Говорю, спорить с женщиной – бесперспективное дело. Проще согласиться. И вот на фоне публикаций сэра Фо и леди Gluck на меня насели мои постоянные соавторы. Дескать, опубликуй прочитанную нам лекцию о фонетике и словообразовании. Мы послушали, пусть и другие послушают.
И настал этот трагический момент. Запомните - во всем виноват Фо.

В чем особенность школьного образования? Школа дает базовые знания, причем нередко в усеченном виде. Невозможно охватить все сведения по математике, географии, русскому языку, да и не поймут средневзвешенные дети тонкости поиска кота Шредингера, особенно, если кот уже сбежал.
Те, кто поступят в вуз, узнают все в подробностях, а прочим хватит и школьного образования.

И это правильно,но! Школьные знания – самые прочные, поэтому забывается 80%, а оставшееся дополняется собственной фантазией. И вот уже в этих ваших интернетах достопочтенный Роман Крылов рождает очередной сценарий фильма ужасов «300 спартаковцев», выдавая его за подлинную историю Спарты.

С русским языком происходит примерно то же... Особенно, когда нет желания копаться в специальной литературе и вникать в тонкости. Тогда у нас есть только «выдуманные правила и исключения из них» (с писатель и большой философ)

Вот, в средней школе детям говорят, что есть гласные изменяемые и не изменяемые, а совсем постоянные, как курс партии. И это почти правда. Что мы видим на выходе? На выходе мы видим следующий диалог:
«Филолог (Ф): «И» не изменяется.
Я: вообще? Никак и никогда?
Ф: Вообще! Вы это должны знать, раз считаете себя знатоком языка.
Я: Значит, если мы заглянем не в Википедию, а в учебник Евдокии Михайловны Галкиной- Федорук, то узнаем, что изменения у нас бывают количественные – по долготе звука и качественные – по характеру редукции. Количественно изменяются у нас гласные «и,ы,у» - «лист – листок – листовой» . Если мы рассматриваем фонемы «ы» - «и» как одну фонему, отличающуюся только наличием предшествующей мягкости, то «и» у нас еще и качественно изменяется. Это у нас позиционные изменения»

Не нужно думать, что филолог никогда не видел «синенькой» книжицы Евдокии Михайловны. Он просто помнит базовую формулу, а что понятие «изменения» весьма растяжимо – это мелочи. Действительно, ведь «и» никогда не изменяется так, как это происходит, например, с фонемой «о». Значит, в его понимании «и» не меняется никогда.

Самое интересное, что при этом даже настоящие филологи, из числа преподавательского состава вузов, не уделяют должного внимания прагматическому подходу к языку, в частности к фонетике.

По традиции, в отечественной филологии язык рассматривается с позитивистских позиций. То есть не различается базис (собственно язык) и его реализация – речь. А между тем любой физиолог скажет вам, что динамика артикулирования звука в речи совершенно отличается от артикулирования нормированного звука, произносимо отдельно. В речи звуки испытывают тесное взаимодействие в составе слов и единств ( слова с предлогами, составные междометия и т.д.). Звуки в этих конструкциях произносятся в синтезе, когда один звук еще не перестал артикулироваться, а второй уже начинает формироваться.

Наиболее хорошо это заметно в таких словах, как, например, «молоко». Уставная артикуляция [мо/ло/ко] – все звуки произносятся четко, слоги отделены паузами, гласные не редуцируются, артикулируются полностью. Нормативная (литературное произношение) артикуляция [мъл^ко], где «о» - ударный, различается всегда, ^ первый предударный совпадает с редуцированнами формами фонемы «а», ъ-второй предударный, сильно редуцирован, но сохраняет общую артикуляцию с редуцированными «а». А что в речи?

В высказывании, в речевом потоке артикулирование будет уже совсем другое: [млъко] – два звонких сонорных не требуют слогообразующего гласного и артикулятивно смещаются с потерей редуцированного «о»(ъ), «л» сохраняет остатки слогораздела «ло/ко-л^/ко», но при этом «о» редуцируется сильнее - в «ъ».

Именно поэтому произношение речи и прагматическая фонетика существенно отличаются от классической «школьной» фонетики. В вузах, где основной упор делается на изучении литературного языка, речь изучается, как правило, на факультативах. Отсюда вывод: в языке есть много такого, что не позволяет стать в красивую позу и объявить себя внезнающим и всемогущим. За кадром масса интересного.

Например, тонкости словообразования.
Вот, все филологи читают хрестоматийный учебник Веры Арсеньевны Белошапковой. И…
Спросим филолога: а как к корню слова (морфу) окончание (флексия) добавляется? Ну, просто добавляется и фсо. А не фсо. Корень слова – неделимая и неизменяемая часть слова, которая на практике предстает в экзотических видах и пугающем разнообразии. Поглядим подробнее.

Возьмем слово «дом». Плохое слово. История у него нехорошая. Но в современном русском языке «дом» - корень, а окончание у него нулевое. Поставим «дом» во множественное число – «домА». И что? – скажет иной читатель. А ничего.

Возьмем слово «дятел». «Дятел» - «дятлы» - куды «е» девали, ироды? Корень же не меняется, так? - «Беглая гласная».

Вот, хочешь быть умным человеком – забудь про беглые гласные. От великой нужды педагогами от русского языка изобретен этот пакостный термин. Под «беглыми гласными» подразумевается целый ряд процессов, причем принципиально разных. В данном конкретном случае мы имеем дело с уже встречавшимся нам полногласием. Восточнославянские языки требуют непременного наличия гласного в составе слога. Тогда, как южнославянские языки, к примеру, без этого обходятся. Уже упомянутый пример: «мОлОкО» (русс.) и «млеко» (серб.). С дятлом та же история. «Е» нужен исключительно для деления слога, и как только появляется возможность образовать «нормальный» слог «тлЫ» - все лишнее пропадает.
Почему «е»? Потому, что этого звука в русском языке нет. Буква «е» на самом деле представлена широкой линейкой звуков русского языка: [э,ы,иэ,ъ], а в диалектах еще и [ ὃ]. Русская орфография передает все эти звуки одной буквой, но произносим-то мы [д`атъл].

Ну, хорошо, как корень изменился с прибавлением флексии мы увидели – и это все?
Не-а.
А вот у нас есть слово «конь»… И что? «Конь-кони». Все нормально.
А нифига не нормально. Помните, что у нас корни не меняются, а флексии всегда одни и те же в одних и в тех же падежах? Ежли Б у нас был «ь», то он и должен был остаться. Как это? – воскликнет читатель.- «Ь» же не звук, а знак мягкости.

Так вот, это еще одна придумка школьного образования. Нет у нас такого "знака". Иначе, по правилам единообразия орфографии и графики, нужно писать «дЬател», «вЬэна» и т.д. Везде, где есть мягкость, она должна обозначаться, если для нее предусмотрен специальный знак. А получается, что знак этот появляется лишь иногда, причем сообразно собственным жизненным принципам: вЬюга, но конЬ. Более того, что «ь» у нас не знак мягкости, а полноценная буква, имеющая собственное значение говорит то, что она используется для смыслоразличения словоизменительных формантов (окончаний): -ться и тся. Наличие только качественного изменения одного и того же элемента («т») не дает возможности говорить о системе словоизменения в частях речи. Тогда все другие элементы, имеющие признаки мягкости/твердости, должны использоваться в словоизменении.

Итак, «ь» у нас весьма примечательная вещь. Это наследие древнерусского языка - сверхредуцированный «и». В этом звуке «пропал» голос, но сохранилась часть артикуляции, которая придает мягкость предшествующим звукам. Самое же главное, что смыслоразличительные парадигмы с этим звуком сохранились. Звука нет, а смысл есть! Поэтому в слове «кони» у нас присутствует еще один, невидимый «и».

Почему присутствует? Потому, что входит в состав корня.
А поскольку он - часть корня и виртуально сохраняется, то формально у нас присутствует удвоение однородного звука, но разного по качеству. В русском языке очень мало слов, где бы на стыке частей слова образовывалось удвоение однородных гласных.

Давайте посмотрим, как это происходит.
Например, «Веет» Здесь нет удвоения, поскольку буква «е» одинаковая, а звуки разные [в`эjът]. А вот в слове «культурологи(я)» - «культурологИИ»... Очень интересное слово. Где здесь корень? Культур+лог с интерфиксом (о). «ИЯ» у нас флексия. Эта флексия всем флексиям флексия. Она появляется только у слов иностранного происхождения и не является флексией вообще. Приплыли. Дело в том, что «и» в составе флексии «ия» и образованных от нее - вовсе не часть окончания, а суффикс особого рода. Окончание здесь «я». И вот тут начинается вторая серия нашего детектива. «культурология-культурологии-культурологией-культурологию» Ничего подозрительного не замечаете? [jа-()и-jъ-jу]. Сравним: "герой-героя-герою-героем-герое"// "герои-героев-героям-героями-героев". Но! "капля-капли-капле-каплей-капле" -[`a-`и-`э].

«Ты на что, царская морда, намекаешь?»

Собственно, на то, что у нас есть эпизодически появляющийся «j», который исчезает только в одной форме – в родительном падеже, когда там появляется «и». Один ли «и»?
Дело в том, что на самом деле знаков там гораздо больше – «jи». Исторически так сложилось, что в великорусском языке сочетание «jи» прояснялось в «и», поскольку j в отечественной артикуляции представляет собою тот же звук «и» с добавлением шума. Я больше того скажу. Когда физиологи изучают образование звука «j» на снимках четко видно, что он распадается на два этапа: образование взрывного участка и артикулирования классического «и». Именно поэтому у нас нет деления на дифтонг «jи» и «и» в фонетике, как это есть, например, в украинском языке: буква «ї» и дифтонг «jи». Но из словообразования-то знак никуда не делся. Мы знаем, что один и тот же аффикс не меняет своей формы и природы в русском языке. Если у нас -к - показатель в существительных лица женского пола в словах, образованных от слов со значением соответствующих имен существительных мужского пола («спортсменка»), то он сохранит свою природу всегда, во всех формах: «спортсменка, спортсменки, спортсменку, спортсменкой, спортсменке». И т.д. Значит, исчезновение «j» в словах типа «армия-армии» - это особенность русского языка, когда однотипные звуки слились, прояснившись в один звук. И это пример того, что русский язык коварен и непрост, каким хочет казаться.