У Сен-Лорана изумительный вкус. Чем больше он подражает мне, тем лучший вкус он обнаруживает.
(Коко Шанель)

Что такое талант? Талант есть способность сказать или выразить хорошо там, где бездарность скажет и выразит дурно.
(Федор Достоевский)

Вот доброе соревнование: подражать, а не враждовать, не скорбеть о совершенствах другого, а сокрушаться о собственных недостатках.
(Иоанн Златоуст)

***
Подражательство, эпигонство — обычное дело в литературе. Хорошие авторы по этому поводу не переживают. А слабые сочинители — переживают, и как правило — на пустом месте устраивают бурю в стакане.
Подражают всем талантливым поэтам. Почти всем. Не подражают только бездарным.

Впрочем, само явление эпигонства не так просто выглядит, если приобретает формы некоего движения, литературной тенденции. И с этой точки зрения не так уж безобидно.

Творческие натуры часто похожи на фокусников-иллюзионистов, но большинство из них мастерами не назовешь. Разыгрывая одно и то же представление на шаткой сцене со стандартными декорациями, неутомимые фигляры изо всех сил притворяются чудотворцами. Но чуда не происходит. И даже волшебства нет в этих вымученных пассах, рассчитанных на внешний эффект.

Тогда, выдавая себя за представителей мейнстрима, и даже обзаведясь для весомости более-менее ярким мастером, «вожаком», они сбиваются в стаи. В сообществах, в массовке, бесталанные люди чувствуют себя увереннее, безопаснее. Становятся более плодовитыми. Наглее себя ведут, вытаптывая вокруг себя всё, что выбивается за рамки негласно установленных правил. Иногда эти жулики от искусства даже способны на убийство. Впрочем, редко — на физическое.

Такими активистами во все времена забиты разнокалиберные кружки по интересам, любительские клубы, конкурсные комитеты и творческие союзы. Негласно договорившись о правилах, «великие комбинаторы» насильно подменяют искусство безвкусной имитацией, и с пылом берутся учить, диктовать, контролировать… Обезличивание, обесценивание всего, что находится за пределами их власти и компетенции, становится средством и целью для «ревнителей эстетического стандарта».

Мастерам такая власть, в отличие от воинствующих эпигонов, не нужна… Мастера не конкурируют друг с другом. У каждого из них свой путь, свой мир. Они идут, перекликаясь, перенимая и передавая опыт, формируя стили эпохи, школы, течения в искусстве. Не учат других, а лишь показывают чудо, не впадая в дидактику, удивляясь находкам у других мастеров, одинаково приветствуя единство и различия. Им не бывает тесно под солнцем.

Под авторитарным «прессингом» эпигонов многие ломаются, начинают верить, что вся эта чертовщина — нагромождение скучных слов, хаотических линий, случайно пришпиленных друг к другу звуков — и есть «истинное» искусство… Результат печален. Агрессивное эпигонство иногда определяет в эстетике целые направления и становится бедствием для культуры. Толстые журналы заумных, но невнятных стихов. Ворохи уродливых картин на престижных художественных выставках. Заунывные концерты рыхлой, аморфной, бессвязной музыки. Одни притворяются, потому что модно, другие плюются, потому что безобразно. Так прививается стойкая нелюбовь к поэзии, живописи, музыке, литературе.

Могучее эхо эпигонствующих «творческих натур» забивает голос мастера, к несчастью, послужившего «эталоном». Мастеру несладко, ведь он, вольно или невольно, противопоставляется остальным, чаще всего - искусственно. И это вызывает раздражение, сказываясь на творческой репутации.
Таким образом, он превращается в заложника такого рода «почитателей и ревнителей», становится «сакральной жертвой» для ритуальной бесовщины, отталкивающей вменяемых почитателей безостановочным тиражированием оригинальных приемов в искаженном, упрощенном до примитива, гротескном, искалеченном виде. Обряд культурного пожирания, как правило, сопровождается громогласными панегириками. И возразить неловко. Бездарным не подражают.

Эта эстетическая трагедия стара, как мир. Таланты и поклонники. Кумиры и фанаты. Мастера и эпигоны. Не так страшен черт, как его «малютки»…

П. Фрагорийский
Блокнот Птицелова/Триумф ремесленника