Алексей Кузнецов

Выступая недавно на собрании волгоградского отделения Российского союза писателей с рассказом о собственной жизни и творчестве, я вдруг поймал себя на том, что не укладываюсь в регламент 5-7 минут. Оказалось, что мой жизненный путь насчитывает немало зигзагов и виражей, требующих разъяснений для слушателя. А ведь нужно было еще и прочитать немного из своего репертуара. Тогда у меня получилось. Думаю, получится и сейчас.

Родился я в советском заполярье, в городе Мончегорске (Кольский полуостров). Туда в 30-е годы из Псковской области переселились несколько больших крестьянских семей. Добровольно, потому что надо было как-то жить дальше, а в деревне при новой власти это плохо получалось. Мои дедушка с бабушкой по материнской линии пытались сначала осесть в Ленинграде, но поманила молодежная стройка – хорошими перспективами, зарплатой, жильем. Стране очень нужен был собственный цветной металл. Для этого в короткий срок были возведены два промышленных гиганта – на безлюдном Таймыре (руками зеков) и в Хибинских горах. Это были не отдельные предприятия, а огромные комплексы, включающие в себя в том числе и города-поселения. Кроме Мончегорска, где располагался комбинат «Североникель», дающий конечную продукцию, были построены еще Апатиты, Кировск… Из Кировска родом, кстати, бессмертный Венечка Ерофеев, которого я очень уважаю и ценю.

Так получилось, что моих родителей после учебы по распределению отправили в Волгоград, и на исторической родине в сознательном возрасте я был всего один раз. Было мне лет 10, кажется. Навсегда запомнил момент приезда на станцию «Оленья». На Волгоград в то лето надвигалась аномальная жара, обещали плюс 50 в тени, и участковый терапевт искренне посоветовала убрать меня куда-нибудь подальше отсюда, да и случай подвернулся – свадьба. Из поезда мы с бабушкой вышли в ледяной моросящий дождь, я в пиджачке, она - в платье. Родственники заказали нам такси, которое по дороге лишилось лобового стекла от встречного кирпича судьбы. Так и въехали в родной город свежемороженые. Однако, на следующий день волшебным образом вернулось ласковое полярное лето с круглосуточным солнцем и тихой погодой (Мончегорск расположен в котловине, в нем не бывает сильных ветров). Помню поход на ближайшую сопку, воронику – странный стелющийся кустарник, укрывающий поляны плотным зеленым ковром, на котором сплошь торчат мелкие черные ягоды, сладко-водянистые на вкус. Мне надоело нагибаться за ними, я лег на пузо и полз вперед, собирая ягоды губами и очень веселя этим местных пацанов.



Отступая чуть назад, скажу, что первые стихи я сочинил еще в дошкольном возрасте, о чем впоследствии написал вот это:

Первый стих

Я в детстве очень трудно просыпался.
Меня будили долгих пять минут,
Потом с горшка тянули одеваться,
И с рёвом в сад. Такой вот я был фрукт.

Зато по воскресеньям в лучшем виде
С утра юлой врывался в общий сон...
...и шёл, на всех родителей в обиде,
Гулять на зарешёченный балкон.

Накинув одеяло для сугрева,
Пока ещё голодный и смурной,
Я наблюдал, как дворник вправо-влево
Метёт своей корявою метлой.

И как-то раз, не зная букв и строчек,
Воскресный поприветствовав восход,
Я сочинил коротенький стишочек
Про то, как он метёт, метёт, метёт...

А после был триумф. О, если б знал я,
Сполна вкушая славу и почёт,
Что впереди полвека непризнанья!
Но я был горд и счастлив, дурачок.

Волгоград я никогда не покидал надолго, живу в нем до сих пор и никуда уезжать не собираюсь. Здесь я пошел в первый класс и вышел из десятого с аттестатом без единой четверки (не подумайте чего – троек и двоек там тоже не было) и отметкой о получении водительских прав категории «С». Учили нас в основном учителя классической старой закалки. Классная руководительница преподавала русский и литературу, буквально вдалбливая ее в наши головы. У меня впоследствии не было проблем с написанием сочинений. Я был надолго обеспечен универсальной коллекцией всевозможных штампов и оборотов. Обратной стороной этой награды было стойкое отвращение к отечественной классике. Зная почти наизусть всего доступного Марка Твена, Конан Дойля, Фенимора Купера, уважая и чтя Ремарка, Гюго, Драйзера, я ненавидел Тургенева, Островского, Толстого. Многие из программных произведений я впервые прочел и оценил гораздо позже, а «Войну и мир», например, не открывал до сих пор. Сто раз прав мой любимый Марк Твен: «Классической называется книга, которую все хвалят и никто не читает».



В книгах немного не так, как в жизни – этот факт рано или поздно подмечают многие. Загруженный в школьные годы учебой и чтением, я вырывался иногда в реальный мир развлечений и чувств, но мне там было не очень уютно. До поры, до времени. Студенческая жизнь поглотила полностью и отнюдь не с помощью семинаров и лекций. Медицинскому институту я подарил четыре года жизни, получив кроме специальных знаний целую кипу околонаучных, коими до сих пор ошарашиваю собеседников. Плюсом к этому была неудержимая страсть к попойкам и гулянкам по любому возможному поводу. Сразу оговорюсь: учился я хорошо, без хвостов, и вышел бы из меня в итоге доктор, не будь серьезных проблем со здоровьем (а они при моем образе жизни имели вполне понятную вероятность появиться). Все же ничто не проходит напрасно. Были девушки, любимые и прекрасные, был академический отпуск, во время которого я приобрел специальность электромонтера связи и поработал на тракторном заводе. Там я впервые опубликовал свои стихи в заводской многотиражке, познакомился с очень интересными людьми. Вдохновленный творческими успехами я принес рукопись на обсуждение в литстудию при Союзе писателей, где известный мэтр назвал меня «образцом дичайшей литературной безграмотности», добавив, впрочем, что если я эту безграмотность преодолею, то мне не нужны будут никакие кружки и студии, в остальном я самодостаточен. А ведь он оказался прав. Через тридцать лет вышла моя первая и пока единственная книга. В ее издание я не вложил ни копейки.


(я слева)

Придя более-менее в норму и распрощавшись с медициной, я к удивлению знакомых и родственников с ходу поступил в инженерно-строительный вуз. Пусть не обижаются на меня будущие строители, но поток знаний, внедряемых в студенческие мозги, там неизмеримо меньше и спокойнее. Альпинист, спустившийся с Гималаев и гуляющий где-нибудь в цветущих Карпатах, испытывает, наверное, те же ощущения. Стоит ли говорить, что на всевозможных пирушках и прочих сомнительных мероприятиях я был завсегдатаем. Вспоминаю об этих временах ностальгически и иногда с содроганием.



День знаний миновал

День Знаний миновал, пора бы зонтик
Для памяти повесить в коридор –
Опять дожди висят на горизонте.
Рациональным стал… С каких же пор?

Мой младший сын часов по восемь кряду
Проводит за конспектами, а мы
По сентябрю таскали лук из грядок,
Приберегая к сессии умы.

Еще курили «Приму», пили «Вермут»,
О ценностях моральных не скорбя,
Любили самых встречных, самых первых
И все сомненья гнали от себя.

Ведь были мы советские студенты
В совсем, совсем иные времена –
Отчизны молодые дивиденды,
Вождей опора, Родины весна.

Да, был зубрёж, бритьё голов беспутных,
Зачёты, чертежи, последний срок…
Но помнятся гулянки почему-то,
А не науки. Правильно, сынок?

А ты сидишь, киваешь, будто в теме,
Хоть думаешь, я знаю, не о том.
Другие дети и другое время –
Всё так… И осень, осень за окном.

Но высшего образования я и тут не получил – виноватой оказалась любовь.



Утренняя молитва
(жене Марине)

«Ты, конечно, на «ты» с туманами.
За рулем нет тебя надежнее.
«Ноль» по Цельсию, утро раннее.
Будь, пожалуйста, осторожнее.

Могут дядьки с машин диковинных
Соль с песком не рассыпать вовремя.
Снова ведь выезжаешь втемную,
И дорога никем не торена.

Самолетам – часы нелетные.
А машинам наземным можно ли?!
Говорят, без проблем… Но все-таки
Осторожнее, осторожнее!

Кофе крепкий, носки колючие
И на счастье в кармане камешки.
Ты домой позвони при случае,
Без тебя очень скучно, знаешь ли…

К черту мысли гони ненужные,
О проблемах забудь старательно.
И…»
– Вернешься хотя бы к ужину?
«Знаю… Знаю, что обязательно.»

Семья – это круто, но содержать ее на стипендию и случайные заработки невозможно, особенно, когда в ней появляются дети. Поэтому, вздохнув, я попрощался с высшим образованием и подался в фотографы. Вот где в советское время была золотая жила! К тому же семейная жизнь повлияла на меня очень положительно – я стал гораздо равнодушнее к алкоголю, а впоследствии и курить бросил после 20-ти лет табачной зависимости.

Впрочем, очередной вираж не заставил себя долго ждать. Перестройка перестроила не только умы, взгляды, но и судьбы. Спрос на мои услуги неуклонно падал и достиг в конце концов полного дна. Работы не было, свободного времени хоть отбавляй. Его я с удовольствием и энтузиазмом проводил в гараже, восстанавливая старенький «Москвич», купленный за 500 рублей. Пять лет он потом исправно ездил и оправдал все вложенные в него силы и средства. Навыки, полученные в том числе в этой работе, помогли мне устроиться автослесарем в одну шараш-контору, которые тогда плодились с удивительной скоростью на месте закрытых предприятий. Мне нравилось ковыряться в технике, ходить по локоть в мазуте и разговаривать матом, к тому же я не пил на работе и поэтому был на хорошем счету. До сих пор удивляюсь – откуда обо мне прослышали в одной из местных газет? Пригласили на работу фотографом, но через месяц пришлось уволиться, а вскоре скончалась и сама газета.



Я всегда с некоторым пренебрежением относился к торговцам, считал, что произвести товар или услугу – благородное занятие, а уж продать… Но жизнь приперла к стенке, и пришлось заняться тем, чем тогда занималась вся страна. По этой скользкой дорожке я и пришел в отдел оптовых продаж издательства «Учитель», где работаю до сих пор.



На этот (сравнительно долгий) период пришлось мое знакомство с интернетом, с сайтом stihi.ru, где я зарегистрировался в 2003 году, но, получив пару-тройку оплеух, обиделся и ушел. Не насовсем – лет через семь вернулся, чтобы стать финалистом «Кубка стихиры», а впоследствии его соведущим и арбитром, участником, призером, победителем многих конкурсов. Но особенно прикипел к «Блиц-Молнии», которую почти бессменно вел последние два года вплоть до закрытия площадки. Под ее крышей в свое время сверкали и погромыхивали настоящие искорки и звездочки. Назову лишь несколько имен: Марина Старчевская, Елена Севрюгина, Леонид Пивоваров, Татьяна Демина. Юлия Мигита вспоминается по другому проекту – Анонимный конкурс авторов (АКА), принявший меня первым после семилетнего перерыва. Благодаря участию в АКА родился «Особенный роман» и не только он.

Особенный роман

То был особенный роман –
В год на Москву не больше тыщи…
Она пришла к нему сама
В его убогое жилище.

Судьбе их вздумалось свести
То ль невзначай, то ль в шутку вовсе.
Он ждал ее часам к шести,
Как договаривались, в гости.

– Изволь куда-нибудь присесть.
А тут не грязь – так… штукатурка.
А, может, что-нибудь поесть?
...и вообще, прости придурка…

Но дальше – просто чудеса!
Куда-то делись суетливость,
Глупейший страх попасть впросак
И страх глупее – впасть в немилость.

Взамен был гадкий кислый «брют»
И слов «а, помнишь?..» вечер полный,
И долгих-долгих пять минут
В кошмаре пуговиц и молний.

А следом старенький диван
С десяток раз ругнулся строго…
То был особенный роман,
И лет им было очень много.

Они встречались год и два
Без сожаления и спешки,
Терпя обидные слова
И внуков колкие насмешки.

Потом казалось им порой,
Что эта связь была напрасной.
Но… вот такой была любовь.
Она всегда бывает разной.

Кстати, это мое первое стихотворение, опубликованное в литсети. Здесь я путешествую из одного проекта в другой и допутешествовался уже до серебряной медали за 3-й межпортальный в составе команды «Золото Стихиры». Есть и другие достижения, но на моих страницах вы не найдете никаких особых упоминаний и ссылок – не люблю этой мании величия, поскольку сам человек фантастической, можно сказать, феноменальной, выдающейся скромности!
Живу довольно долго – какие, казалось бы, теперь виражи и зигзаги? Но, поди ж ты, стал недавно хозяином нашей старой дачи и хранителем давней семейной традиции, когда по субботам баня (настоящая, зверская, с паром и дубовыми вениками), а потом пиво и чай под звездами из самовара, сработанного еще до Октябрьской революции. И так до конца сезона, до октября.

Конец сезона

Конец сезона – верь, не верь приметам.
С утра теплынь, а к вечеру – продрог.
Назвал же кто-то осень бабьим летом…
Народный юмор? Правильно, сынок!

На дачах сборы, шумные прощанья.
Уже не «бархат» – заморозки «в ноль».
В горсти малина кислая, как щавель,
А в сердце к бабам чистая любовь.

Все же неискоренима во мне страсть к лицедейству и разным придумкам. Сыновей у меня нет – дочери. Но все остальное – чистая правда, мамой клянусь!



Цветочные часы

Цветочные часы отсчитывают время.
Довольно странный вид, довольно точный ход.
Душистые часы и пёстрые мгновенья
По правильной кривой бегут, бегут вперёд.

По правильной кривой несёмся мы с тобою,
Не думая о том, что поздним октябрём
Случится вдруг мороз, и время остановят,
И мы с тобой тогда, наверное, умрём.

Но так красив сентябрь!.. и бабочки трепещут,
И граждане вокруг приятные на вид;
И очень неспроста в ходу такие вещи
Как крепкое вино, любовь и аппетит;
И мы с тобой ещё король и королева
Ниспосланных ролей и собственных причуд.

А часики – тик-так – потрогай… где-то слева…
Цветут пока идут, идут пока цветут.