Весна 216 г. до н.э. Под торжественные звуки оркестра и восхищённые крики толпы, римские легионы ступили на Аппиеву дорогу полные воодушевления и уверенности, что теперь-то Ганнибалу пришёл конец. Юные весталки и прекрасные матроны бросали под ноги солдат букетики цветов; испещрённые шрамами былых сражений ветераны плакали, удручённые, что не им выпала честь уничтожить столь грозного противника; охрипшие в бесконечных спорах сенаторы горделиво взирали на марширующие коробки манипул, консулы этого года Луций Эмилий Павл и Гай Теренций Варрон благосклонно улыбались народу и уверяли, что война скоро закончиться. Консульская армия на этот момент насчитывала восемь легионов, и в победе не сомневался никто.
    Под восторженные клики толпы Рим покидали восемьдесят тысяч хорошо подготовленных и вооружённых бойцов, назад возвратились... единицы. Одна из лучших армий мира потерпела сокрушительное поражение от армии не менее боеспособной, но в два раза уступающей ей по численности.
    Что же произошло: сила римских легионов, к тому времени подмявших под себя всю Италию, оказалась мифом? Или откровенная безграмотность римских полководцев сыграла злую шутку в судьбе Вечного города? А может, погода помешала легионам одержать над противником блестящую победу?
    Античные историки не единожды описывали эту битву, каждый раз находя всё новые и новые причины поражения. Они готовы были винить кого угодно: собственных полководцев, солдат, силы природы и даже богов, но категорически отказывались признать военный гений Ганнибала. Для них, умудрённых опытом предков великих римлян, все окружающие народы были не более чем варварами, которые умели разве что глотки драть да пить неразбавленное вино. На что-то более возвышенное и приличное у них попросту не хватало ума.
    Но давайте разберёмся в той мишуре, что подали нам историки прошлого и попытаемся понять, что же произошло на самом деле и кто или что действительно являются виновниками столь громкого поражения. Сначала вспомним предшествующие битве события.

    В начале второй пунической войны удача была на стороне Карфагена. Перейдя Альпы и одержав ряд блестящих побед в Северной Италии (битвы при Тицине, Требии и Тразименском озере), Ганнибал двинул свои войска на юг. В этом был смысл: этруски, окончательно подчинённые Римом, лишились своей воинственности; их боевой дух угас, и вступать в ряды армии Карфагена они не спешили. В отличие от них многолюдные города Южной Италии ещё помнили туманный призрак былой независимости, вспоминали победоносное шествие Пирра, и потому привлечь их на свою сторону было легче. К тому же Ганнибал мог пополнить там запасы провианта, которого катастрофически не хватало его армии, а наличие продовольствия и фуража всегда играло немаловажную роль в боеспособности армии любой страны мира.
    После поражений в Северной Италии римляне быстро восстановили свои силы. Потерю консула в битве при Тразименском озере они восполнили выбором диктатора. Исходя из прошлого опыта, на эту высокую должность назначили Квинта Фабия Максима, прозванного за последующие действия против Ганнибала Кунктатором – Медлителем. К описываемым событиям Фабию было около шестидесяти лет, он успел дважды побывать консулом и получить триумф за победу над лигурийцами. На политической арене Рима он появился ещё во время первой Пунической войны и по праву считался одним из лучших полководцев своего времени. Получив должность, Фабий развёл кипучую деятельность: в короткие сроки он пополнил поредевшие легионы и набрал два новых. Следующим актом он предложил жителям, чьи города не имели укреплений, покинуть свои жилища, предварительно предав огню дома и поля, чтобы оставить после себя одну лишь голую пустыню. И только после этого двинулся навстречу Ганнибалу.
    Новый римский военачальник повел войну совершенно иным образом. Вместо того чтобы немедленно навязать карфагенянам очередную битву он вдруг остановился и занял выжидательную позицию. Он буквально по пятам следовал за Ганнибалом, затрудняя ему фуражировку и лишая возможности маневра. Таким образом Фабий сохранял армию и одновременно оттачивал выучку новобранцев в мелких стычках и сражениях.
    В Риме подобными действиями диктаторы были недовольны. От него требовали немедленно нанести удар по Карфагенянину и закончить, наконец, эту войну. Однако Фабий был слишком хорошим полководцем, чтобы идти на поводу у сената. Он прекрасно понимал, что легионеры, растерявшие боевой дух в былых сражениях, даже при численном превосходстве не могли противостоять воинам Ганнибала, и продолжал придерживаться выбранной тактики. Ганнибал тоже был недоволен «нерешительностью» Кунктатора. Как и в Римском сенате, он мечтал побыстрее завершить войну и заключить мир на выгодных для Карфагена условиях. Но Фабий мешал ему. Ганнибал пытался вызвать его на генеральное сражение, разорив и превратив в пепел Кампанию, но Фабий продолжал отсиживаться за лагерным частоколом и спокойно наблюдал за происходящими событиями со стороны.
    Что бы там не говорили, но именно тактика сдерживания дала Риму возможность перевести дух. Правда, оценить её по достоинству римлянам довелось лишь после поражения при Каннах, но это уже детали.
    Осень 217 и зима 216 для карфагенян прошли довольно спокойно. Срок диктаторских полномочий Фабия истек, и он вернулся в Рим. Перезимовав, Ганнибал отошёл на юго-восток к реке Ауфид и занял римскую крепость Канны, где у тех находились продовольственные склады. К этому времени римляне окончательно пришли в себя после оглушительных поражений при Тицине, Требии и Тразименском озере и пополнили армию новыми рекрутами. Действия Фабия хоть и не принесли ожидаемых результатов, однако позволили поднять дух римских легионеров.
    Консулы Павл и Варрон, получившие чёткие инструкции от сената, двинулись вдогонку за Ганнибалом с намерением дать ему бой. Достигнув Канн, они остановились в пятидесяти стадиях от лагеря противника (около 9 км.). Их глазам предстала широкая равнина, с запада и юга ограниченная цепью холмов. Между холмами с запада на восток текла река Ауфид, разделявшая равнину на две части. Ганнибал стоял лагерем на северном берегу реки на холме. Не трудно догадаться, что место, выбранное Ганнибалом, было наиболее удобным в стратегическом плане. Оно не только прикрывало долину Ауфид, как дорогу возможного отступления, но и давало возможность проводить фуражировку по обоим берегам реки.
    Оценив по достоинству местоположение карфагенян, римляне форсировали реку и встали лагерем на северном берегу. При этом и Ливий и Полибий сообщают, что во время переправы произошло небольшое сражение, окончившееся в пользу римлян. В римской армии консулы командовали по очереди: день один, день другой – Полибий утверждает, что в этот день командовал Гай Теренций Варрон, а Ливий ставит во главе Луция Эмилия Павла. Возможно, на это маленькое разночтение можно было бы и не обращать внимания, если бы не одна деталь. Дело в том, что на день битвы, а стало быть, и главным виновником поражения римлян, оба историка ставят главнокомандующим Варрона. Что это, случайная ошибка одного из авторов или преднамеренное искажение реальных событий? Сведения Полибия заслуживают большего доверия, ибо делал он свои описания едва ли не по горячим следам. К тому же он с самого начала не подвергал критике действия Варрона. Ливий наоборот старался всячески обличить его, представляя Варрона человеком вздорным и совершенно не разбирающимся в военном деле. Возможно, Гай Теренций Варрон действительно не блистал какими-то особыми полководческими талантами, но поверить в то, что в столь тяжкое для государства время, каковым был 216 год, в консулы выбрали человека безликого и глупого достаточно трудно. Более того, это просто абсурд. В римском сенате сидели отнюдь не высокомерные озабоченные собой старцы, как пытаются представить их некоторые книги и кинофильмы, наоборот, это были сильные, умные и жёсткие политики великолепно разбирающиеся в сложной обстановке своего времени. Римляне третьего века до нашей эры ещё не превратились в тех суетных думающих лишь о собственной выгоде вырожденцев, какими рисуют их современные режиссёры, и все действия их вполне сочетались с существующими реалиями.
    Но вернёмся к происходящим событиям. Акция, предпринятая консулами, имела цель помешать врагу наладить сбор провианта на северном берегу реки, что было правильно. Следующим утром римляне с той же целью переводят часть войск на южный берег, взяв под свой контроль всю равнину. Ганнибал лишился возможности собирать продовольствие, и истощение собственных запасов становится для него лишь вопросом времени. Чтобы изменить ситуацию, он приказывает войскам готовиться к битве, и на следующий день выводит армию из лагеря, предлагая римлянам сразиться. Тем это было невыгодно. Карфагенянин располагал большим количеством конницы и благодаря этому имел значительное тактическое превосходство. Используя перевес в кавалерии, он мог легко обойти римскую пехоту и ударить по незащищённым тылам, поэтому консулы благоразумно отказались принять вызов.
    В этом месте Ливий делает акцент на том, что в карфагенской армии продовольствия оставалось всего на несколько дней, и воины были готовы поднять мятеж и перейти на сторону римлян. Он пытается представить, что предстоящая битва более всего была выгодна именно Ганнибалу, а «бестолковый» Варрон только сыграл ему на руку. Да, Ганнибалу действительно была нужна эта битва, чтобы закончить войну, но не будем забывать, что совсем недавно он захватил главные продовольственные склады римлян в Южной Италии и вопрос о пропитании вряд ли мог быть острым. К тому же Ливий постоянно забывает, что битва была нужна не только Ганнибалу, но и самим римлянам. В своём повествовании он неоднократно упоминает о повелениях сената, о высоком духе солдат, однако когда дело касается очернения Варрона, в его памяти сразу возникают огромные проблемы.
    Итак, отказавшись принять вызов Ганнибала, сутки спустя, рано утром римляне сами выводят армию из обоих лагерей и строят её в боевые порядки. Только не на северном берегу реки, как днём раньше предлагал Ганнибал, а на южном, где преимущество карфагенской кавалерии полностью сводилось на нет. Правый фланг римлян упирался в реку, а левый – в холмы, что исключало обходной маневр. На правом фланге встала конница римских граждан числом около тысячи шестисот всадников, на левом – кавалерия союзников, примерно четыре тысячи восемьсот человек. В центре тесно сомкнутым строем выстроились легионы, причём глубина построения превышала длину фронта. Это было вызвано двумя причинами. Во-первых, ограниченностью места, ибо общая длина фронта между рекой и горами составляла всего около трёх километров (даже учитывая тот факт, что войска встали не по прямой линии, а наискосок). Во-вторых, римляне собирались использовать обычную тактику, заключавшуюся в мощном фронтальном ударе своими пехотными частями по центру противника. Количество пехоты достигало шестидесяти тысяч человек, ещё десять тысяч было оставлено в лагере с приказом во время сражения напасть на карфагенский лагерь.
    Армия построилась и приготовилась к бою. Командование правым флангом взял на себя Павл, центром руководил консул прошлого года Сервилий Гемин, левый фланг достался Варрону. И тут опять возникает неувязка. Дело в том, что в римской армии самым почётным местом во время боя являлся правый фланг, где стояла кавалерия римских граждан, далее шёл центр, левый же фланг считался наименее престижным в плане командования. Римляне, отличавшиеся своим консерватизмом, чётко придерживались раз и навсегда заведённых порядков. Однако все античные историки в один голос утверждают, что командовал в этот день Варрон. Но если бы это было действительно так, то по праву главнокомандующего он обязательно встал бы во главе правого фланга, в крайнем случае, центра, но уж никак не слева. Наводит на размышления, не правда ли?
    Ганнибал не стал отказываться от сражения. Он перевёл через реку своих копейщиков и пращников и построил их против римского строя, чтобы прикрыть переправу главных сил. Слева, напротив конницы граждан, он поставил кавалерию испанцев и галлов, числом около шести тысяч, отдав руководство над ними своему брату Гасдрубалу. Четыре тысячи нумидийцев встали на правом фланге. Пехоту испанцев и галлов Ганнибал построил полумесяцем, внешней стороной обратив их к римскому строю, а ливийских копейщиков отвёл на фланги и поставил позади кавалерии двумя колоннами. Галльские части Ганнибал считал наименее ценными, поэтому именно они составили центр, а фланги пехотного строя состояли из попеременно чередующихся отрядов тех же галлов и испанцев. Всего в распоряжении Ганнибала было чуть больше сорока тысяч солдат. Цель такого построения заключалась в том, чтобы сбить наступательный порыв римских легионов.
    Выше перечисленные факты лишний раз свидетельствуют о том, что у римской армии имелись все шансы на победу, да римляне и не сомневались в этом. Во-первых, они имели почти двойное численное превосходство перед карфагенской армией. Во-вторых, они сами выбрали место и время сражения. Во всех предыдущих битвах это делал Ганнибал, который был мастером по устройству засад и очень умело использовал преимущество в кавалерии. На этот раз он не мог сделать ни того, ни другого. В-третьих, боевой дух римских легионеров был высок как никогда, солдаты просто рвались в бой, горя желанием отомстить врагу за предыдущие поражения.

→

    Сражение началось со стычек легковооружённых воинов. Это была обычная проба сил и попытка расстроить боевые порядки противника, и никакого перевеса той или иной стороне она не принесла. Вслед за легковооружёнными отрядами в бой вступила кавалерия. На правом фланге галло-испанская конница Гасдрубала без труда смяла римских всадников, оторвала их от легионов и погнала вдоль реки. Римляне бежали. На левом фланге, там, где командовал Варрон, кавалерия союзников стойко отбивала атаки нумидийцев, но и её постепенно начинали теснить.
    Видя, что обстановка на флангах становиться угрожающей, вперёд двинулись легионы. Фронтальный удар по центру карфагенской фаланги оказался настолько силён, что стоявшие впереди галлы не выдержали напора и стали отступать. Благодаря удачному построению и высокому духу воинов отступление не превратилось в бегство и шло по заранее задуманному Ганнибалом плану. Как он и предполагал, полумесяц выпрямился, превратившись в линию, а потом начал прогибаться внутрь, образуя нечто вроде мешка. Стоявшие по бокам ливийцы сделали поворот внутрь и перестроились из колонн в фаланги. Павл, командовавший конницей граждан, вместо того, чтобы собрать разбитые части римской кавалерии и вернуть их в бой, бежит в центр под защиту пехоты и принимает её руководство на себя. И тут же допускает грубейшую ошибку. Он бросает легионы в этот мешок и подставляет оголённые фланги под удары ливийских копейщиков. В то же время Гасдрубал, отогнав с поля боя римских всадников, пришёл на помощь нумидийцам и практически полностью разгромил кавалерию союзников. После этого он разворачивает свои отряды и бьёт по тылам легионов, довершив тем самым окружение римской армии.

→

    Какое-то время римляне ещё сопротивлялись, но потом ряды их дрогнули (надо учитывать, что около половины войска состояло из новобранцев) и запаниковали. Небольшой части удалось прорваться сквозь заслоны Ганнибала, остальные, примерно сорок шесть тысяч человек, были уничтожены. Потери карфагенян составили около шести тысяч, причём четыре тысячи из них пришлись на долю галлов.
    Потерпев поражение, остатки римских частей разбежались по округе. Варрон в сопровождении небольшого отряда добрался до Венузии, Павл погиб. Погибли так же консул прошлого года Гемин, квесторы Луций Атилий и Луций Фурий Бибакул, двадцать девять военных трибунов и восемьдесят сенаторов, добровольно поступивших на службу в легионы. Несколько тысяч человек было блокировано в двух римских лагерях, некоторым из них удалось вырваться и дойти до Канузия, остальные на следующий день сдались Ганнибалу. Число пленных могло достигать двадцати тысяч. Ганнибал, по своему обыкновению, всех римских союзников отпустил без какого-либо выкупа, а римлян, после того, как сенат отрёкся от них, продал в рабство. В 194 году греки выкупили оставшихся в живых пленных и передали Титу Фламинину. Спустя двадцать два года после битвы их осталось всего-то две тысячи, остальные умерли, находясь в неволе.
    Варрон, собрав разбежавшихся по городкам и деревням солдат, выступил в Канузий, где встал лагерем. Под его знаменем собрались все уцелевшие после разгрома части, числом около десяти тысяч человек. После того, как сенат затребовал его к себе, он передал войско претору Марку Клавдию Марцеллу, а сам отправился в Рим. Сенаторы встретили его с почтением и выразили благодарность за то, что он не бросил государство в трудное для него время.
    Что бы ни говорили античные историки, но назвать Гая Теренция Варрона главным виновником поражения римлян при Каннах язык не поворачивается. «Крайним» он стал лишь спустя лет семьдесят после злополучной битвы, когда ушло поколение, знавшее правду. До конца жизни Варрон служил государству и ни в каких злодеяниях обвинён не был, хотя римляне и за меньшие проступки привлекали к суду своих должностных лиц. Очень они любили это занятие. Можно понять, почему Полибий, а вслед за ним и остальные, стремились обвинить во всех грехах именно Варрона. Дело в том, что Варрон для римской политики был человеком новым, пробившимся на вершину власти благодаря своей энергии и уму, заступиться за его память было некому. А клан Сципионов, к которому принадлежали и потомки Эмилия Павла, никогда не сходил с политического Олимпа и был очень влиятельным в своём государстве. Полибий, до того как стать писателем, был военным. Одно время он даже занимал высокую должность начальника конницы Ахейского союза. После поражения греков в битве при Пидне, он в числе тысячи знатных ахейцев был отправлен в Рим в качестве заложника. Там он провёл шестнадцать лет и за это время подружился со Сципионом младшим и даже сопровождал того в некоторых его походах. Работая над своей «Всемирной историей» при описании второй войны с пунийцами он опирался на рассказы семьи Сципионов. Те, естественно, не могли обвинить в поражении своего родственника и всю вину свалили на Варрона. Полибий пошёл у них на поводу, а дальше всё покатилось по принципу снежного кома. Сейчас, с высоты более чем двух тысяч лет, определить истинного виновника невозможно, пусть каждый сам для себя решит, кто есть кто. Ясно одно: если бы в тот злополучный день 2 августа 216 года до н.э. карфагенской армией командовал не Ганнибал римляне непременно бы победили.

                Используемая литература:
    1. Полибий. Всеобщая история, в 2-х томах. "АСТ", Москва. 2004.
    2. Тит Ливий. История Рима от основания города, в 3-х томах. "АСТ", Москва. 2002.