РОМАНТИЧЕСКАЯ ДРАМА В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

МАДИНА — бухгалтер, очаровательная женщина сорока лет.
ЛЕНА — медсестра, подруга Мадины, ровесница.
АПОЛЛОН — отец дочери Мадины, ему сорок пять лет, теперь инвалид.
ПАВЕЛ — мужчина модельной внешности, тридцати пяти лет.
АНАТОЛИЙ — таксист сорока пяти лет.
ПЁТР — безработный сорока пяти лет.
ХУДОЖНИК с Арбата. ПРОХОЖИЕ. ПРОДАВЦЫ. БЕСЕНЯТА.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Квартира Мадины. Обстановка простая, воздушная и светлая, как поле в осенний солнечный день. В прихожей живописным пятном выделяется стеллаж: там висят зонтики, шарфы, стоят сумки разных цветов и размеров; внизу коллекция модной обуви. Цветовые переходы «пятна» насыщенные, но гармоничные. Вешалка. Трюмо с большим зеркалом.

Звонок в дверь, повторный звонок. Далее слышно, как дверь открывается ключом. Входит Лена. На ней поверх длинной юбки и свитера утеплённый жилет, в руках хозяйственная сумка, всё в оттенках хаки. Ботинки на низком каблуке. Одета она со вкусом, но выглядит как-то по-монашески. Из украшений на ней только маленькие серёжки.
Лена снимает верхнюю одежду, устраивает на вешалке. Проходит к столу, вынимает из сумки и кладёт на него ключи и подарочный свёрток. На столе стоит круглый аквариум с золотой рыбкой. Лена садится, достаёт телефон, пытается дозвониться, рассматривает рыбку.

ЛЕНА (озадаченно повторяет ответ). ...Или вне зоны доступа. Странно. (Рыбке). Хвостом, Златовласка, водишь? Красивый хвост. Я зачем тебя подарила? Где твои чудеса?

Ключом открывается дверь, появляется Мадина.

МАДИНА (из дверей). Прости, Леночка, дорогая, всего не учтёшь. Не поверишь, я к тебе прямо из осени!
ЛЕНА. Мадина, звоню, набираю...
МАДИНА (закрыв дверь, не спешит проходить, спиной прислоняется к косяку). Какой день... Сто лет — ничего подобного... Господи, я вся такая счастливая!
ЛЕНА. Кто бы сомневался! С днём рождения, красота ненаглядная! Лучше скажи, куда пропасть умудрилась? Ключи на столе, вот они. Ты телефон случайно не потеряла?
МАДИНА (проверяет). Здесь телефон, в сумке. Где ему быть? Умница телефон, вовремя разрядился. Томишься давно?
ЛЕНА. Пять минут, пустяки. В поликлинике на часок тормознули, потом подарок тебе выбирала. Паковала. На автобусе ехала.
МАДИНА (увидев с порога на столе свёрток, не спеша расстёгивает пальто). Прелесть какая! Что там внутри?
ЛЕНА. То, чего вечно тебе не хватает.
МАДИНА. Мне? Не хватает? Чего? (Смеётся, явно что-то вспомнив.) В жизни не догадаюсь!
ЛЕНА (подхватывает игру, с интересом разглядывает Мадину). Во, даёшь! Да чего тут догадываться? Смейся, смейся… Златовласка корм лопала, как акула. Кверху брюхом не плавала, тебе, наверное, жутики снились. Но пальто, слушай, отпад! Это его в Москве отхватила?
МАДИНА. А то!
ЛЕНА. Покрутись, красота ненаглядная!

Мадина вновь застёгивается и с удовольствием демонстрирует пальто.

Постой. А листья откуда? Ты где была?.. Ты же сказала, на такси едешь!

Мадина, наконец, снимает и вешает пальто на плечики, убирает на вешалку. Задумчиво собирает с него жёлтые берёзовые листья — несколько штук, пару только ей заметных сухих былинок. Она в чёрных лосинах и водолазке, эффектно обтягивающих её округлые стройные формы.

МАДИНА. Надо ж так, прилипли... Вроде, отряхивалась, он мне помогал…
ЛЕНА. Ты... упала, что ли? Кто — он? Ты где берёзу нашла?
МАДИНА. Там был берёзовый лес... Он — таксист, я же такси поймала, чтобы скорее... Упала? Ну да, можно и так сказать.
ЛЕНА (начинает о чём-то догадываться, смотрит на Мадину, словно видит впервые). Так сказать?.. Как его звать?
МАДИНА. Кого?
ЛЕНА. Таксиста этого.
МАДИНА. А я откуда знаю?
ЛЕНА. Мата Хари... Да ты с ума сошла! Что на тебя нашло?
МАДИНА (ходит взад-вперёд по комнате, привычно позволяя себя со всех сторон рассмотреть, но она об этом совсем не думает). Сама не знаю, что происходит. Экшен какой-то... Не успела приехать, в себя прийти — попала на кладбище… Видишь, я в трауре.
ЛЕНА. Какое кладбище?
МАДИНА (низким похолодевшим голосом). Бадалык.
ЛЕНА. Слушай, давай по порядку, а то каша какая-то.
МАДИНА. Действительно, лучше уж по порядку. Началось… Да нет, ничего... Я просто устала. Отпуск отгуляла в июле, всё складывалось как нельзя лучше… (О чём-то задумывается.)
ЛЕНА. И что случилось?
МАДИНА (словно тему решила переменить, говорит быстро). Такое чувство, что дни отнимает кто-то: одна бухгалтерия, сплошной головняк. Последнее время проверка шла за проверкой, еле угомонились. А тут крем вечерний беру... Так ведь только что утренний был! Выходит, кончился день, как не было, провалился!
ЛЕНА (иронично). День? Жизнь!
МАДИНА (энергично). Не списывай. За жизнь я ещё поборюсь.
ЛЕНА. Да… С тебя станется, ты и в гробу ногой дёрнешь.

Лена берёт в руки подарок, намереваясь к слову его вручить, но Мадина увлечена рассказом, и Лена вновь кладёт свёрток на стол, за аквариум.

МАДИНА. Дойдём до гробов… Не спеши. Я решила — надо срочно сбежать, развеяться, отдыхать-то нескоро получится. Старый проверенный способ: отыскала семинар аудиторский, сдала отчёт и махнула в столицу. Вроде как подарок от фирмы за битвы, да и ко дню рождения. (Подходит к зеркалу, снимает небольшие серёжки, тоненькую цепочку и с удовольствием надевает жемчужные бусы, серьги, перстень. Мечтательно.) Сегодня ночью на балконе Москву вспоминала… Последний день, самый счастливый — специально свободным оставила — побродить, в магазины зайти, может, сходить в музей или театр. Сначала пальто купила: увидела, примерила... Не смогла себе отказать. Правда, красивое?
ЛЕНА. Да... пальто шикарное.
МАДИНА. Так вот, купила пальто, поклажу в гостиницу занесла и решила по Москве прогуляться: по тротуару не иду — танцую. Всем пальто показываю, в витринах себе улыбаюсь, и прямиком на Арбат — люблю с художниками пообщаться, картины посмотреть, об искусстве поговорить.

Арбат. Художник, обставленный картинами, рисует что-то своё. Мадина проходит туда, сюда. Художник заглядывается на Мадину, мурлыча классический романс.

ХУДОЖНИК (Мадине, с чувством). За вами шлейф очарования на километр, я успел в нём запутаться!
МАДИНА (останавливается, рассматривает его картины). Старайтесь поаккуратней.
ХУДОЖНИК. Какой образ... Танец природы... Поверьте художнику — смотритесь потрясающе! Давно не встречал такой нежной улыбки. (Снимает рисунок и укрепляет новый лист.) Найдётся у вас полчаса во имя вечности и красоты?
МАДИНА. Я никуда не спешу, но... Спасибо, портрет в мои планы не умещается.
ХУДОЖНИК (вальяжно). Не обманывайте себя. Любой женщине нужен портрет. Необходим, как помада. Увы, нас поглотил век опрощения, а вот моя бабушка… (Многозначительная пауза. Продолжает с интригой.) От неё уцелел только один портрет. Подарок отца к первому балу. Миниатюра. Эмалевый портрет в золотом медальоне. Теперь семейная реликвия. Это надо видеть! Потрясающая вещица…
МАДИНА (понимая, куда он клонит, смеётся). Нет, нет, спасибо, у меня нет таких денег!
ХУДОЖНИК. Деньги ещё не всё. (Художник меняет интонацию с игривой на серьёзную.) Но какие-то деньги всегда ведь есть?! Графика, карандаш. Очень недорого. Нам хватит тридцать минут. (Кинул взгляд на прохожих, кого-то увидел и вновь игриво.) Во мне проснулся кураж, требует выхода! У вас, чувствую, сегодня особенный день?
МАДИНА. Ничего особенного. Утром улетаю домой.
ХУДОЖНИК. Тем более. Портрет от столичного художника. С Арбата.
МАДИНА. Спасибо. Я крепко потратилась. Надо ещё с гостиницей рассчитаться.
ХУДОЖНИК. Нет, нет, ни за что! Не могу вас отпустить! Буду писать ради искусства! (Делает набросок, поглядывая на заинтересованного мужчину неподалёку.)
МАДИНА. Хорошо. (Достаёт кошелёк, перебирает купюры, показывает одну, небольшого достоинства.) На самом деле, всё, что могу. Даже из любви к искусству.
ХУДОЖНИК (кивает, громко). Такие счастливые женщины встречаются раз в столетие. Повезло, как не знаю, кому...
МАДИНА (встаёт, чтобы позировать). Ой, насмешили! Пишите, если вам хочется. Поймали на лесть!

Мимо проходит стильный мужчина. Туда, обратно. Мадина, счастливая, смотрит поверх улицы, о чём-то мечтает. Мужчина уходит и скоро возвращается с букетом роз. Останавливается неподалёку и ждёт, когда она его заметит. Она замечает и улыбается — у неё прекрасное настроение. Он с улыбкой шагает к ней.

ПАВЕЛ. Здравствуйте! Позвольте представиться: ценитель прекрасного, Павел. (Галантно склоняет голову, подаёт букет, кивает художнику, мол, всё в порядке, рисуй.)
МАДИНА (принимает букет, глаза сияют). Спасибо! Мадина.
ХУДОЖНИК (не может удержаться от комментария). Какое пленительное имя… (Встрепенувшись на миг, со рвением продолжает работу.)
ПАВЕЛ. Погода сегодня на зависть: неделю нас заливали дожди...
МАДИНА (искренне, живо). Да, стою и небом любуюсь: отмыто, начищено. Белое, синее, золотое. Осеннее! Хотя осень в Москве в это время почти незаметна. Не то, что у нас. Но дождь тоже мне нравится. Звук дождя о зонтик всегда особенный — небо стучится, что-то хочет сказать. А ещё в столице люблю прохожих разглядывать: в каждом — история, тайна, мечта, любовь и то, от чего не сбежишь...
ПАВЕЛ. Вы, наверное, любите читать?
МАДИНА. Читать? Люблю. Но гораздо больше люблю гулять, особенно на природе, особенно ночью.
ПАВЕЛ. А где вы ночью гуляете?
МАДИНА (размеренно, наслаждаясь образами). На даче. Под звёздами. У нас там спокойно, а звёзды размером с блюдца, в лучах утопают. Беру соседского пса, идём с ним на озеро. Птицы ночные поют. Если тучи, нет звёзд — луна такая огромная, что можно рассматривать, как картинку в журнале. В такую погоду летом купаться — самое наслаждение: вода — молоко парное, за день прогрелась, ночью тучи не дали остыть. В воду заходишь: тело в тёмной воде белеет, дневная муть отстоялась. Идёшь по тёплому дну на глубину, ступни слегка проседают, как по мату идёшь. Помните, были такие в школе? Чёрные, грубой кожей покрытые. А там, глубже, вода попрохладней, живая, приятная… Если остановиться, стоять, мальки наплывают, ноги клюют... Ах, ничего нет блаженнее — плавать, плавать и плавать, всё позабыв...
ПАВЕЛ. Как я вас понимаю... Где лежит этот рай?
МАДИНА. Я живу в Красноярске, а дача неподалёку от города, на электричке меньше часа езды.
ПАВЕЛ. Наверное, плаваете хорошо?
МАДИНА. Не сказала бы, но воды не боюсь — я в ней неизменно всплываю. (Смеётся, намекая на свою упитанность, которая, впрочем, ей нравится.)
ПАВЕЛ. А зимой, в прорубь, ныряете?
МАДИНА. Ой, нет, ни за что! Я теплолюбива. Вот из баньки выскочить в снег, это — пожалуйста. И назад, на полок, поддать кипятка, и веничком, веничком — берёзовым! А то пихтовым, свежим, сегодня из леса! Пихты у нас вдоль дороги растут. На краю моего участка две огромных берёзы. Там, в старом дупле, горихвостка гнездится, всё лето поёт. А осенью у меня свой листопад. В лопухах за околицей круглый год щеглы распевают. (Спохватывается.) Боже!.. О чём мы с вами здесь, в Москве, говорим?!
ПАВЕЛ. О хорошем. Приятном. О самом святом — о родине, о России. Имение. Лес. Прогулки под звёздами. Чудесное совпадение: у меня в тему два билета на вечерний спектакль. Классика. Смело, по-современному. По пути есть небольшой ресторанчик русской кухни. Борщ, тельное. Подают осетрину, блины с икрой. Сбитень отменный, клюквенный кисель ...ммм густой! На травах чаи всевозможные. На десерт мороженое из деревенских сливок. Можно немного прогуляться, потом зайти пообедать.
МАДИНА. С удовольствием!
ПАВЕЛ. Приятно познакомиться с дамой, не обременённой унылой диетой.
МАДИНА. Зачем диета, когда приглашают так вкусно!
ПАВЕЛ. И арт-блиц, кажется, завершён. Что получилось?..

Павел и Мадина смотрят на рисунок.

Неплохо.
МАДИНА (без кокетства). Я... на самом деле такая красивая?
ПАВЕЛ. Мадина... Суриков вас бы писал! Если мне память не изменяет, он ваш земляк?
МАДИНА. Ваша память — образец добродетели.

Павел рассчитывается. Довольный художник скручивает и упаковывает портрет, вручает его Павлу. Павел с Мадиной уходят.

Ночь. Мадина с Павлом гуляют, направляясь к гостинице.

ПАВЕЛ. Почему вы выбрали именно Астрова?
МАДИНА. Все артисты понравились, все прекрасно играли. Но Астров мне ближе: я лес так же люблю, за лес Астрова и люблю, за преданность лесу. За его слова про одежду, душу и мысли — всё должно быть прекрасно. Спасибо вам за цветы: сколько в этом восторга — цветы подарить артисту!
ПАВЕЛ. А сам спектакль? Что о нём скажете?
МАДИНА. Сумасшедшее прочтение «Дяди Вани», на первый взгляд невозможное, настолько режиссёр увидел не то, что помню со школы, а помню тоску и вдребезги разбитую жизнь. Наверное, я бы тоже так эту пьесу увидела, только так её видеть никто не учил. Теперь знаю, что можно. Ну кто бы подумал, они в постановке этой не чахли, как мухи под зиму, а почти радостно жить продолжали! Казалось бы, беспросвет, а они — небо в алмазах увидели! И веришь ведь им, что небо — в алмазах! Режиссёру спасибо, и вам за приглашение — я окончательно поняла, что живу правильно. А как сомневалась... Правильно, что не стала ни молодость свою глушить, ни чувство, какое ни есть, живое. Всю себя, счастливую, сохранила. Жила и жить продолжаю!
ПАВЕЛ. Завидую вам по-хорошему. Мне бы такую смелость.
МАДИНА. А вы чем занимаетесь?
ПАВЕЛ (после паузы). Специализируюсь. В области... представительских услуг.
МАДИНА. Да?!
ПАВЕЛ. Это нисколько не интересно.
МАДИНА. Ну и бог с ними. (Пауза. Живо.) Завтра уже домой возвращаюсь! В самую осень! Всегда рвусь домой, в другом месте жить никогда не хотелось — может, это на уровень счастья влияет? Все морем бредят, я тоже море люблю, но наше озеро и тайга мне роднее. Как Астрову. На море всегда можно поехать, ведь правда? Зато обратно есть, вернуться куда!
ПАВЕЛ (романтично, певуче). Вот иду я с вами, Мадина... Огни… Ярче, чем днём, а кажется мне, что по тёмному лесу иду… Но может, потому что вы рядом, кажется мне, что-то вдали сверкнуло, что-то там блеснуло неясное, лишь пробивается. И теперь я огонёк этот из виду не потеряю. (Из проезжающей машины слышны звуки вальса. Павел подхватывает Мадину — она мгновенно отзывается, они успевают сделать несколько поворотов, пока звучит музыка. Останавливаются, благодарят друг друга поклонами, как на балу. Счастливые, идут дальше.) Как здорово, что меня понесло на Арбат! Именно в день, когда и вы туда заглянули, выдался выходной. (Мечтательно.) Этот день мы с вами не упустили. Вы уезжаете, а мне почему-то кажется, навсегда остаётесь. Как сказал поэт…
МАДИНА. Мне нравится, что вы больны не мной. Мне нравится, что я больна не вами.
ПАВЕЛ. Да, именно так.
МАДИНА. Я тоже свободолюбива. (Пауза.) Вот это да… Почти два часа ночи! И никакой усталости! Вот и моя гостиница. (Немного с грустью.) В пять уезжаю. Вещи собраны, такси с утра заказала, даже соснуть успею пару часов, потом досплю в самолёте.
ПАВЕЛ (поцеловав Мадине руку). Вы позволите ваш портрет? На память.
МАДИНА. А что объясните супруге?
ПАВЕЛ. Скажу, купил на Арбате. Мимо пройти не смог: женщина на портрете как обещание счастья — модель художника вдохновила. Завтра же, вернее, сегодня, обрамлю и повешу у себя в кабинете. Там, где читаю Чехова.
МАДИНА. Я тоже вас не забуду. Было очень, очень приятно этот день провести вдвоём.
ПАВЕЛ. Вот визитка. Всегда можете мне написать.
МАДИНА. Спасибо! Только не обижайтесь, писать я не буду. Не хочу вас обманывать: не вишу в интернете, и так весь день за экраном. Не обессудьте. (Вырвалось наружу.) Любовь-тоску недоступную не развожу. (Вновь радостно, похоже, она нашла решение затруднительной ситуации.) Мне гулять нравится, в живую общаться! Но день рождения и телефон вам — пожалуйста. Если вспомните этот день и появится желание поздравить — буду вам рада.
ПАВЕЛ. Жаль, что вам пора уезжать.
МАДИНА (записывает дату и номер). Да, жаль…

Квартира Мадины. Мадина с Леной продолжают разговор.

МАДИНА (со вздохом). Потрясающий мужчина. Ему тридцать пять. Мы были вместе двенадцать часов, и ни минуты нам не было скучно. Я под большим впечатлением. Да, жаль...
ЛЕНА. Постой, так до пяти-то утра сколько времени оставалось?!
МАДИНА. Ты с ума сошла! Я человека вижу впервые! Конечно, он мне понравился — начитанный, интеллигентный. Но мне хотя бы пару деньков пообщаться, привыкнуть...
ЛЕНА. Пару деньков?! А листья откуда?!
МАДИНА. Листья?.. Так, кладбище...
ЛЕНА. Мадина, что ты несёшь?! С тобой всё в порядке?
МАДИНА. Спокойно. Со мной всё в порядке, во всяком случае, я на это надеюсь. Дорасскажу и ты всё поймёшь.
ЛЕНА. Ничего не понимаю…
МАДИНА. Сама мало что понимаю. Может, я ненормальная... Давно за собой заметила. Если с кем-то беда, я впадаю… Не знаю, почему так случается… Если с кем-то беда, я... лихорадочно счастлива, потому что живая!
(Экзальтированно.) Будто открылся сим-сим, только я не в пещере, но всё будто заново: любой цветочек и камушек разве только не светятся! Чего не коснусь, даже кофты заношенной — кажется, струн чудесных касаюсь, и всюду музыка, запахи, свет!.. Даже уют привычного одеяла кажется райским: не постель — колыбель! И я — то в неге тону, то взахлёб... Сплошная симфония радости...
ЛЕНА (озадаченно). Радости...
МАДИНА (после паузы стремительно впадает в другое состояние, почти в истерику). Это был ад какой-то… Не знаю, переживёт ли Луиза, сможет ли... Не представляю… Ведь не война! Не должны ни с того ни с сего гибнуть дети! Джулии было семнадцать, на иняз поступила. Ну почему, почему жизнь бывает такой беспощадной? И — к кому…
ЛЕНА (говорит со знанием дела). Конечно, здесь не война. На войне тоже не привыкаешь. К этому невозможно привыкнуть. Давай-ка, тебе накапаю, давай, успокойся.

Встаёт, достаёт из сумки пузырёк, готовит лекарство. Мадина выпивает полстакана воды, вытирает выступившие слёзы, успокаивается, продолжает рассказ.

МАДИНА. Я только открыла дверь, чемодан неразобранный у порога — звонок. Каким образом голос Луизы узнала, соседки по даче, понять не могу — чужой, глухой, как из склепа. Наверное, потому что она больше на английском что-то (Мадина заговаривается) пытать передалась. Я английский ни в зуб ногой, немецкий учила, и его бы не поняла. Разобрала лишь «Жули, Жули». Ну, думаю, авария какая, мало ли в городе, или вдруг потерялась, пропала куда. А Луиза телефон опустила, слышу — стон, нечеловеческий просто… И тут до меня дошло — всё... И в этот миг... это было какое-то превращение, меня как подменили — тело исчезло: телефон в руке, не знаю, держу не держу — не чувствую. Что говорю, если вообще говорю — себя не слышу, во мне и вокруг какая-то вата... И где я?..
(Пауза. Мадина несколько успокоилась.) Луизе было за сорок, когда она, я так поняла, инсеминацию сделала в клинике заграничной, ребёночка родила. Джулия — Юля — Жюли, рыженький ангелочек, я видела детские фотографии — прелесть, англосаксонская кровь. Луиза и не скрывала, что живёт ради дочери. На трёх работах крутилась, но за здоровьем, за внешним видом крепко следила: она преподаватель английского — ученики, богатые их родители, да и дочке старухой быть не хотелось. Всё для Жюли: языки, воспитание, путешествия. Вдвоём пол Европы объехали. И вдруг жуть какая-то… Пламя, огонь… Откуда? С чего? Во сне не привидится... Девочка ночью с друзьями гибнет на Луизиной даче. Вроде, справляли день рождения какого-то мальчика. По версии, задохнулись угарным газом, случился пожар. Никто не выжил — четыре закрытых гроба рядом легли. От дачи — фундамент в золе, я вчера поехала, не удержалась, не могла поверить, думала, то ли мне показалось, может, глюки от моих заморочек, то ли Луиза мозгами тронулась.
...Сегодня днём хоронили. Луизу — в больницу, прямиком с кладбища. Идти не могла, к гробу вели. Не узнать, так она изменилась — японский хоррор. Я не хотела ехать, такое совпадение, совсем не хотела — поехала… Но Луиза, похоже, никого не узнавала. Там вся кафедра собралась, родственники детей, со школы выпускники. Сколько горя… Пожилых людей так не хоронят...
А я сама, представляешь, как ненормальная, в эйфории... Так жить хочется, аж колотит меня и трясёт! С кладбища повезли на поминки. Не помню, что-то ела, пила, и с аппетитом. Тут твой звонок. Отлично, думаю, значит, так надо, и пусть оно движется. (Пауза. Мадина переключается на другое воспоминание. Открывает окно.)
Ночью с балкона на огни городские смотрела, а в глазах Павел с розами своими стоит, мне улыбается — оба счастливые, встретились только-только, друг другом не налюбуемся. Да, вижу кольцо обручальное, брильянтик горит огоньком... В руке свежий букет, чайные розы на солнце края обжигают… Откуда он знал, что люблю именно чайные? Вспоминаю парнишку, фантазии сносят, успела немного влюбиться — такой романтичный... Мне чудились галереи, театры, балы... Кареты, поездки верхом… Романсы, книги, стихи... Ах, да что говорить!..
(Пауза. Вновь взволнованная интонация, но интонирование иное.) С поминок вышла как оглушённая. Вспомнила, день рождения у меня! И это кашпо... У таксиста кашпо такое же… В салоне чуть ощутимый аромат схожий, такой был у Павла, я как вдохнула, так и нахлынуло. А он сам ничего, толковый мужик. Говорю: сейчас бы за город — лес, наверное, очень красивый. Оглянуться не успела — мы за городом. Из машины выхожу: воздух, как тёплое море, волнами катит. Поле, стога, трава с листьями золотыми намешана… Меня какая-то безмерная любовь подхватила... Неподалёку берёзы зелёные, жёлтые наполовину, солнце садится — они хризолитами светятся. Я к ним, как на зов, листочки — навстречу… Отключилась, а дальше... Да хорошо было дальше... Как во сне, такое, может, раз в жизни случается: в осени растворилась, в природе, в любви... Мистерия сумасшедшая, и я как богиня... Вижу, он сам не верит тому, что случилось. Конечно, телефон пытался просить, да мне ни к чему: на улице его тормознула.
ЛЕНА (после паузы). Это всё... было сегодня?
МАДИНА. Конечно.
ЛЕНА. Ну, ты даёшь…
МАДИНА (спохватывается). Мы с тобой, как всегда, заговорились. Так... Тебя могу накормить, сама есть не буду, да и ночь близится. В холодильнике сыр, фрукты, вино — купила заранее. Впрочем, и по конфетке не помешает. Хочешь, оставайся, вместе чуток посидим. Закажешь такси, ты-то без приключений домой доберёшься.
ЛЕНА. Да уж…

Женщины сервируют небольшой праздничный стол и располагаются.

МАДИНА. А то до утра оставайся — на диванчике переночуешь.
ЛЕНА. Спасибо, я дома люблю ночевать, но поболтать поболтаю — не так уж часто мы и встречаемся.
МАДИНА. Предлагаю выпить за счастье, за то, как это здорово — жить! Может, мне повезло с этим родиться, но жизнь для меня, ни на что не взирая — дар!
ЛЕНА. Тебе, действительно, повезло. А для меня жизнь вроде полосы препятствий, за которой, может быть, я не знаю, счастье, а может не быть. Но полосу надо пройти — никто не освобождает. Моя странность другого рода.
МАДИНА. Послушаем!..
ЛЕНА. Мне радость притворством всегда была. Прям наказание божие — ликовать. Все силы берёт, настолько мне сложно себя вымучивать — никогда не смогла бы на сцене работать. А рядом с тобой легко: не надо прикидываться, ты — настоящая. Мадина, ты пей за счастье, а я — за тебя.
МАДИНА. Нет-нет, я тоже пью и за счастье, и за тебя! Только в счастье надо сильно-сильно поверить. Уж, пожалуйста, постарайся! Учись у меня!

Женщины немного пригубили вино, продолжают разговор.

ЛЕНА. Мадина, мне так приятно тебя по имени называть: красивое, редкое. Откуда такое?
МАДИНА. Никто не знает, откуда мама его взяла — в родне не замечено. Скорее всего, где-то случайно услышала, ей понравилось. Может, где-то там, далеко-далеко, много-много Мадин… А здесь я такая одна!
ЛЕНА. А с отчеством как звучит?
МАДИНА. Мадина Владимировна. По дедушке у меня отчество.
ЛЕНА. Музыкальное имя. А твою дочь, напомни, как величают?
МАДИНА. Виктория Аполлоновна.
ЛЕНА (удивлённо). Вот как?.. Ты что, начиталась мифов?
МАДИНА. Её отца Аполлоном звали.
ЛЕНА (крайне удивлена). Антично… А где он?
МАДИНА. Пропал. Неожиданно. Так же, как появился. Бесследно исчез. Мне было пятнадцать. До сих пор жду возрождения. Смеюсь, конечно. Ничего я не жду. Просто жизни радуюсь. Что имею, тому и радуюсь.
ЛЕНА. Ты его вспоминаешь?
МАДИНА. Его давно нет. Он в прошлом, даже если где-то живой.
ЛЕНА. А ты как, в пятнадцать, рожать решилась?
МАДИНА. Кто бы спрашивал... Жизнь так обернулась. Очнулась через полгода. Зима. Одеть нечего — курточка на животе не застёгивается, прореху шарфиком прикрываю. Но самое страшное не это. Вдруг поняла: не придёт. Был и сплыл. Почему — не знаю. А на меня в общежитии косятся. Мест нет, никому не охота жить в комнате с пищащим младенцем. И злорадствуют. Завидуют за Поля, даже несмотря на то, что его уже нет, а я с животом.
ЛЕНА. Почему сразу аборт не сделала?
МАДИНА. Что ты! Какой аборт? Это как Поля убить! Я же его любила! Я и ребёнка в животе, как его, любила. Только стипендия в училище — крохи, даже пелёнок не купишь. Собрала по общаге, у кого что нашлось. Старалась не думать о завтрашнем дне, ребёночка не беспокоить, мне так хотелось, чтобы он был такой же хорошенький, как Поль! Странно, я за время беременности только расцветала. Что там за токсикоз — знать не знаю. Сначала думала, появится Поль — я должна быть красивой. А появился Фёдор Михайлович.
ЛЕНА. Это кто?
МАДИНА. На остановке у общежития ко мне подошёл. Оказывается, заметил давно. Расспросил, я всё ему рассказала. А что скрывать? Какой смысл? Может, во мне жила надежда, что всё как-то устроится, только как — даже в голову не приходило.
Он снял квартиру, там меня поселил. Помог всё купить для ребёночка, из роддома забрал. Семь лет ко мне приходил, а потом эту квартиру купил, вроде как мне приданое, образование помог получить. Хороший человек.
ЛЕНА. А ему почему ребёнка не родила?
МАДИНА. У него своих трое. Плюс огромный строительный трест. Он ко мне, как в другую жизнь, приезжал.

С улицы приглушённо, но различимо звучит шлягер времён Афганской войны из какого-то автомобиля.

ЛЕНА. Мадина... Ладно, это я забыть не могу, это выше моих сил… Последний день так и стоит… Помню, полынь… Такая пряная — хлорку перебивала. Цикады осатанели, кажется, в ушах голосили... Мы, считай, плечом к плечу три года отвоевали... Но ты-то своего давно ведь списала, ты-то замуж когда пойдёшь?
МАДИНА (чуть захмелела от вина, подошла к открытому окну, смотрит на улицу). Я тебя понимаю… Я бы такого, как твой Серёжа, тоже забыть не могла. (Машина отъехала вместе с песней и темой. Пауза.) Леночка, милая… Скажи, мне — зачем штаны на диване? Они, когда любовники, всегда лучше всех, ну, или почти всегда. Мне — жить радостью пот с чьей-то спины вытирать? Воду для ног проверять на локоть? Угождать?! (Тут Мадина взволновалась, поставила бокал на подоконник и, поворачиваясь к Лене, смахнула его за окно.) Вот чёрт, только посуду сегодня не била! Ладно, пусть будет к счастью. Я же вижу, им нравится быть со мной, но они не хотят знать, что тут у меня (прижала руку к груди) творится, им надо не это.
ЛЕНА (соглашаясь). Не это...
МАДИНА. Так что сделал дело своё мужское, комплиментов наговорил, от меня комплиментов наслушался и отчалил. Ну, не встречала больше мужчину, чтобы всегда, всегда вместе хотелось быть, ну, или почти всегда, я не настаиваю, одиночество тоже необходимо.
ЛЕНА. Думаешь, уже… всё, никогда-никогда?
МАДИНА (достаёт новый бокал, по пути говорит). Вообще не загадываю. Влюбляюсь привычно, но это только влюблённость, та, от которой флёр, дымный мираж, корабли в пустыне. Зато легко и красиво, давно поняла, мужики именно так и влюбляются. Я тоже всех их люблю, пока... (Вновь наливает вино.) В общем, их проблемы мне не нужны. Как и мои — им, это подавно. А любовь, это когда с потрохами, не разделяя ни радость, ни боль, когда друг другу — любыми, до последнего зуба больного, до не знаю чего. Это — любовь, это я понимаю. И не путаю. (Утверждающе.) Ни-ког-да. Жизнь — слишком короткая штука. Недолго живём, чтобы путать.
ЛЕНА. И тебе всегда удаётся избежать, как ты говоришь, проблемной стороны отношений?
МАДИНА. Во всяком случае, сильно стараюсь. Сразу всё по местам: я не жилетка и нюни мне ни к чему — только радость. Сама тоже не жалуюсь.
ЛЕНА. Нет, не увиливай. Ведь нельзя же человека насквозь, как рентген, увидеть.
МАДИНА. Нельзя. Но я стараюсь почувствовать.
ЛЕНА. Удаётся?
МАДИНА. Люди закрыты, это я как на ладони, такая уж уродилась. Может, бог меня бережёт?
ЛЕНА. Мадина, мне кажется, ты рисково играешь. Вот, сегодня...
МАДИНА (недовольно). Лена, давай не будем о том, что быть только может. Уголовные сводки я не читаю, фильмы с маньяками не смотрю, страхи гоню подальше. Всего, согласна, не предусмотришь, но я полагаюсь на жизнь, на то, что она меня любит. И буду радоваться, пока есть для этого повод. Сама живая-здоровая, у Вики всё хорошо — и это прекрасный повод. Для тебя, кстати, тоже. Ведь мы с тобой не просто подруги, выходит. Ты же Виктору тётка?
ЛЕНА. Ой… (машет рукой) двоюродная... Мы с тобой свойственницы, только дальние. Так довольна, что не поленилась, на свадьбу пришла — не люблю шумных праздников. Это всё Витя с Викой придумали. Витя рыбку купить надоумил. Сказал, что для Вики, что будет оригинально. Действительно, оригинально: знали, что рыбка тебе останется, они ведь аквариум с собой не потащат. А ты любишь командировки, на даче жить — рыбку кому-то кормить придётся, вот и подружимся. Но мне, хитрец, ничего не сказал. В общем, здорово, что аквариум притащила и с тобой познакомилась. Жить стало поинтересней.
МАДИНА. А у тебя безразличие к жизни откуда? С каких пор началось? Афган?..
ЛЕНА. Афган... Мне после Афгана жить, как раз, где-то полегче. Такого напряга, как там, здесь не водится. Может, для того туда и поехала. По крайней мере, теперь доживаю спокойней.
МАДИНА. Доживаешь? Она доживает! Лет-то тебе, скажи, сколько?
ЛЕНА. Сорок, как и тебе.
МАДИНА. И ты — доживаешь? Ты, вообще, как на войну попала?
ЛЕНА. За Серёжей поехала. Он в Афган — от любви. Жену и простить не мог, и оставить, как приворожила, хоть к бабке иди. Война ему подвернулась. Он — туда, войсковым врачом. Я только-только медучилище закончила, он у нас хирургию преподавал. Следом рванула, ни на что не надеялась, ему в училище было не до меня. А мне бы поближе. Но поближе получалось, лишь когда возвращался, в палату к своим бойцам заходил. Капля камень точит. Заметил… Господи, какое настало время! Вокруг ампутации, боль, а у нас любовь сумасшедшая, как нашло на него, через меня прорвалось. Он уходит с ротой, я работаю сутками, но ведь счастливая! Счастливая! Три года почти счастливая! (Забормотала.) Пока Серёжа... не подорвался... (Справилась с собой, выровняла голос.) У меня выкидыш. Не удержала... Но о ребёнке нисколько не думала — мне нужен был только Серёжа. Потом в Афгане остаться хотела — война кончилась. Вернулась, и в какой-то момент поняла, что войны больше нет. Хирургию бросила сразу. Хотя, как сразу? Сколько лет прошло... Процедуры, перевязки, уколы — всё это делать могу на ощупь. Поликлиника — самое мне теперь место: тихо, спокойно. Так и жила ощупью, пока на свадьбе тебя не встретила. Вот, рядом с тобой оживаю. (С иронией.) Кстати, почему ты в штанах?
МАДИНА. Как на зло, колготки последние зацепила. И денег, зараза, нет. Все спустила в Москве, жду получки. Вот и хожу пока только в штанах.
ЛЕНА (осторожно). А мужчины? У них же достаточно денег! Тебе стоит лишь позвонить.
МАДИНА. Вот ещё! Я со всеми приятными мне мужчинами в прекрасных отношениях, потому что от них — лишь цветы и подарки. Сама никогда не навязываюсь — вот ещё! Пускай в отпуск везут, в театр приглашают, вино приносят, фрукты-продукты, если хотят, но деньги — исключено! (Неожиданно восклицает.) Лена! Прости, увлеклась, чуть не забыла: я же сумку, сумку тебе привезла! Как увидела, так сразу и поняла: она тебя сказочно преобразит! (Мадина идёт за сумкой.)
ЛЕНА (рассуждает вслед, громко, удивлённо). Сказочно преобразит?.. Ты даришь сумку или котомку волшебную?
МАДИНА. Котомка?.. Пускай будет так — котомка, только модерн. Дарю котомку с твоими желаниями — отныне ты знаешь, откуда их вынимать.

Мадина вручает сумку Лене.

ЛЕНА. Знаю? Ничего я не знаю! (Недоверчиво смотрит на сумку, потом заглядывает внутрь, открывает карманы. Притворно-обиженно.) Она совершенно пустая! Где же мои желания!?
МАДИНА. В себя загляни!
ЛЕНА. Легко сказать.
МАДИНА. Ничего, захочешь — заглянешь.
ЛЕНА. Так вот, оказывается, чего я хочу!
МАДИНА. Ну, наконец-то, путь открылся к себе!
ЛЕНА. Ничего не открылся! Котомка, выходит, есть, а... инструкция? Где, скажите на милость, инструкция? Ты её, случаем, не потеряла?
МАДИНА. Ага, утаила, припрятала для себя.
ЛЕНА. Шутки шутками, но как узнать, чего я на самом деле хочу? Ты как узнаёшь?
МАДИНА. Как?… Очень просто...
ЛЕНА. Поподробней, отсюда, пожалуйста.
МАДИНА. Ой… Этого не объяснишь, тут надо самой... Тут, главное, не противиться. Ну, ты же поехала за Серёжей, хотя он не звал? Тут что-то похожее.
ЛЕНА (другим голосом). За Серёжей… Я сильно хотела. Иначе не было смысла жить.
МАДИНА. Вот видишь, тебе тоже это известно. Хотя у тебя, понятно, была любовь. В ней только мертвец ни на что не способен.
ЛЕНА. Да… Это была любовь…
МАДИНА. Любовь любовью, но жизнь — вот что главное! Жизнь, а не дожитие! В общем, я не гуру, пудрить тебе мозги не собираюсь, главное, теперь у тебя — котомка желаний, а дальше сама. Тут, наверное, никто не подскажет, да и что тебе чей-то совет? Хоть один человек в нормальном уме посоветовал бы молоденькой девушке рвануть на войну, хотя бы и за любимым? По-хорошему, войны тебе только и не хватало...
ЛЕНА (встрепенувшись). А я тебе, красота ненаглядная, чулки подарила — три упаковки, шикарные, разные!
МАДИНА (очень довольна, хлопает в ладоши). Ой, спасибо, спасибо! Чулки — вот чего вечно мне не хватает! Чулки! Чулки!

Лена передаёт подарок. Мадина распаковывает свёрток, выбирает чулки, уходит переодеться.
Лена недоумённо смотрит на новую сумку, походит к зеркалу — сумка совершенно не подходит к её платью. Тогда Лена выбирает сумку из стеллажа, прикладывает её так и этак, потом выбирает шарф, пробует варианты драпировки, в конечном итоге оригинально его повязывает. Но этого ей кажется мало, она снимает подходящий зонтик, раскрывает его — образ, который отражается в зеркале прихожей, ей нравится, она его демонстрирует так, как это делала Мадина, показывая пальто. Далее Лена вздыхает и развешивает аксессуары по местам.
Мадина возвращается в вечернем наряде с новыми украшениями, волосы подобраны в причёску, красиво заколоты. Она снова мечтательно ходит по комнате, в такт музыке начинает слегка танцевать.
Лена постукивает по аквариуму.

ЛЕНА. А ну, Златовласка! С тебя тоже подарочек! Наколдуй чуда, да почуднее, красоте ненаглядной, Мадине!

Вскоре за дверью кто-то рухнул, с ругательствами поднялся и начал в неё колотить.

ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Открой, Ритка, не слышишь — пришёл. (Бум-бум-бум — раздаются удары.)

Мадина и Лена переглянулись. Мадина подошла к двери.

МАДИНА (громко). Риты здесь нет. Вы дверь перепутали. Ниже спуститесь.
ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Открывай, говорю!
МАДИНА (с досадой, усиливая голос). Прекратите долбить! Рита! Живёт! Ниже!

Шум за дверью стихает, кто-то с грохотом падает с лестницы. Через некоторое время слышатся удары снизу и голоса, которые скоро стихают.

МАДИНА. Уф… Ты с заказами поосторожней.

Мадина возбуждена, даже испугана. Совсем не похожа на себя, беспечную счастливую женщину. Она садится за стол, наливает в бокал вино и медленно пьёт.

ЛЕНА. И часто у вас двери путают?
МАДИНА. В последнее время случается. Снизу запил сосед. Его цех на заводе закрыли. Лифт у нас новый, панель другая, он, пьяный, тыкать кнопки продолжает по-старому.

Музыка, женщины вновь наливают вино, и тут начинает непрерывно звонить телефон Мадины. Голоса разных мужчин, средних лет и в возрасте, внимательные, нежные. Мадина мгновенно переключается, встаёт и танцует с бокалом и телефоном, отвечает голосам, погружается в воспоминания. На экране телевизора или на отдельном экране визуализируются фантазии в тему звонков.

ГОЛОС. Мадина, любовь моя! С днём рождения, счастье моё! А помнишь, как ты о беззубку поранилась? Потом на камнях устриц этих в консервной банке варили. (Мадина смеётся.) Сколько тогда ночей в тёплом море проплавали... Вика в палатке, поперёк спальников — за день ласты промокли, из моря пацанка твоя не вылазила. Как молоды мы были! Сколько же лет с тех пор?..
МАДИНА. Роман, каждый год считаю — пятнадцать. Жемчуг твой почти не снимаю!
ГОЛОС (пожилого человека). Мадина, любовь моя! Будь красавица, моя звёздочка! Ты светишь, и мне жить пока ещё хочется. Ах, Мадиночка, помню, Викуля попискивает, ты ей грудь, я на тебя не налюбуюсь… Ведь с юной мадонной жил! Не испугалась моих седин, уважила старика…
МАДИНА. Фёдор Михайлович, дорогой, не были вы стариком, зачем наговариваете? Вам было, как мне сейчас, всего только сорок. Ваша грива только-только ещё серебрилась. За квартиру век благодарна — живу в ней, радуюсь, вас добром поминаю.
ГОЛОС (можно понять, что говорящий курит кальян). Мадина, любовь моя, прекрасная Шахразада, ты и в этом сезоне не оставишь маститого театрала? (Похохатывает.) Ногти и лысину уже полирую! Манжеты крахмалю! Коллекцией запонок и новой булавкой обещаю заворожить!
МАДИНА (хохочет). Райхан, мой калиф, без твоей лысины и перстней — какая музыка, какой театр?!
ГОЛОС. Мадина, любовь моя! Сколько лет замуж зову!
МАДИНА. Захар, а ты не зови! Забудь, и небо у нас — в алмазах!
ГОЛОС ПАВЛА (томно). Мадина, любовь моя! Я-таки болен, и мне это нравится… Вы вдохновили — начал писать: пробую, мучаюсь, тихо страдаю… (Другим голосом, весело.) С днём рождения!
МАДИНА (в тон ему, весело). Спасибо, Павел! Спасибо, что позвонили, мне очень, очень приятно! Пишите, у вас получится обязательно! Жду ваш роман!
ГОЛОС. Мадина, любовь моя...

Лена понимает, что теперь она лишняя, допивает своё вино, тихонько постукивает по аквариуму, как бы с рыбкой прощается, одевается и уходит. Звучит музыка, в ней на разные голоса повторяется лейтмотив «Мадина, любовь моя!»

Тишина. Мадина задумчиво сидит за столом, потом встаёт с намерением лечь спать. Неожиданно кто-то ритмично стучит в дверь, слышатся струнные звуки. Мадина осторожно подходит, заглядывает в глазок.

МАДИНА. Кто там?

За дверью слышатся лишь музыкальные звуки.

МАДИНА. Кто вы? Я вас не вижу!

Звуки звучат громче. Мадина отходит от двери, рассеянно шагает по комнате, она сильно взволнована. Вновь раздаётся ритмичный стук и плеск струн. Она решительно подходит к двери и распахивает её. Потрясённая, отходит, пятится к дивану.
Через порог на низкой инвалидной тележке въезжает ряженый в античном плаще и в лавровом венке, с детскими гуслями на ремешке через шею. Привычным движением он закрывает дверь.

МАДИНА (ошарашенно). Бог мой! Аполлон!?!

Мадина, дойдя до дивана, бессильно оседает. Аполлон подъезжает к Мадине и пытается вернуть её в чувство, обмахивая полой плаща. Она приоткрывает глаза, ничего не может понять и вновь, не желая того, ненадолго теряет сознание. Тогда Аполлон отправляется на кухню, возвращается с бутылкой минеральной воды, наливает в стакан, сначала пьёт сам, затем, набрав воду, опрыскивает Мадине лицо. Она приходит в сознание, но находится в состоянии крайнего удивления.

МАДИНА (взбудораженно). Аполлон!? Ты?!

Аполлон предлагает ей воду. Она пьёт, он обмахивает её ладонями.

АПОЛЛОН (после продолжительной паузы, темпераментным, театральным голосом). Мадина, любовь моя! Это я, твой Аполлон!

Услышав его голос, Мадина давится водой — теперь Аполлон обрызган. Он спокойно едет к столу за салфеткой и возвращается.

МАДИНА. Поль, откуда ты взялся?
АПОЛЛОН (немного по-детски). Откуда, откуда… От верблюда.
МАДИНА (подозрительно). Ты… путешествовал по Азии?
АПОЛЛОН (удовлетворённо). С умной женщиной и общаться приятно. (Салфеткой осторожно вытирает лицо сначала ей, потом себе.) С красивой тем более. (Целует её в губы, слегка, осторожно.)
МАДИНА (улыбаясь, но со стоном). Поль, ну почему ты на каком-то поддоне явился?
АПОЛЛОН. (с чувством) Не обзывай мой трон! Это кормилец! Вершина инженерной мысли для спецзадач. Сам конструировал: на нём я проходим, как внедорожник.
МАДИНА (встрепенулась несообразно услышанному). Что? Какой внедорожник?
АПОЛЛОН (хочет скорее сменить тему). Шутка! Шутка! Успокойся, любовь моя, не всё сразу. Если хочешь, я хотел поразить твоё воображение. Правда, мне удалось?
МАДИНА (справилась со своим волнением. Доброжелательно). Поразил. Даже слишком. Вставай, что ли. А то чересчур поразил.
АПОЛЛОН (удручённо, театрально). Мужайся, любовь моя. Встать на ноги я не могу, разве что на колени…

Длительная пауза. Лицо Мадины отражает её внутреннее состояние.

МАДИНА (совершенно растерянно). Поль… Я не знаю, что сказать… Ты появился так неожиданно. (Обнимает его, тихо плачет.)
АПОЛЛОН (в её объятиях, его глаза тоже на мокром месте). А что можно сказать?.. Прости, родная, прости, если можешь…
МАДИНА. Уже забыла, за что.
АПОЛЛОН. За всё.

Пауза. Мадина смотрит на него и странно для ситуации улыбается. Поль картинно вытирает ей и себе слёзы.

МАДИНА (хочет переменить тему, принюхиваясь). От тебя лавровым листом пахнет, как от картошки тушёной.
АПОЛЛОН. Вот и я о том же. Во-первых, я голоден. Уж будь добра, накорми чем-нибудь, нектар и амброзия приелись мне до оскомины! А у тебя на столе лишь сырная шкурка да приторные конфеты, а я, представь, берегу форму, свой божественный торс. Во-вторых, этому лавру ты обязана великолепным моим пред тобой появлением.

Мадина уходит за едой. Аполлон в это время с интересом осматривает её жилище, особенно живописный стеллаж, открывает ящики трюмо — там хранятся украшения, рассматривает и нюхает флакончики духов. Возвращается к столу. Скоро Мадина заходит с подносом и кормит Аполлона (он ловко пересел к столу, снял гусельки). Аполлон наливает вино.

МАДИНА. Так ты ободрал лавровое деревце? Где ты его нашёл?!
АПОЛЛОН. Мужик на остановке продавал лавровые веники с южных плантаций. Меня, кстати, тоже запах прельстил. Надеюсь, не опоздал? С днём рождения, любовь моя! За тебя! За то, что я здесь! (Они чокаются, пьют, он картинно поэтизирует.) Но продолжу свою новеллу. Я, как вкопанный, остановился, пытаясь понять волнение от аромата. И вдруг крылом обмахнуло: Аполлон, а что, если из этих веток сплести венок?! Создать поэтический образ?! Вдохновение подхватило, я приобрёл три веника и проворно скрутил превосходный венок. Правда, здорово получилось?
МАДИНА. Хм... А откуда хламиду выкопал?
АПОЛЛОН (с гордостью, театрально.) Мой тончайший гиматий натурального шёлка? В ателье заказал, в честь явления. Подрубили по-быстрому.
МАДИНА. Ну а гусли-то — почему? Почему не кифара? Ты эклектикой решил меня доконать?

Мадина теребит струны на гуслях, пока он ест.

АПОЛЛОН. Нынче быстро кифары не сыщешь... Гусельки оказались доступней. Купил в игрушечном магазине. Правда, неплохо звучат? Теперь их можно кому-нибудь подарить.
МАДИНА (загадочно). Подарить?
АПОЛЛОН. Конечно, кому-нибудь подарить. Дети любят музыкальные игрушки. На улице много детей.
МАДИНА. Дети?.. (Пауза.) Вот внуку их и подаришь.
АПОЛЛОН (задохнувшись, теперь натуральным голосом). Внуку?..
МАДИНА. Мне тоже удалось тебя поразить? Это ещё не всё. Твоя красавица-дочь, Виктория Аполлоновна, замужем, между прочим, и живёт со своим принцем в тридесятом королевстве. (Мадина хочет подавить зевок, но зевает.) Поль, на сегодня новелл достаточно. Я зверски измучена и хочу спать. Ты, таки, доконал. У меня был сумасшедший день, и если сейчас не лягу...
АПОЛЛОН (усталым натуральным голосом). Лечь поспать — идея хорошая. Сам на ногах не стою.
МАДИНА. Завтра поговорим... Ложись на диван, коль приехал. Он гостевой, удобный. Хорошо выспишься, отдохнёшь. Ванная там.

Аполлон уезжает в ванную, включает воду. Мадина застилает диван, убирает посуду, устало идёт к кровати.

МАДИНА (восклицает по пути, сначала удивлённо, потом так радостно, что едва не плачет). Бог мой! Аполлон… Как я счастлива: у меня есть ноги!