея, эмоции, настроение, образность, что-то еще?

– Первичен образ, он должен проявиться, его не придумаешь... а потом стихотворение уже разматывается как клубок. Я вообще пишу трудно, порой мучительно, долго работаю над стихами. Если строки написались быстро и легко – я им не верю, возвращаюсь к этому стихотворению, жду, чтобы оно меня убедило! Часто переделываю. В том числе прислушиваюсь к замечаниям тех из друзей-поэтов, кому доверяю. Но соглашаюсь не всегда: если уверен в строке или образе – упираюсь и стою за своём.

– Важна ли Вам обратная связь (отзывы, понимание, как воспринимаются произведения), или Вы писали бы даже если бы у Вас не было читателей?

– Есть такой критерий: если поэт попал на необитаемый остров без надежды выбраться, будет ли он записывать свои стихи? Один станет это делать, он умеет «писать в стол», другой – не будет. Я – как раз второй. Мне обязательно нужен читатель, его отклик. Вот поэтому интернет – моя среда обитания. И поэтому я в своё время замолчал как сочинитель стихов на 25 лет.
По сути дела, у меня литературных биографий две. Первая началась в середине 60-х, на излёте хрущевской «оттепели». Тогда я, ещё семнадцатилетний поэт-неофит, поступил на филфак МГУ и сразу попал «юнгой» в знаменитое факультетское литобъединение «Бригантина». Рамки филфака, однако, были тесны: здесь, на четвертом этаже учебного корпуса на Моховой, собиралась шестидесятническая поэтическая поросль чуть ли не со всей Москвы. Именно в «Бригантине» начинали многие известные поэты. Творческим ориентиром для нас был в основном Серебряный век – Гумилёв, Цветаева, Ахматова, Мандельштам, всё еще опальный тогда Пастернак…

А затем – «прививка» литературного андеграунда – легендарного творческого содружества СМОГ, душой которого были Владимир Алейников и Леонид Губанов. Оно расшифровывалось как «Смелость – Мысль – Образ – Глубина», а иногда и задорно – «Самое Молодое Общество Гениев». Я по молодости не успел стать полноправным членом СМОГа, но все же выступал с ними в институтах, в мастерских авангардных художников, в квартирах, в литературных салонах, а то и прямо на улицах.
Сначала наши выступления просто разгоняли – помню, как и меня милиция за ноги стаскивала с памятника Маяковскому… Потом Алейникова исключили из комсомола и из МГУ, а кое-кого и того хуже – разбросали по ссылкам и психушкам. Меня же Бог миловал – в 1966-м попросту выгнали из института и на три года забрали в армию.

Писалось и там активно, даже печатался в армейской газете. Да и когда вернулся в Иваново – тоже, у меня с той поры три тетрадки стихов сохранилось. И в московском журнале «Знамя» уже была моя подборка, ее похвалили в «Литературной газете». В журнале «Волга» опубликовали мою поэму о первом Совете – я ее писал совершенно искренне. А в газете «Правда» меня вовсю раскритиковали – за «формализм». И сразу вослед рукопись моей первой книги нещадно раздолбали в местном союзе писателей. В глаза говорили, что у меня нет никакого дара. Печатать меня перестали, да и я плюнул, и попросту перестал сочинять всерьёз, переключился на песенки под гитару.

– Спасибо, Ян, очень интересная история. Ну, частично Вы уже ответили на мой следующий (заготовленный) вопрос – а были ли какие-то переломные моменты, изменившие Ваше отношение к стихотворчеству?

– Пожалуй, приход в интернет. Многие его ругают, и правильно. Я отношусь к интернету как к зеркалу, повешенному над миром. Каждый находит то, чего хочет и чего заслуживает: один – грязь и мерзость, другой – радость и высокое искусство.
Благодаря Интернету упали стены, мир открылся, и стало неважно, где ты живёшь. Возникли лакуны, где можно себя осознавать частью мира.
Но главное при этом – не подсаживаться на интернет как на наркотик, он всё-таки не заменяет, не должен заменять живую жизнь и реальное общение.

– У нас очень похожие мысли про интернет :) А как Вы считаете, можно ли и нужно ли популяризировать поэзию? Если да, то как?

– Безусловно. В какой-то мере этому служит интернет, хотя здесь критерии качества поэтического текста крайне размыты, кому-то и графоманский бред – высокая поэзия.
Сейчас в реале всё больше появляется поэтических клубов. В Москве, Питере их очень много, и отбор выступающих там довольно строгий. Хотя слушатели – чаще всего – собратья по цеху. В Иванове я создал такой клуб три года назад, при областной научной библиотеке, называется он «Август». Пока удаётся держать планку достаточно высоко. Приглашаю выступать лучших местных поэтов, прозаиков, бардов, интересную молодёжь, приезжают гости из других городов и даже стран: Володя Севриновский (Москва), Наташа Крофтс (Австралия), Тимур Раджабов (Москва-Дагестан) и многие другие. И радует, что зал наполняют в большинстве любители поэзии, хотя и пишущие люди тоже приходят послушать коллег.

– Не могли бы Вы поделиться – каковы были Ваши последние литературные открытия (имена, произведения, книги...), последние разочарования.

– «Последние» – это за какой срок? Если за несколько лет, то их довольно много. Да не обидятся остальные, но самые яркие – Алексей Ивантер, Сергей Пагын, наш ивановец Павел Бастраков, удивительный поэт, фельдшер из маленького уральского городка Вера Кузьмина...
Разочарования – те из интересных мне поэтов, которые впали в политическое безумие, с любой стороны, и заменили разум ненавистью.

– Понимаю Вас, Ян. Да, к сожалению, "политическое безумие" в последнее время прогрессирует. А есть ли у Вас стихи, которые оказались пророческими? Если не секрет, какие?

– Я вообще-то больше акын, чем пророк и философ :) Пишу о том, что вижу, что пережил – не без мифологизации, конечно! Даже в книге «Мир Ольги», написанной от лица придуманной мной женщины, большинство персонажей – мои деревенские соседи.
Но есть несколько стихотворений, которые условно можно отнести к пророческим. Почти все они начинаются со слова «когда». И обращены эти стихи в будущее ... лучше бы оно такое не сбылось:

Когда навеки сгинет интернет
В тугих потоках атомного ветра,
Окажется, что в мире вовсе нет
Поэзии сего смешного века.
Она текла по слабым проводам,
Её создатели горели, графоманя,
Но тихо прозвучало "Аз воздам",
И небо опрокинулось над нами.
В неведомых веках, в иных мирах
Суровый жрец, шаман, хранитель слова,
Преодолеет суеверный страх
И прикоснётся к призраку былого.
Раскроет книги ломкие листы,
И пыль стерев седую, словно накипь,
Он испытает горький жгучий стыд,
И не узнает выцветшие знаки.
 

когда на исходе мира всё становится серым
сирым а точнее всего седым
и то что могу я вспомнить кажется сором
в городе который называет себя содом
никакие ангелы ни один ни двое не обманут время
и даже втроём не удержат качающуюся ось
они сидят вкруг чаши там на стене в раме
и видят нас отчаявшихся насквозь
а четырем ангелам уже дали команду по коням
и старший до блеска начистил свой геликон
однако же когда мы окончательно канем
кто защитит землю если придет великан
пожиратель камней истребитель вод
его звездолёт уже приготовил свои ножи
но мы встанем ряд за рядом во имя того
кто дал нам свободу воли и право на жизнь
 

– А как Вы относитесь к охоте на ведьм графоманов?

– Охотиться на них бесполезно, ругать – тем более, указывать на ошибки – глупость.
Просто, кроме сетей со свободным размещение, обязательно должны быть сайты с редакторским фильтром, чтобы хоть какие-то критерии сохранялись.
Хотя даже на стихире я собрал тот круг авторов, которых можно читать без стыда. Порой это любители, пишущие неровно, но у них есть дар, и они мне интересны.

– Ясно. Ян, а какими умениями/талантами Вы не обладаете, но очень хотели бы?

– Ох, как я всегда завидовал тем, у кого есть и слух, и голос! Я даже немного «пел» под гитару, становился лауреатом бардовских фестивалей – как автор, за счёт текстов, конечно... И сейчас пою – в машине, когда рядом никого нет! А ведь в нашей семье все прекрасно поют, не говоря уж о моей знаменитой жене – солистке Трио Меридиан, но ведь и сын, и невестка, и внуки... один я – лишенец(((

– Присоединяюсь к Вашей зависти , у меня аналогичная :) А каковы Ваши увлечения помимо поэзии?

– Живопись, компьютерная графика – я оформил сам все свои книги.


 

Хорошее застолье в доброй компании друзей (хотя сам я пью совсем немного).
Качественные коньяки и виски. Но чаще всего я предпочитаю калиновку или хреновуху собственного изготовления.
Ну а собака – это не увлечение, это часть жизни!

– Вот как раз хотел спросить – есть ли у Вас домашние животные? И, может, есть ли у Вас связанные с ними забавные истории? Мне уже кто-то говорил, что Вы – "собачник" :)

– И собачник, и кошатник... Хотя, после смерти в 19 лет нашей яростной зверюги Лизки, которую мы очень любили, кошки пока у нас нет.
Собаки были разные – колли, лабрадор... две последних, так уж сложилось, девчонки – французские бульдожки, обе спасённые и выхоженные. Историй множество, они есть в моём цикле рассказиков «Сукины дети» (так называлась сначала моя телепрограмма, а потом – рубрика в журнале), на моей странице он имеется http://www.stihi.ru/avtor/yanbrush

Но судьба последнего нашего «приобретения» оказалась самой драматичной. Тогда умерла наша любимая французская бульдожка Китти л`Этуаль де Франс, Катька. Только её похоронили, как на следующий же день произошла совершенно мистическая история: невестка с моими внуками ехала к нам в гости, утешать, и на трассе они увидели ... французскую бульдожку, которая металась между машин, чудом не попадая под колеса. Естественно, забрали с собой.

Поскольку её первой увидела наша невестка Наташа, мелкий внук Максим Максимович назвал собачку Ташей. Она была совсем дикая и очень больная – вся в болячках, почти без шерсти, отёчная...
Оказалось (это мы вычислили по татушке на брюшке), она жила в питомнике, где собаки сидят в клетках и рожают щенков на продажу, потом заболела, её завезли в лес и выкинули...
Мы её выходили, и сейчас это чудо живёт с нами.


 

Когда-то я написал такие стихи:

Когда я по лунной дороге уйду,
Оставлю и боль, и любовь, и тревогу,
По лунной дороге, к незримому Богу
Искать себе место в беспечном саду,
По лунной, по млечной...
И легок мой шаг,
Пустынна душа, этим светом омыта,
По лунной дороге, вовеки открытой,
Легко, беспечально, уже не спеша,
Уже не дыша…
И мой голос затих.
Два пса мне навстречу дорогой остывшей,
И юный – погибший, и старый – поживший,
И белый, и рыжий. Два счастья моих.

И раны затянутся в сердце моем,
Мы вместе на лунной дороге растаем –
Прерывистым эхом, заливистым лаем.
И всё. Мы за краем. За краем. Втроем.

Теперь уже целая стая набирается, кошачье-собачья!

– Очень трогательное стихотворение, Ян. Я вот тоже теперь "собачник" (с недавнего времени) :) Поэтому я Вас очень хорошо понимаю. Ну, ещё такой вопрос – можете ли Вы рассказать что-то о себе в реале, если есть такое желание? К примеру, кто Вы по профессии? Кем Вы работаете?

– Профессий у меня много. В молодости – разнорабочий на стройке, автослесарь, шофёр-профессионал. После армии 10 лет работал в областных газетах, 15 лет – преподавал историю и теорию искусств в вузах (кандидат искусствоведения), 10 лет руководил крупным независимым медиахолдингом, делал несколько собственных авторских телепрограмм. Любимая – «Сукины дети», о домашних (и диких тоже) животных...
Сейчас – на пенсии, подрабатываю к ней кое-что, в основном оформлением книг. Возглавляю ивановское отделение Союза российских писателей.

– А как Вы предпочитаете отдыхать?

– Гуляя с собакой или поливая огурцы.

– Ну и напоследок спрошу так – какие вопросы Вам никогда не задавали, а так хочется ответить именно на них? :)

– Зачем ты всё это делаешь? Мог бы ты не писать?
– Сочинять стихи – мучение, результат очень редко удовлетворяет и почти никогда не приносит удовольствие. Но, возможно, меня бы уже в живых не было, если бы не стихи. Видимо, мне свыше была дадена эта возможность на излёте жизни, всего за семь лет, пройти вот эту целую литературную судьбу. Кроме того, я всю жизнь люблю талантливую и яркую женщину, и всю жизнь пытаюсь доказать, что я её достоин!


 

– Огромное спасибо за беседу, Ян, за интересные искренние ответы и, конечно, за стихи! Возможно, у читателей этой публикации появятся дополнительные вопросы, а я (обещаю) Вам их перешлю.