Действующие лица:

Брюнетка
Блондинка
Шатенка
Принц
Гильденстерн
Розенкранц

Сцена первая

Блондинка, Брюнетка и Шатенка

Б л о н д и н к а (томно потягиваясь): Ску-ушна, девки!
Ш а т е н к а: В самом деле, тоска такая, что ноги стынут. Еще немного и с ваших кислых физиономий плесень на стены переползет... Стойте! Слышите? Никак едет кто?
( Стук копыт, затем торопливые шаги. Входит Принц)

П р и н ц (рассеянно): Барышни, Розенкранца не видали?
Б л о н д и н к а: О! (принимает позу)
Ш а т е н к а: Молодой человек, здравствуйте!.. Ну, здравствуйте же, если вы, конечно, достаточно воспитаны, чтобы поздороваться с тремя очаровательными девушками.
П р и н ц: Мое почтение... (оглядывает их, видит Брюнетку и застывает в изумлении)
Ш а т е н к а: Вы ищете Розенкранца? Такой здесь не появлялся, но знаете что... Зачем вам Розенкранц? Можно и с девушками дружить... Возьмите меня, к примеру. Я из хорошей семьи; у меня, как вы уже могли убедиться, безупречное воспитание; я недурна собой, а в иные моменты (если вы, конечно, уже достаточно взрослый, чтобы понять, какие моменты я имею ввиду) я вам могу быть гораздо ближе тысячи Розенкранцев вместе взятых... Молодой человек! Куда вы все время смотрите! Вы, кажется со мной разговариваете!
Б р ю н е т к а: Это он на меня так вылупился.
П р и н ц: Я... я...
Б р ю н е т к а: Красноречиво, ничего не скажешь!
Ш а т е н к а: Подожди, надо помочь юноше. Молодой человек, вы остановились на Розенкранце.
П р и н ц (Брюнетке): Вы... вы... Вы ли это? Я Вас… Я Вам… Я Вам сейчас все расскажу. Вот, слушайте…

(пауза)

Б р ю н е т к а (Шатенке): Я так понимаю, это кода. Парниша закончил, не успев начать. Мило!
Ш а т е н к а: Милен, вечно ты все испортишь. Не видишь разве – молодой человек настраивается. Не все же могут, как ты – с полоборота. Рассказывайте, молодой человек, рассказывайте, я вас слушаю. Кстати, как вас зовут?
П р и н ц (Брюнетке, лихорадочно): Я понимаю, я смешон, но, умоляю, выслушайте. Едва только я отправился в свое томительное путешествие, ваш несравненный образ стал являться мне каждое утро. «Смотри, Розенкранц, - говорил я ему, - как она прекрасна! Утренняя заря меркнет перед ней!» «Ваше высочество, - отвечал он. – Это куст в тумане. Вы бы выпили бульону, не дай бог, простудитесь.» «Но ты, Гильденстерн! – восклицал я. – Неужели и ты не слышишь ее чудесного голоса?» «Слышу, мой принц, - отвечал тот. – Это выпь кричит на болоте.» «Нет, это сорвалась бадья в заброшенной шахте,» - возражал ему Розенкранц. «Нет, выпь!» «Нет, бадья!» Они поспорили и умчались проверять, а я, смертельно раненый вашим печальным образом, уныло поплелся за ними, как осень плетется за летом, и потерял обоих.
Ш а т е н к а: Гильденстерн? Вы сказали, Гильденстерн? Моя бабушка была урожденная Гильденстерн. Ну, теперь вы точно должны осесть здесь, с нами. Все Гильденстерны рано или поздно здесь оседают. Дождемся и вашего.
Б р ю н е т к а: Ты хам и невежа, мальчик! Разве можно мой ангельский голосок спутать с воплем ночной выпи?
Ш а т е н к а: Ты несправедлива к юноше, Милен. Кто знает, может, то была бадья в шахте...
П р и н ц: Простите, я сам не знаю, что говорю. Я весь как в тумане. Я весь горю, я просто опален вашей близостью...
Ш а т е н к а: Милен, отодвинься от молодого человека. Нам только пожара здесь недостает!
П р и н ц: Нет, не двигайтесь! Замрите! Вот так, так, так! Я всего лишь потерял голову от счастья вас видеть. Еще дома я часто спрашивал палача: «Скажи, палач, что чувствует человек, потерявший голову?» «Не знаю, милорд, - отвечал он мне. – Я знаю, как скалится голова, потерявшая туловище, а каково туловищу без головы, это вам, милорд, к Майн Риду.» Но я опять что-то не то говорю! Я проехал полмира ради встречи с вами – один только знак, одна ободряющая улыбка, одно слово – я объеду оставшуюся половину и брошу к вашим ногам все земные сокровища! Один только поцелуй – да что там! – одно только обещание поцелуя! – да нет, просто намек на обещание! – и я счастлив!
Б р ю н е т к а: Да? А пупочек тебе не показать, мальчик мой?
Б л о н д и н к а: О! (переменяет позу)
Ш а т е н к а (в сторону): Неглупо! Очень неглупо.
П р и н ц (в экстазе, сам не понимает, что лепечет): Потом, потом... Божественный пупочек! Островок страсти! Остановись, мгновенье!.. Но все потом... Сначала слово, мой ангел, одно только слово – и это слово...
Б р ю н е т к а: ...и это слово – да пошел ты! Мимо меня таких, как ты, восторженных дурачков проносило – пачками! Меня от вас, интеллигентных придурков, тошнит, давно и прочно.
П р и н ц: О, я несчастный! Я погиб!

Принц убегает

Ш а т е н к а: Не прогоняй юношу, Милен, нам опять станет скучно. Молодой человек, куда же вы? Молодой человек, а как же лошадь? Ушел... Жалко. Надо пойти посмотреть, что за кобыла. (идет за кулису)
Б л о н д и н к а: Класс! Ты это серьезно, Милен?

Брюнетка безразлично пожимает плечами

Ш а т е н к а (возвращается): Ого! Видела бы ты его седло! Все золотом расшито. Интересно, сколько сейчас такое стоит? Милен, круглая ты дура, мальчик-то, похоже, не врет. Принц – не принц, но седло богатое. Аристократическое седло!
Б р ю н е т к а: Что же мне теперь, из-за каждого седла ноги к звездам задирать?
Ш а т е н к а: Ладно, убежал, так убежал. Будем считать, лошадь свою он мне подарил. (За кулису) Цып-цып-цып-цып, иди сюда, моя милая.
Б л о н д и н к а (возмущенно): Почему тебе?
Ш а т е н к а: Ну не тебе же!

Сцена вторая

Те же. Входят Розенкранц с Гильденстерном

Г и л ь д е н с т е р н: И все-таки, то была выпь!
Р о з е н к р а н ц: Не доказано.
Г и л ь д е н с т е р н: Но точно не бадья, согласись. Шахты там и близко не было.
Р о з е н к р а н ц: Не доказано. Могли просто пройти рядом и не заметить.
Ш а т е н к а (Блондинке): А вот и те двое! (Гильденстерну с Розенкранцем) Господа, господа, постойте! Дайте вас разглядеть. Ну, так кто же из вас Гильденстерн?
Р о з е н к р а н ц (толкая в бок Гильденстерна): С утра был я, но, похоже, к вечеру мы опять поменяемся ролями. Спасибо старине Шекспиру – вывел нас такими идиотами, что вечно нас путают. Я ведь его предупреждал: старичок, опомнись, люди будут смеяться. Ведь ты же трагедию пишешь! Не послушал. Упрям был – упаси Господи! (Шатенке) Вы обворожительны! (Брюнетке) Бесподобно! (Блондинке) Сражен наповал! (Гильденстерну) Заметил, как я одним махом закинул удочки сразу в три премиленьких прудика? Ловко, не находишь?
Г и л ь д е н с т е р н: Не нахожу! Ничего ты в женщинах не понимаешь. Бери пример с их сиятельства – они жертву наметили и бьют себе в одну точку, а ты, как незадачливый рыбак, в пустой надежде на скудный улов закидываешь невод в каждую встречную лужу. Смотри, останешься к ужину с одними пиявками.
Ш а т е н к а: Что? Кто пиявка, я пиявка? Хам!
Б л о н д и н к а (переменяет позу, пристально глядя на Гильденстерна): Люблю, когда мужчина намного умнее...
Ш а т е н к а (шипит): Это несложно!
Г и л ь д е н с т е р н (Розенкранцу, победоносно): Ага! Видишь? Вот где настоящая ловкость! Я даже удочку не успел расчехлить, а у меня к ужину уже готов нежнейший карась в сметане. (Блондинке) Я полагаю, излишне пояснять, что нынче вечером...
Б л о н д и н к а (машет на него руками, делано): Ах! Даже не знаю. Так все сложно...

Блондинка с Гильденстерном отходят несколько в сторону от остальных

Ш а т е н к а (вслед): Ца-ца-ца, какие мы вдруг застенчивые! Ца-ца-ца, какие мы вдруг недоступные!
Б л о н д и н к а: Знаю я вас, мужчин, вы чем умнее, тем ветреннее.
Г и л ь д е н с т е р н: Ни в коем случае! Это вам, женщинам, нужно обожание толпы, а для мужчины существует только одна, единственная.
Б л о н д и н к а: О!
Г и л ь д е н с т е р н: Честное слово! Всякий раз одна единственная! Вы еще не видели небо в алмазах? Последний писк. Пойдемте, я вам покажу...

Блондинка и Гильденстерн уходят

Ш а т е н к а (Розенкранцу): А что, любезный Гильденстерн, правду говорят, что наш принц несколько э-э... помешался?
Р о з е н к р а н ц (в сторону): Как, уже и сюда дошло? (Шатенке) Полная чушь!
Ш а т е н к а: А правда, будто бы принц помешался на почве дикой любви?
Р о з е н к р а н ц (в сторону): Однако! (Шатенке) С чего вы взяли?
Ш а т е н к а: Говорят даже, ему по ночам мерещатся призраки и он беседует с покойниками? Вроде бы у него даже есть любимый череп для послеобеденной беседы?
Р о з е н к р а н ц (в сторону): Нет, ну куда смотрит Министерство Пропаганды? (Шатенке) Уверяю вас, принц находится на пике своих умственных и физических способностей.
Ш а т е н к а: И вроде бы, матушка его сразу после похорон мужа, отца принца, выскочила за мужниного брата, дядю принца, не износив и пары траурных башмаков? Да, и еще: верно ли говорят, что государство наше сильно поизносилось и уже немного пованивает?
Р о з е н к р а н ц (возмущенно): Ну, вот это уже полная чушь!
Ш а т е н к а: Ага!
Р о з е н к р а н ц: Что «ага»? Что это за «ага»?Что вы на меня вылупились, как на тень отца Гамлета? (спохватывается) Тьфу, черт!
Ш а т е н к а: Лошадь моя!

Шатенка отходит несколько в сторону

Р о з е н к р а н ц (вслед): Какая лошадь? При чем тут лошадь? Вы, дамочка, сами немножко того... если всему верите, что говорят. Официальные коммюнике надо читать! (Брюнетке, раздраженно) А вам что от меня надо?

Пауза. Молча смотрят друг на друга

Р о з е н к р а н ц (успокаиваясь, про себя): А вот этот прудик очень даже ничего. Говорят, в тихом омуте можно такого наловить! (Брюнетке) Зачем вы кукситесь? В любви счастья не будет.
Б р ю н е т к а (игриво): Разве есть примета?
Р о з е н к р а н ц: О, и навернейшая! Мой друг Гильденстерн утверждает, что любовь легче воздуха; если не давать ей выхода, она вас так переполнит, что вы оторветесь от почвы и воспарите; оно бы и ничего, да вот приземляться потом... Так что мой вам совет – травите, травите помаленьку.
Б р ю н е т к а: Кого травить?
Р о з е н к р а н ц: Любовь. Стравливайте, пока не разорвало.
Тут комплимент примите благосклонно,
Там – не забудьте томный бросить взгляд,
Иного одарите поцелуем,
Иному невзначай откройте ножку –
Вот так, не выше... (слегка поднимает ей юбку)
Я все понял. Послушайте, вы, очевидно, работаете местной наядой.
Б р ю н е т к а: В смысле?
Р о з е н к р а н ц: В смысле – дриадой, русалкой, офелией, нимфой. Вам видней – я не знаю вашего штатного расписания. Вот посмотрите.
Б р ю н е т к а: Куда?
Р о з е н к р а н ц: Да сюда же! Не видите? Ну вот же, вот! Все еще не видите? Просто не хотите видеть! И, естественно, вы понятия не имеете, на что опираетесь.
Б р ю н е т к а: На пол.
Р о з е н к р а н ц: Если бы! На произведение искусства – вот на что вы опираетесь! (Поднимает юбку еще чуть выше) Да знаете ли вы, где место вашим шикарным ножкам? В Лувре! На худой конец, в Эрмитаже.
Б р ю н е т к а: В каком Эрмитаже?
Р о з е н к р а н ц: Ладно, проехали. Музеи – это не по вашей части. Но ножки, ножки! Боже, что за ножки!
Иному невзначай откройте ножку –
Вот так, не выше... (еще приподнимает юбку)
Нет, это невозможно, какая прелесть! Я просто умираю от восторга!
Б р ю н е т к а: Эй, эй, погодите! Сначала закончите, а потом уже умирайте на здоровье. Эй, что это с вами? Зачем вы клонитесь набок?
Р о з е н к р а н ц: Розенкранц, возьми себя в руки! Дыши! Дыши спокойнее! Вот так! Вот, уже лучше. Уже совсем хорошо. Итак, продолжаю:
Иному невзначай откройте ножку –
Вот так, не выше…
(пытается поднять юбку повыше, но бьет себя по рукам)
…на одно мгновенье;
Намеком легким, тенью обещанья –
(еще поднимает юбку)
Не более того. Мужчина
Охотнее домыслит, чем подсмотрит.
(еще поднимает юбку)
Б р ю н е т к а (с хохотком): А что ж вы сами? Подсматриваете?
Р о з е н к р а н ц: О, я – созерцатель.
Б р ю н е т к а (с разочарованием): И только?!
Р о з е н к р а н ц: Мне этого вполне хватает.
Б р ю н е т к а (одергивая юбку): Фу, какой пошляк!

Отходит в сторону от Розенкранца. Тот подходит к ней

Р о з е н к р а н ц: Вы опять кукситесь. Не стоит. К тому же вы меня не совсем поняли. (Ложится у ее ног) Созерцатель – высшая ступень человека действующего.
Б р ю н е т к а: Как это?
Р о з е н к р а н ц: Демонстрирую. (слегка приподнимает ей юбку) Вот сейчас, например, что вы делаете?
Б р ю н е т к а: Ничего.
Р о з е н к р а н ц: Неправда. Вы наблюдаете, как я тащусь от вида ваших ножек. А я что делаю, по-вашему?
Б р ю н е т к а (неуверенно): Тащитесь?
Р о з е н к р а н ц: Это само собой. Но главное – я наблюдаю, как моя рука медленно приподнимает ваш подол. И от этого я тащусь уже экзистенционально!
Б р ю н е т к а: Как?
Р о з е н к р а н ц: Неважно. Суть вы уже поняли – когда я что-нибудь делаю, я прежде всего наблюдаю, как я это делаю, и это делает меня созерцателем. А что делают остальные? Да ничего – они просто делают и все. Ни малейшей степени рефлексии!
Б р ю н е т к а: Ну так и делайте что-нибудь! Продолжайте!
Р о з е н к р а н ц (про себя): Да, перспективный прудик! (Брюнетке) Итак, продолжаю. Мы говорили о том, что любви нельзя давать переполнить наше естество, ее надо понемногу стравливать налево:
Иному невзначай откройте ножку –
Вот так, не выше…
(пытается поднять юбку повыше, но бьет себя по рукам)
…на одно мгновенье;
Намеком легким, тенью обещанья –
(еще поднимает юбку)
Не более того. Мужчина
Охотнее домыслит, чем подсмотрит.
(еще поднимает юбку, но тут же отпускает ее и встает)
В том случае, конечно, если
Есть, чем домысливать. Ему –
Мученье неразгаданности. Вам –
Отрада власти: дать или не дать
Проникнуть выше. Вот вопрос вопросов!
Немного оказать сопротивленье
И – сдаться; покориться, покорив.
Иль, наигравшись вдоволь, оттолкнуть,
Забыть, забыться, упорхнуть, уснуть
И видеть сны о будущем… Тем самым
Невольно облегчив его приход.
Вот в таком духе; травите себе помаленьку – глядишь, и рассосется.
Б р ю н е т к а (с хрипотцой в голосе): Хорошо еще пообещать приоткрыть пупочек. Так?
Р о з е н к р а н ц (в сторону): Клюет! Подсекай, Розенкранц! (Брюнетке) Пупочек – это самое радикальное лечение. (Воровски оглядываясь на Шатенку) Но здесь несколько... не к месту. Не изволите ли пройти вон туда? (уводит Брюнетку к кулисе)
Б р ю н е т к а: Как вам угодно.
Р о з е н к р а н ц: Тогда позвольте еще пару шагов в том же направлении...

Розенкранц уводит Брюнетку

Ш а т е н к а: Итак, судя по тому, с каким упорством все отрицают, принц действительно немного не в себе. Теперь пусть только попробует потребовать лошадь обратно! Да, но достаточно ли он дееспособен? Не будет ли акт дарения впоследствии признан ничтожным? Вот в чем вопрос.