Провинциальный город «Н» отличался в своей области менталитетом модерна, который прививал населению позицию неустанного улучшения бытия через усложнение простейших смыслов. Здесь не просто красили заборы, а «проводили визуальную реновацию ограждающих конструкций», и не просто ждали весну, а «мониторили динамику климатического оптимизма».

​Именно в этом оплоте смысловых нагромождений, в элитном доме с видом на местную администрацию, проживал главный адепт высокой бюрократии — Артур Петрович. Он считал себя истинным человеком Ренессанса. К несчастью для окружающих, Ренессанс в его понимании — это когда ты одновременно и министр культуры в ЖЭКе, и Эсхил на кассовом узле, и великий шансонье в душе. Гены того самого Огурцова из «Карнавальной ночи» мутировали в нём, породив неистребимую жажду «улучшать» реальность с помощью лишних слов и нелепых смыслов.

​День Артура Петровича начался с того, что он вызвал сантехника. Но сантехник нынче пошёл не тот — это был выпускник курсов «Литературного мастерства в быту». Вместо того чтобы просто заменить прокладку, он в бахилах из полиэтиленовых пакетов битый час зачитывал эссе о «метафизике протекающего крана как символе утекающего времени».
​— Вы понимаете, — вещал мастер, любовно поглаживая разводной ключ, — этот свищ — он как крик души в пустыне кафеля...
​— Маэстро! — воскликнул Артур Петрович, чуточку нервничая. — Добавьте больше экспрессии в затягивание гайки! Чтобы в этом движении чувствовалась преемственность поколений и динамика вертикального прогресса!

​К полудню Артур Петрович, занимавший важный пост в Министерстве Согласования Приятных Ощущений, собрал совещание.
​— Товарищи! — гремел он, поправляя галстук, завязанный узлом «Стагнация среднего звена» (три перехвата и мертвая петля в районе кадыка). — Мы не можем допустить, чтобы народ просто ел! Салат оливье — это поэма. Картофель — как фундамент бытия, горошек — как надежды, рассыпанные по тарелке жизни... А майонез должен позиционироваться как «связующая субстанция межпоколенческого единства»!

​Его подчинённые неистово записывали. Референт Петров, бледный юноша с глазами цвета неоплаченного штрафа, поднял руку:
​— Артур Петрович, а если в колбасе обнаружен избыток сои, можем ли мы трактовать это как постмодернистскую иронию над плотью?
​— Отлично, Петров! Пишем: «Колбаса "Ирония бытия": подлинный вкус иллюзий».

​Вечером Артур Петрович отправился на корпоратив. В его шикарном лимузине гремела эстрадная песня: «В самое сердце, на пораженье...». Артур Петрович поморщился от лексической бедности оригинала и тут же набросал в блокноте проект корректировок.
​Приклеив усы и облачившись в бархатный пиджак, он вышел на сцену в образе Артура Пирожкова. Сделав томное лицо, подобающее чиновнику в активном поиске, он запел о «прицельном попадании в левый желудочек с целью полной дестабилизации эмоционального фона».
​— О, нимфа моих грёз! — стонал он в микрофон, принимая позу «уверенного доминирования в рамках правового поля». — Твой взгляд — как несанкционированный митинг в лесопарковой зоне моих сомнений... Я намерен обнулить твои печали и провести комплексную реструктуризацию твоего дефицитного одиночества! Давай осуществим двустороннюю конвергенцию наших тел в регламенте экстатического дискурса!
​Дамы в зале томно вздыхали, фиксируя в своих сознаниях высокий уровень культурного регламента и эстетической целесообразности происходящего.

​Следом на сцену вытолкнули официальных лиц праздника. Пока Дед Мороз, потея под синтетической бородой, монотонно зачитывал по бумажке инструкцию к бенгальским огням: «Осуществляя акт искрения, следует избегать нецелевого разбрызгивания фотонов в лица лиц, не достигших когнитивной зрелости», Снегурочка окончательно потеряла терпение.
​Нанятая по объявлению и имевшая за плечами десять лет ведения свадеб в привокзальных кафе, она не выдержала накала нудятины. Профессиональный инстинкт взял верх над сценарием.
Она выхватила микрофон и, врубив на полную портативную колонку свежий ремикс Анны Асти, зычно крикнула в притихший зал:
​— А теперь, господа бюджетники, включаем режим «полный отрыв»!
Девочки — делаем губки уточкой и залетаем в кадр для сторис, мальчики — встаем в круг и под девизом «Кто не работает, тот ест» исполняем танец маленьких лебедей, зажав между коленями бутылки с игристым! Кто прольет — тот спонсирует продолжение банкета!
Погнали, жаришка пошла!
«Приходи, любимый мой, я с мобильною трубой.
Бабы настоящие любят все входящие»...
Но поняв по остекленевшим глазам Артура Петровича, что её «занесло» не в тот бюджет, она мгновенно осеклась, поправила съехавший набок кокошник и добавила официальным тоном:
​— То есть я хотела сказать... приступаем к реализации дорожной карты по консолидации актива через методы визуального контента и тактильного мониторинга тары!

​Ближе к полуночи Артур Петрович предпринял попытку войти в тесный контакт с секретаршей Леночкой. Прижав её к кулеру в зоне неформального общения, он обдал её ароматом дорогого коньяка и дешёвых метафор.
​— Елена, — прошептал он, опасно сокращая дистанцию в обход всех санитарных норм, — наши биоритмы окончательно вошли в фазу консолидации активов. Позвольте мне осуществить краткосрочный акт вербальной нежности в отношении ваших ланит и зафиксировать протокол намерений нашего окончательного сближения! Я готов предложить вам пакет льготных ласк и внеплановую проверку вашей зоны комфорта! Давайте же перейдём к физическому освоению бюджета нашей страсти без предварительных слушаний!
​Леночка посмотрела на него как на прокисший кефир в министерском буфете и внезапно сорвала с себя маску корпоративной этики, перейдя на густой вологодский говор:
​— Артур Петрович, вы либо по делу глагольте, либо не застите свет-то! Опять взялись мне уши лапшой полировать? У меня от ваших словесов в голове, как в центрифуге — всё так и крутится, а на выходе — пшик один!
Вы свои «активы» в штаны заправьте и дуйте отселя по холодку, пока я вам протокол на физиономии не напечатала!

​Она выпорхнула на мороз. У входа, чихая сизым дымом, притормозила старая «Лада», из окна которой высунулся таксист с усами такой размашистой конфигурации, что они перекрывали обзор в лобовом стекле.
​— Вай, вай, ламази хар!
Зачем на холод мёрзнешь? Садись скорее, сделаем перемещение в пространстве с опережением графика!
​— В реальность вези! — выдохнула она, падая на просиженное сиденье, пахнущее хвоей и чесноком.
​— Э-э-э, дорогая, — таксист игриво подмигнул в зеркало заднего вида, — маршрут в реальность пролегает либо через мой гостеприимный дом, либо через районный отдел ЗАГСа! Поехали, будем шашлык кушать, будем нормальные человеческие подлежащие и сказуемые говорить!
​— Слышь, командир, — отрезала Леночка, мгновенно включив режим «суровой вологжанки». — Ты давай рули молча, не отсвечивай. Я не из тех барышень, чтоб за палку шашлыка тебе тут «конвергенцию» устраивать. Вези по адресу, а то сейчас мигом регламент нарушу!
​— У-у-у, какая тигрица, чистый административный ресурс! — восхитился джигит, срываясь с места с визгом покрышек. — С тебя двести рублей и режим полной тишины в салоне. Погнали!

​Артур Петрович проводил машину взглядом и повернулся к площади. Там красовалось его главное творение — громадный плакат:
​«СИНХРОНИЗАЦИЯ ПРАЗДНИЧНОГО КОНТЕНТА С РЕГЛАМЕНТОМ ЛИЧНОГО СЧАСТЬЯ — ЗАЛОГ НЕУКЛОННОГО РОСТА ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ВВП!»
​Артур Петрович довольно потирал руки. В небе уже зажигались звёзды. Им было плевать на регламенты. Они просто светили — без согласования, без метафор и совершенно бесплатно.