«Тени прошлого обычно приходят по ночам»...
На этот раз было иначе.

Всероссийский слет клубов ролевых игроков и реконструкторов шумной волной затопил отведенную под мероприятия старую школу. В актовом зале — заседание по поводу грядущей летней игровой программы, в классах — творческие мастерские, в спортзале — рыцарский турнир, в рекреации на втором этаже — бал литературных героев. Пестрота речей и одеяний: у окна сошлись в жаркой дискуссии шотландец в шикарном килте и древний грек в потрепанной эксомиде, у зеркала в учительской дородная камеристка затягивает в корсет бледную барышню екатерининских времен, на лестнице дает концерт менестрель 14-го века в необъятном берете с петушиным пером. Все 114 куплетов «Песни о Роланде» публика выдержать не в силах...

Здесь легко потеряться во времени, выпасть из реальности, утонуть в суете непрерывного трехдневного карнавала. Кому угодно легко. Только не ей.

– Лейтенант, вы не пробовали, достав форму из рюкзака, погладить ее перед надеванием? Могу одолжить утюг, я привезла... Следуйте за мной!

Этот вопрос и этот приказ адресованы мне. Оборачиваюсь на голос, заученным движением беру под козырек: погоны на собеседнице на три звания выше моих... Черный мундир придуманного воинства ладно сидит на женских округлостях, жесткая портупея с кобурой геометрически разлиновывает фигуру, в надраенные ботинки можно смотреться, как в зеркало...
Только дама мной еще не командовала!!!
 



 

Все остальные впечатления были потом. В тесной комнатке, где мы ночь напролет читали друг другу стихи, не задавая вопроса «кто автор?». Это было не важно. Важно было только то, что с этого суетного дня, с этой нереальной ночи, началась наша дружба, которой нынешней осенью исполняется ровно 20 лет. В быту мы давно на «ты». Но — не на публике.
 

– Вы помните свои самые первые стихи, Роксана Александровна?
– Самые первые я сочинила до того, как научилась писать. Может быть, потому они и почти забылись... Про котов. В детстве у меня в доме жила пара — сиамские кот и кошка, которые иногда даже приносили котят. Кстати, сиамские коты были тогда редкостью в Питере, и наших котят расписывали по новым хозяевам еще до того, как они откроют глаза. Потом их забирали в новые семьи. Вот, когда играла с кошками, и родилось: «Кисочка-кисочка, есть у кисы мисочка, бархатные лапки, острые царапки»... Там еще много чего было перечислено, что у кисочки есть. Но — забылось. А вот теплые отношения с кошками остались: не могу себе представить дома без кота.

– Не знаю, для кого как, а для меня бесхитростные строчки про кисоньку выглядят свидетельством хорошего чувства ритма. Его порой и некоторым взрослым, вполне состоявшимся поэтам, не хватает. Откуда это у вас?
– Люблю танцевать. И маленькая любила, и сейчас, когда мне уже намного больше сорока лет, продолжаю любить, хотя на серьезные занятия не хватает времени. С третьего класса родители отдали меня учиться в музыкальную школу — по классу фортепиано. Помню огромный, старый тетушкин рояль с черным, облупившимся крылом, я на нем играла гаммы, подбирала песни. Как это часто бывает, музыкальная школа начисто отбила желание стать концертирующей пианисткой... А музыка со мной осталась. Когда сочиняю стихи, сначала в голове рождается определенная мелодия с четким ритмическим рисунком, а на нее уже накладываются слова. Может быть, поэтому верлибр у меня не в чести: пользуюсь им крайне редко. Мои симпатии в поэзии — целиком на стороне классической силлабо-тоники.

– Для того, чтобы родились поэтические строки, нужны яркие внешние впечатления. Где ваш источник вдохновения, почему и как рождаются стихи?
– По большому счету, источником вдохновения может быть все, что угодно. Необычная картинка природы, событие в обыденной жизни, прочитанная книга...

– Кстати, о книгах... Ваши литературные пристрастия?
– Если говорить конкретно о поэзии, то это, конечно, русский серебряный век. Там почти нет авторов, которые не вызывали бы отклика в моей душе. У меня даже сформировался своего рода цикл ассоциативных посвящений — Ахматовой, Цветаевой, Есенину... Но в то же время Хлебников мне странен, я пробовала работать на чистой звукописи, как он, но мне самой не понравилось:

«Морока...
Рок рокочет робко.
Родная кровь рвет раны.
Рать
Идет искать тот скит далёкий,
Где ты намерен умирать...»

Это так и осталось экспериментом, который до сих пор на публику не выносился. На мой взгляд, нельзя приносить в жертву красивой звукописи смысл связного стихотворного текста. В общем, я разделяю точку зрения, которая говорит, будто «самый большой вклад Хлебникова в русскую словесность — в привычном нам ныне слове «самолёт», вытеснившим иностранное «аэроплан».
 

– Откуда у вас такие «неженские» увлечения: историческая реконструкция, фехтование, стрельба?
– С самого раннего детства мне казалась странной традиционная ограниченность социальных ролей для женщины. Тем более, если роли навязываются под вечным родительским девизом «Ты — девочка, ты должна...» Девочка, женщина должна хотеть замуж, должна думать прежде всего о доме, быте, о вкусном борще. Должна быть бессловесным приложением к горячей печке и глаженым простыням. И в творчестве тоже должна быть исключительно музой мужчины, который ради нее горы свернет... Конечно, в наши дни дамы водят автомобиль, служат в полиции, баллотируются во власть, летают в космос. Но — под вечное сдавленное хихиканье мужчин, наивно полагающих, что у них самих это в любом случае получилось бы лучше. При этом я отнюдь не стремлюсь развить в себе мужские качества. Я — женщина. Я могу все то, что сможете и вы, господа, и еще немного больше, потому что женщина ярче чувствует мир, глубже понимает суть вещей. А там, где мне потребуется грубая физическая сила, чтобы свернуть эти самые горы, я вас позову, ребята, честное слово!


 

– Каким должен быть мужчина, которому вам захочется посвятить стихи?
– Увы, среди современников их немного. И становится все меньше под неумолимым влиянием окружающей действительности. Вот, что понимается в обывательском сознании под словами «хорошая дочь»? Активная отличница, девушка «с характером», целеустремленная, строгая к себе. Яркая - и в то же время, скромная. Нежная — и в то же время, способная за себя постоять. Деятельная, цельная личность, словом. А мальчику для того, чтобы прослыть «хорошим сыном» достаточно быть послушным, тихим троечником, который не хулиганит — и то славно! А ведь, если не хулиганит — собственная инициатива, деятельное начало в нем уже задавлены... Сказывается и самоустранение мужчин от воспитания собственных детей — 85% учителей у нас по статистике — дамы, каждый второй ребенок растет без участия в воспитательном процессе отца... Как результат — далеко не каждый, у кого в медицинских документах обозначен мужской пол, на самом деле является мужчиной. Я, наверное, скажу сейчас совершенную банальность, но герой моих стихов — человек сильный и честный. Поэт, чье творчество меня «зацепило». Ветеран войны, благодаря которому сегодня мы живем в относительно мирном времени. Мой современник, который способен даже для сильной женщины стать той каменной стеной, за которой всем нам иногда хочется укрыться. Тот, кто в союзе со мной может приумножить нашу общую силу, а не подавить ее своей.

– Должно быть, вас очень трудно любить...
– Легко, если не относиться ко мне снисходительно.

– Для представления своей страницы на литературных сайтах вы выбрали фото в мундире военно-исторического клуба, при кортике и погонах. Это — вызов?
– Это не вызов. Это одна из многих моих ипостасей. В данном случае снимок лишь приводит в соответствие образ автора и его лирических героев. Военная тематика у меня представлена широко, а по опыту я хорошо знаю, что военная лирика от первого лица, которую пишет дама, может очень неоднозначно восприниматься даже самой образованной и толерантной аудиторией.
Вот представьте, если бы я вышла на сцену в легкомысленном платьице выше колен и прочла:

«Пыльным и ветреным помнится тот рассвет,
Тихо сползает в распадок ночная тень,
Зябко в засаде... В ушах тревожная звень,
«Тише, ребята, уходим -
За мной след в след...»

Побьюсь об заклад, половина аудитории, причем, мужская, не восприняла бы текста. И очень многие задались бы вопросом: «а что это милое создание может в войне понимать-то?». Если бы вы знали, сколько раз я такие вопросы слышала!
 

– И как отвечали?
– По-разному. Если видела умного и искреннего собеседника, рассказывала о том, что я — дипломированный историк, что изучаемый период у меня захватывает три большие войны — в том числе, и Великую Отечественную, что больше 20 лет занимаюсь моделированием боевых действий в составе военно-исторического клуба... А если это обыватель, главная цель которого — задеть и продемонстрировать свое превосходство, могу ответить и вопросом на вопрос, хоть это и невежливо. Например: «А вы сами служить ходили, или «откосить» предпочли?..»

– О войне от первого лица — это сложно. Сложно быть убедительной и естественной в «роли» лирической героини — той же партизанки в засаде, разведчицы, снайперши, женщины-командира. Как выбираются единственно верные слова, чтобы стихи потом не «утонули» в огромном потоке контента, который пишут многие поэты к очередному 9 мая?
– Полевые маневры реконструкторского клуба — это, конечно, не война, но, как говорится, «условия приближенные к боевым». Насмерть не убьют, но почувствовать атмосферу нужного времени — можно. В засаде точно так же не чихнешь, не прихлопнешь громко комара. В «условном бою» бутафорские пушки гремят ничуть не тише настоящих. Модель винтовки весит столько же, сколько настоящая «Мосинка». А если товарищ получил «условное ранение», ты совершенно по жизни несешь его до санбата на себе. В эпоху вживаешься, как в роль, по системе Станиславского — до реальных, глубоких и ярких эмоций. Сказывается и подготовка историка, и общение с ветеранами: одно время я вела ветеранскую рубрику в районной газете. Наверное, помогает быть убедительной и сугубо личное отношение к войне: я верю в генетическую память, моя мама девочкой пережила блокаду Ленинграда. Поверьте, я в душе — мирный человек, с удовольствием сидела бы дома и делала украшения из бисера, я это умею и люблю. Но если войну забыть — она снова постучится в мой дом...


 

– Есть тема, мимо которой «не проехал» ни один поэт...
– Первое, что на ум приходит - «про любовь». Любовной лирики у меня мало, и она довольно своеобразна. По моему скромному убеждению, в стихах о любви слово «любовь» вообще звучать не должно. Моя любовь существует, она — взаимна, немного наивна и касается только нас двоих. Кстати, писать про взаимную любовь у меня не получается, я разделяю точку зрения классика, который говорил, будто «от счастливой любви родятся дети, а от несчастливой — песни». И потом, разве это — не о любви:

«Ты в последней отчаянной битве
От осколков меня заслонив,
Прошептал, как приказ, как молитву,
Будь счастливой, родная. Живи!»...
 

– Вы — не только поэт, но и критик. На одном из популярных литресурсов одно время «на ура» шли ваши подробные аналитические заметки, которые один из авторов назвал «анатомированием стихов»...
– Стихи ко мне на критику попадают двумя путями. Часто автор сам обращается с просьбой разобрать его произведение, отметить его положительные и отрицательные стороны, помочь исправить ошибки в области стихосложения. Или я сама нахожу материал для разбора — на тех же литературных ресурсах Интернета. Знаете ли, я органически не могу читать плохие стихи, не пытаясь их каким-либо образом сделать лучше. Не редактирую чужое, нет, просто стараюсь обратить внимание автора на то, что творческий процесс требует труда. Правит пусть сам — это повод к творческому росту. А я предпочту учиться на чужих ошибках, а не на собственных. С тех пор, как я стала еще и критиком, «ляпов» в собственных текстах стало гораздо меньше.

– «Плохие стихи» - это какие?
– Бессодержательные. Ни о чем. Лирика может быть сколь угодно эмоциональной, но она должна нести мысль — конкретную, прошедшую через разум и душу автора. А красиво срифмованные строчки без мысли — авторский экзерсис, не стоящий публикации. Потренировался — положи в стол и примени наработанное в другом, более осмысленном произведении. Не люблю мелкотемья. На той же «Стихире» раздражает обилие авторов, считающих поводом для длиннющего рифмованного опуса покупку нового платья, двойку на экзамене или муху, попавшую в компот. Если бы умела писать пародии на такое творчество — непременно написала бы. А небрежное обращение с родным языком и пренебрежение к законам стихосложения, как правило, у начинающих поэтов проходит с опытом, это правится.

– Кстати, почему у вас нет пародий — ведь с чувством юмора, как будто, все в порядке?
– Мне всегда казалось, что юмористические стихи должны быть краткими. Люблю лимерики, например, они мне удаются. Смех должен быть свободным и искренним. А в пародии поэт связан: он доводит до абсурда ту «фигню», которую написал другой поэт, вынужденно используя чужую аляповатую лексику, чужие образы, чужие приемы. Я, наверное, «не доросла» еще до добровольной несвободы.

– Одна пародия у вас все-таки есть...
– Да — на автора с Поэмбука. Он выдал как-то в стихах совершенно нелепую, корявую, но предельно высокопарную фразу: «Я одинок, и я еще не встретил равных мне, с которыми я б мог общаться при своем уме». Умышленно цитирую все это в одну строку, поскольку стихами это назвать язык не поворачивается. У меня в качестве ответа родилась пародия-басня:

«Безумец гением себя вообразил,
с «нормальными» общаться нету сил,
И вопрошает небо:
- Не пойму,
Где мне найти собратьев по уму?..

И правда — где?
И вот в словесном гаме
Нашелся «гению» безумному ответ.
Во всеуслышанье сказал ему поэт:
- Собратьев поищи себе в Бедламе!».

Если кто не помнит, Бедламом называлась крупнейшая психиатрическая больница в Лондоне... Резко, конечно, сказано, но в данном случае давать какие-либо критические заметки по существу стихов было бесполезно. Автор — состоявшийся «поэт» в собственных глазах, а значит, его творческий рост, по сути, закончен. У врачей это и называется графоманией...
 

– Вы — неизменная участница поэтических конкурсов. Регулярно печатаетесь в конкурсных проектах четырех литературных ресурсов, выступаете со сцены на «Золотом микрофоне», выезжаете на «Есенинские струны» и на полевой слет-конкурс «Господин ветер». Что привлекает вас в соревновательном процессе?
– Участие в конкурсах — это способ расширить читательскую аудиторию. Не верьте поэтам, которые говорят, что готовы писать «в стол». Стихи пишутся для того, чтобы быть услышанными, прочитанными и понятыми. Кроме того, на большинстве конкурсов можно получить объективную оценку своих текстов: жюри с удовольствием поясняет, почему ты получаешь ту или иную оценку. И приз зрительских симпатий для автора в любом случае ценнее официального лауреатского диплома. Как выбираю конкурсы для участия? Во-первых, предложенная тема должна мне быть близка. В конкурс ко Дню Победы пойду, даже если буду знать, что окажусь там одной из трех тысяч участников. Недавно случайно набрела на конкурс с ахматовской тематикой — и поймала настоящее вдохновение от единственной цитаты любимой поэтессы. А если темой будет «любовь в постели (18+)» - не полезу. Потому что, повторюсь, этот аспект любви — дело двоих влюбленных. Любой третий здесь лишний. Практически нечего мне, кроме лимериков, выставлять на юмористических конкурсах. Сложнее всего даются многоэтапные конкурсы: иной раз дадут приемлемую тему, но за ней может последовать и совершенно незнакомая или духовно неблизкая. В этом случае конкурс превращается для меня в тренировку мастерства — без особых надежд на победу. Но с дистанции не схожу. Принципиально! Самое удивительное, что брать призы удается и в таких соревнованиях. Хотя приз в данном случае — не самоцель.


 

– Ваш совет начинающим авторам?
– Не бойтесь оставаться собой. Пишите душой, не забывая об уважении к родному языку и родным литературным традициям, но ищите при этом свою единственную дорогу.