Публикуется по инициативе Berg

За трусость в бою военный трибунал может приговорить бойца к смертной казни. Как правило - к расстрелу... В истории флота Российского был подобный приговор. К расстрелу впервые в мире приговорили... боевой корабль.

ОБЫКНОВЕННЫЙ ЧЕРНОМОРЕЦ

Фрегат "Рафаил" был заложен в Севастопольском адмиралтействе
20 апреля 1825 года. Конструктором корабля был  И. Я. Осминин. Фрегат сошел на воду 8 мая 1828 года, и был зачислен в состав Черноморского Флота.

Характеристики "Рафаила" были довольно типичны для парусного фрегата тех времен:

Длина - 41,8 м

Ширина - 11,8

Высота борта - 4 м

Артиллерийское вооружение:

36-фунтовые орудия - 8 штук

24-фунтовые орудия - 26 шутк

8-фунтовые орудия - 10 штук

Фрегат "Рафаил" прослужил в эскадре разведчиком авангарда ровно год. В мае 1829 года он находился в крейсерстве у анатолийского побережья между Синопом и Батумом. И в ночь на 11 мая 1829 года встретился с вышедшим из Босфора турецким флотом.

Командир "Рафаила" капитан 2-го ранга С.М. Стройников в темноте по ошибке принял турецкие корабли за русскую эскадру, крейсировавшую у Босфора, и сблизился с ними. А наутро "Рафаил" обнаружил себя в окружении турецких кораблей: шести линкоров, двух фрегатов, пяти корветов и двух бригов.

И спустил перед ними флаг...

Правда, архивные документы свидетельствуют, что на совете кают-компании офицеры корабля решили было сражаться. Но, якобы, не желающий погибать, пусть даже и со славою,  экипаж воспротивился этой идее. И, поддержанный лично кавторангом Стройниковым, вынудил офицеров сдать корабль... Но в протоколах допросов команды, оставшихся после трибунала,  против нижних чинов свидетельствуют исключительно офицеры.

Когда турки вели пленного в Босфор, им встретился русский отряд капитана первого ранга Сахновского, но турки были не расположены к бою и опасались утратить трофей. А поэтому стремительно отступили.

Зато двое турок через пару часов встретили бриг "Меркурий". И захотели тоже поймать его в плен. Что из этого получилось - посмотрите на знаменитой картине Айвазовского...

ГЛАВНОЕ - НЕ СДАВАТЬСЯ!

Весной  того же 1829 года "Меркурий" тоже крейсировал у Босфора. И на рассвете 14 мая первым обнаружил турецкую эскадру, состоявшую из 14 кораблей. Старший отряда русских кораблей капитан-лейтенант Сахновский приказал уходить в русские воды. Но два новейших турецких линкора настигли маленький, менее быстроходный бриг «Меркурий» и отрезали ему путь к своим...

«Меркурий» появился на свет на той же Севастопольской верфи, что и «Рафаил», по чертежам того же самого мастера - подполковника Ивана Осминина. Правда, был на восемь лет старше. И относился к низшему рангу в эскадре. Отличались корабли и вооружением: "Меркурий" располагал только 18-ю орудиями.

Командир брига, капитан-лейтенант Александр Казарский был лет на 10 моложе капитана 2 ранга Семена Стройникова. Причем, до "Рафаила" Стройников два года с небольшим командовал "Меркурием". По происхождению оба были дворянами, как большинство офицеров, только Стройников был сыном офицера, а Казарский -  обнищавшего помещика-однодворца, жившего на служебное жалование. А служил отец Казарского по цивильной линии - мелким чиновником. Когда Сашу Казарского отдали в кадеты, отец напутствовал его словами: "Сын мой, служи достойно. Честное имя — это единственное, что я могу оставить тебе в наследство».

А через год кадет Казарский и вовсе осиротел - родители его погибли в войну 1812 года, когда крохотное имение было разорено французским нашествием.

Воевал Казарский с начала командирской карьеры честно и храбро. На на легком бриге «Соперник» бомбардировал турок под Анапой и Варной. Выслужил наградное оружие.

И вот два турка - 110-пушечный «Селимие» под флагом командующего турецкой эскадрой капудан-паши и 74-пушечный младший флагман «Реал-бей»  погнались за мелким эскадренным разведчиком "Меркурием". И настигли... 184 пушки против 18. Причем, еще и значительно большего калибра.

Казарский собрал военный совет. При подаче мнений в порядке старшинства младший в чине поручик корпуса флотских штурманов Иван Прокофьев первым высказался за решительный бой с тем, чтобы в случае угрозы захвата корабля противником взорвать его:

«Будем драться. Русский бриг не должен достаться врагу».

Это мнение было единогласно поддержано остальными офицерами. Матросы встретили решение совета дружным "Ура!" - они тоже согласны были на бой, а не на на плен.

Когда до турецких кораблей докатилось - на дистанции в два кабельтовых! - это громовое "Ура!", пленный каперанг Стройников, находившийся  как раз на борту "Реал Бея", предупредил своих конвоиров, что теперь им точно придется драться - и, пожалуй, в плен "Меркурия" они не возьмут.

Русский экипаж переоделся "по первому сроку" - в чистое. Так в случае ранения меньше риска  поймать заражение крови. "Меркурий" был слишком мал, чтобы иметь в составе кают-компании собственного попа, и краткую молитву перед боем провел командир. У парусников, маневрирующих при сближении неспешно и величаво по сравнению с современным флотом, было время на такую подготовку!

На шпиль перед люком крюйт-камеры "Меркурия"  Прокофьев положил  заряженный пистолет, чтобы в случае попытки взятия брига на абордаж первый же, кто окажется у порохового погреба, мог взорвать корабль во избежание захвата.

Около 13 часов 30 минут оба турецких корабля подошли на дистанцию, с которой можно было открывать огонь. Исключительно искусное маневрирование Казарского, употребившего и паруса и даже весла, чтобы не дать противнику воспользоваться десятикратным превосходством в артиллерии, затруднило противнику прицеливание. Однако несколько попаданий "Меркурий" все-таки получил, Казарский был ранен, но продолжил руководить сражением.

Оторваться от развесивших все паруса - вплоть до лиселей - турок "Меркурию" не хватало хода. И тогда он... развернулся и проскочил между ними.  По сравнению с линкорами, бриг, что называется, ростом не вышел, турецкие ядра при перекрестном обстреле прошли через рангоут и паруса "Меркурия" навылет - и турки угодили прямо в борт друг дружке!

Дистанция сократилась до "без пяти минут абордажной",  и канониру Ивану Лисенко меткими выстрелами по рангоуту и такелажу удалось перебить  гротовые ванты турецкого флагмана. Лишившись центральной мачты, «Селимие» стал отставать, а потом и вовсе лег в дрейф. От преследования второго турка удалось избавиться, побив ему лиселя...

Бой длился около 4 часов. И крохотный бриг оставил оставил неприятеля с носом.  Из рапорта командира "Реал-Бея" капудан-паше:

«Мы не могли заставить его сдаться. Он дрался, отступая и маневрируя, со всем искусствам опытного боевого капитана, до того, что стыдно сознаться: мы прекратили сражение, а он со славой продолжал свой путь...»

"Меркурий" получил 22 пробоины в корпусе и 297 повреждений в рангоуте. Было убито четверо моряков и восемь ранено.

На рапорте Казарского о сражении император Николай I написал:

«Капитана-лейтенанта Казарского произвести в капитаны 2 ранга, дать Георгия 2 кл., назначить флигель-адъютантом с оставлением при прежней должности и в герб прибавить пистолет, коим он хотел уничтожить свой корабль в избежание позора. Всех офицеров произвести в следующий чин, и у кого нет Владимира с бантом, то таковой дать. Штурманскому офицеру сверх чина дать Георгия 4 класса. Всем нижним чинам знак отличия военного ордена и всем офицерам и нижним чинам двойное жалование в пожизненный пенсион. На бриг «Меркурий» - Георгиевский флаг".

3 мая 1830 года перед строем всей эскадры адмирал Грейг в сопровождении вице-адмирала Патаниоти, контр-адмиралов Скаловского, Кумани и Беллинсгаузена вручил "Меркурию" Георгиевский флаг и вымпел — высшую боевую награду в русском флоте.

КАК УМИРАЮТ ГЕРОИ

Бриг "Меркурий" прожил долгую жизнь - восемь лет до  героического сражения и еще 27 после него. Он уцелел даже в Крымскую войну: когда другие парусники легли на дно Севастопольской бухты, чтобы смертью своей преградить путь врагу. Лишь в 1857 году техническая комиссия Севастопольского Адмиралтейства рискнула все-таки списать окончательно состарившегося героя.

А вот век капитана Казарского оказался куда как короче. Флигель-адьютант Казарский в конце 1832 года обеспечивал снаряжение и погрузку большой группы войск на десантные суда Черноморского флота. И воочию увидел те чудовищные злоупотребления армейских поставщиков и интендантов, которые потом через 20 лет погубили сражающийся Севастополь.

Капитан возбудил по этому поводу целое расследование. И... 16 июня 1833 года скоропостижно скончался в муках от какой-то внезапной хвори. Это - официальная версия.  Но Казарский был физически здоровым человеком, отлично фехтовал и танцевал, на спор с первым силачом эскадры "качал" ядра... И вдруг заразился чем-то таким, от чего помирают в три дня?!

...В первых числах июля 1833 года Александр Иванович Казарский на пути в Николаев остановился отдохнуть у супругов Фаренниковых, проживавших в небольшом имении в двадцати пяти верстах от города. Елизавета Фаренникова в своих записках отмечает подавленное состояние Казарского, его необычайную задумчивость и нервозность. Приводит его слова: «Не по душе мне эта поездка, предчувствия у меня недобрые». И еще одна важная фраза, сказанная им: «Сегодня я уезжаю, я вас прошу приехать ко мне в Николаев в четверг, вы мне там много поможете добрым дружеским советом, а в случае, не дай Бог, чего я хочу вам передать многое».

Александр Иванович ошибся в своих подсчетах всего лишь на один день, но эта роковая ошибка стоила ему жизни!

Спустя несколько дней после прощания Казарского с супругами Фаренниковыми  в четверг под утро прискакал верховой с известием, что Александр Иванович умирает. Загнав лошадей, Фаренниковы прибыли в Николаев и нашли Казарского уже в агонии. Умирая, он успел прошептать им всего лишь одну фразу: "Мерзавцы, они меня отравили"!

Покойников по православной традиции положено похоронить не позднее, чем на третий день, отпев в церкви.  То, что увидел священник, готовивший Казарского к положению во гроб и потом отпевавший, почти не оставляет сомнений в том, что последние слова капитана были правдой: "Голова усопшего распухла, как детский мяч, черты, с юности миловидные,  совершенно исказились и были страшны, лицо потемнело, волос полностью вылез и ореолом усыпал атласную подушку, пальцы рук и ног были иссиня-черны. Когда покойника перекладывали для омовения, у тела отвалилась ступня. В гробу за ней последовала и вторая.  Когда же капитана переодели к отпеванию в парадный мундир, на нем в несколько часов потускнели и эполеты, и аксельбанты".

Медики могут подтвердить мои слова: такую картину стремительного посмертного разложения не дают ни тиф, ни холера, которыми в те годы без проблем можно было заразиться в Николаеве. Зато дает один из самых распространенных ядов, которым охотно пользовались при политических убийствах - мышьяк. Правда, чтобы мертвец тут же распух и утратил конечности, нужен многократный "передоз" по отношению к обычной смертельной порции.

Фаренников по личной инициативе восстановил события последних дней жизни Казарского. Оказалось, что не попав в гостиницу, Казарский снял комнату у содержательницы доходного дома, немки по национальности, и тут же навестил некоторых  чиновников из городских властей. Во время одного из таких утренних визитов то ли дочь, то ли жена одного свитского генерала угостила его кофе со сластями. Сам генерал при этом кофе не пил, сославшись на то, что он дурно действует ему на сердце, и ограничился чаем и рюмкой рому.

Отведав кофе, Казарский тоже почувствовал дурноту и учащенное сердцебиение, покинул генеральский дом и на квартире у немки вызвал врача. Тот, заподозрив проблемы с кровяным давлением, порекомендовал покой и...  горячую ванну.

Из купальни капитан был вынут уже без сознания. Потом ненадолго пришел в себя и посетовал, что к стеснению в груди, тахикардии и головной боли добавились рези в желудке. Через трое суток Казарского уже не было в живых.

Фаренникова вспоминала: «Были доносы, что Казарского отравили, через полгода прибыла в Николаев следственная комиссия, отрыли гроб, труп вынули, взяли части от внутренностей и забрали их в Санкт-Петербург. На этом все и кончилось: ни подтвердить яд, ни отказать в этом столичные доктора не смогли, как и определить иную причину болезни».

Конечно - не смогли. Это в наши дни по анализу волоса Наполеона судебным врачам удалось выявить присутствие в тканях соединений свинца и следы мышьяка, а значит, скорее всего, император в изгнании был отравлен.  В те годы подобных экспертиз просто не было, да и пробы тканей тела Казарского после полугода в гробу вряд ли могли быть подробно исследованы. Чиновники судебного ведомства знали, что ничего уже не найдут и не расследуют, но какие-то меры под давлением общественного мнения просто надо было принять.

Дело в том, что в это самое время  николаевский купец 1-й гильдии Василий Коренев написал письмо лично императору Николаю, где поделился подозрениями в отношении некоторых местных чиновников - мол, они и лихоимствуют, и ревизора отравили... И император это письмо прочел.

В 1904 году русский историк В. М. Малышев писал:  «Донос сей, по произведенному исследованию, оказался не имеющим основания, и государь император по донесении об этом его императорскому величеству высочайше соизволил: «Николаевского 1-й гильдии купца Василия Коренева за упомянутый выше неуместный донос опубликовать от Сената, с строгим подтверждением удерживаться впредь от подобных действий».

Говоря современным языком, Кореневу было приказано  держать язык за зубами и николаевские власти не позорить.  К чести Николая I, он все же предпринял некоторые усилия, чтобы разобраться с таинственной смертью своего флигель-адъютанта. Расследование дела он поручил шефу корпуса жандармов генералу Бенкендорфу.

Восьмого октября 1833 года Бенкендорф передал императору записку, где значилось следующее: «Дядя Казарского Моцкевич, умирая, оставил ему шкатулку с 70 тыс. рублей, которая при смерти разграблена при большом участии николаевского полицмейстера Автомонова. Назначено следствие, и Казарский неоднократно говорил, что постарается непременно открыть виновных. Автомонов же был в связи с женой капитан-командора Михайловой, женщиной распутной и предприимчивого характера; у нее главной приятельницей была некая Роза Ивановна, состоявшая в коротких отношениях с женой одного аптекаря"...

Кстати, это ведь Михайлов был тем генералом, в доме которого Казарскому поднесли кофе...  Генерал-сребролюбец, распутная супруга его, подружка-аптекарша, имеющая доступ к отраве... Прямо, бульварный детектив, а не эпизод реальной жизни николаевского высшего сословия!

"Назначенное адмиралом Грейгом следствие ничего не открыло, другое следствие также ничего хорошего не обещает, ибо ведущий его Автомонов — ближайший родственник генерал-адъютанта Лазарева". - Это тоже из отчета Бенкендорфа... А Лазарев - национальный герой... Имя его Высочайшей волей велено было "следствием не марать"...

Вместе с тем император передал отчет генералу Меншикову. И приправил запиской: «Меншикову. Поручаю вам лично, но возлагаю на вашу совесть открыть лично истину по прибытии в Николаев. Слишком ужасно. Николай».

Расследование Меншикова тоже замкнулось на генеральские и адмиральские эполеты...  И никакой ясности в обстоятельства смерти бывшего командира брига «Меркурий» не внесло. А прошло еще немного времени, и дело, давно превращенное в классический "висяк", за недоказанностью было окончательно закрыто...

Через год после смерти Казарского севастопольские матросы и офицеры собрали 12 тысяч рублей на памятник.

БЕЗ ПРАВА НА ПОМИЛОВАНИЕ

Вернемся однако к судьбе "Рафаила".

В указе, изданном по данному печальному поводу императором Николаем, были следующие слова: «Уповая на помощь Всевышнего, пребываю в надежде, что неустрашимый Флот Черноморский, горя желанием смыть бесславие фрегата «Рафаил», не оставит его в руках неприятеля. Но когда он будет возвращен во власть нашу, то, почитая фрегат сей впредь недостойным носить Флаг России и служить наряду с прочими судами нашего флота, повелеваю вам предать оный огню и металлу. Координаты места уничтожения его записать и отметить: здесь лежит поганый ПЁС, посрамивший себя и флаг свой. Именем же "Рафаил" никого более во флоте не нарекать!».

В Турции "Рафаил" прошел имянаречение по исламской традиции: исламское имя его - "Ниметулла", строевой позывной - "Фазли-Аллах". Для него был сформирован турецкий экипаж, русских же моряков свезли на берег и посадили в зиндан. Фрегат был введен в состав Второй Босфорской эскадры как рядовой разведчик - с понижением в ранге.

После заключения Андрианопольского мирного договора экипаж "Рафаила" вернулся в Россию. Состоялся военный суд о сдаче корабля, по приговору этого суда все офицеры фрегата были разжалованы в матросы и подлежали расстрелу - по параграфу Петровского Морского Устава.

Царь мог только собственной волей их помиловать. Что и сделал. Более того, он освободил от уголовной ответственности артиллерийского офицера, который в момент решения о капитуляции был не в кают-компании, а в пороховом бункере, и значит, за сдачу ответственности не нес. Более того, царь личной волей запретил командиру фрегата Стройникову, также разжалованному в матросы, ЖЕНИТЬСЯ - "дабы не иметь в России потомка такой фамилии, родившей труса и изменника".

Штрафные матросы лишаются увольнительных на берег в иностранных портах, а дома могут гулять в увольнительную только в сопровождениии нештрафного товарища. Им также запрещено звать в родном порту жён в гости. Тут не то, что законных наследников - байстрюков с веселой девушкой из портового притона не приживёшь...

Время Николая Первого в этом плане - не сахар. Служили тогда 25 лет матросы, а офицеры - "пока ноги носят". То есть, если человек 7 лет уже во флоте, дослужился до командира, а потом разжалован и начал сначала, то получается, что в отставку пойдет в 54 - 57 лет. До свадеб ли тут, даже если взыскание снимут? Из таких долгих холостяков уже семейных людей не получается.

Да, здоровый мужчина и в возрасте под 60, и даже позже смог бы стать отцом. Если бы какая-нибудь женщина согласилась стать матерью его детей.  А тут такая репутация у дяди, что черта с два найдешь такую женщину! К тому же император - не президент, он следил, чтобы его указания неукоснительно исполнялись. Штрафной - значит, штрафной. Неженатый - значит, неженатый. И без наследников.

Кстати, для того, чтобы выполнить приказ императора, пришлось Стройникова сперва... развести. Потому что он уже был женат, на дочке адмирала Ф. Мессера Лизе. И к моменту сдачи "Рафаила" его уже ждали дома 2 сына - Николай и Александр. Оба мальчика, когда вошли в возраст, были приняты в Морской корпус, причем, на льготных условиях - как дети офицерской ВДОВЫ. Оба дослужились в Российском флоте до адмиральских чинов. Воевали храбро. Так что трусость по наследству не передается.

Соломенной вдове Елизавете морское ведомство платило пенсию, как будто муж ее и в самом деле погиб. А позже для нее выделена была земля и средства на строительство скромного особняка в пригороде Севастополя.

Еще один любопытный факт: в бытность еще офицером Стройников был не против и гульнуть на сторону. Известен его роман с дамой по фамилии Вознесенская. Дочерью моряка и юной вдовой моряка. Причем, едва до дуэли не дошло: на почве этого романа Стройников поссорился ... с командиром "Меркурия" Казарским. Причем, светская молва утверждала, что Казарский не столько возмутился связью тогда еще женатого коллеги с посторонней девушкой, сколько сам заглядывался на красавицу Ольгу Вознесенскую...

Вот этакого-то ловеласа и заперли на полжизни в штрафниках без права выслуги и, что для него было совсем кисло - без какого-либо дамского общества.

А теперь вспомним два императорских распоряжения:

О "Меркурии" - "... Мы желаем, дабы память беспримернаго дела его сохранилась до позднейших времен, вследствие сего повелеваем вам распорядиться: когда бриг сей "Меркурий" станет стар и придет в неспособность продолжать более служение на море, построить другой корабль такого же свойства, и наименовав его "Меркурий" и приписав к тому же подразделению флота, отдать ему флаг прежнего с вымпелом. Когда же и сие судно станет приходить в ветхость, заменить его другим новым с тем же именем и флагом, продолжая так до времен позднейших. Мы желаем, дабы память знаменитых заслуг брига "Меркурий" никогда во флоте не исчезала, а, переходя из рода в род на вечныя времена, служила примером потомству".

О "Рафаиле" - "Имя сего изменника флагу российскому навечно в списках флота исключить, формуляр его испытательный, адмиралтейский чертеж, рабочие чертежи, абрисы и эскизы и иные его бумаги сжечь, копию закладной пластины из хранения изъять и расплавить, модели и макеты не производить, а имеющиеся - разобрать, дабы никому не приспело иметь при себе хотя бы изображение этого символа позора... Ежели военное счастье благоволит черноморцам отбить фрегат у неприятеля, в акваторию русских портов не брать его с собою, а извести на месте, где взят, и так, чтобы помину от него не осталось".

Впрочем, кое-какой "помин" все-таки остался. Например, все-таки известно, как "Рафаил" выглядел - мы это знаем по известной гравюре Корфа.

Один из капитанов, Селедцов, даже написал о нем... стихи:

...Что стоят былая отвага
И грудь в боевых орденах,
Когда над Андреевским флагом
Трепещет на гафеле страх?

Без чуда, без чести, без боя
Сдается врагу «Рафаил».
В Россию вернется с конвоем -
Отмаливать, что заслужил.

Оборваны в прошлое тросы,
Но царь отменяет расстрел:
«Быть трусу бездетным матросом,
чтоб трусов плодить не посмел»...

Приказ отбить "Рафаила" лишь затем, чтобы тут же и пристрелить, был исполнен: Из рапорта вице-адмирала Павла Нахимова императору Николаю: «Воля Вашего Императорского Величества исполнена — фрегат «Рафаил» не существует более, ПЁС удавлен».

...А в день заключения союзнических отношений с Францией в 1897 году на эскадру русского адмирала Авелана был передан от французского художника "живописный лист" (акварельный рисунок): "Линейные корабли "Азов" и "Париж", расстреливающие отбитый у турок фрегат "Рафаил"".

Картина долго хранилась в кают-компании "Штандарта", а после революции кто-то из офицеров вывез ее в Бизерту, где она осела в частной коллекции...