Белая мышь (Часть первая)

Лучи солнца не грели, как не греют они зимой накануне Рождества. Они едва осветляли окно небольшого зоологического магазина и клетку возле окна, в которой сидела Белая Мышь. Все её напарницы были раскуплены, она осталась одна. В другом углу помещения, за тонкими прутьями прозрачной клетки, укрытой зеленью искусственных цветов, беспокойно попрыгивал волнистый попугай. Он издавал гортанные, клокочущие звуки, дёргал клювом ленточку, на которой висел колокольчик, вёл себя очень шумно, и Белая Мышь только рассеяно улыбнулась в ответ на его суетливость.
«Может быть, он тоже воображает, что кто-нибудь купит его за несколько часов до наступления Сочельника, — думала она. — Он не понимает, как смешно надеяться, что его яркие жёлтые кричаще безвкусные перья привлекут внимание кого-то, кто имеет стиль и способность оценить настоящую красоту. Пусть мечтает!» Она усмехнулась, отворачиваясь, скользя высокомерным взглядом по другой клетке, где, растянувшись
на опилках, лежал мохнатый вислоухий чёрный кролик.
«И это прожорливое существо, конечно же, надеется на чудо, — подумала она, — и этот чёрный бесформенный комок меха тоже верит в свою привлекательность. Его тоже может купить какой-нибудь глупец, который ещё не научился отличать, где зад, а где перёд у этого безмолвного, флегматичного создания». И Белая Мышь отвернулась, подставляя нос негреющему солнечному лучу. Она знала, что есть другой мир, мир серых мышей, примитивных и грубых. Она знала, что одна достойна начать сегодня новую прекрасную жизнь, может быть, полную приключений. Ей одной предстояло покорить новые вершины, пройти по неизведанным тропам, главное, чтобы сегодня кто-то успел её купить, кто-то с хорошим вкусом.
Белая Мышь вздремнула. И неизвестно, как долго продлилось бы это состояние дремоты, если бы она не была разбужена лёгким шумом.
Мышь увидела, что возле клетки с попугаем остановилась рыжеволосая
девушка, почти девочка, в коричневом длинном пальто. Она щёлкала языком и вертела головой, подразнивая птицу.
— Здравствуй, птичка, — сказала она — Я — Франка, ты будешь на Рождество хорошим подарком моей бабушке. — И девочка опять защёлкала языком, на что попугай ответил торжествующим возгласом
«Пуци, Пуци».
— Да, да. — сказала она успокаивающе, — не беспокойся, твоё имя Пуци мы сохраним за тобой.
Мышь встряхнулась. Как же так, судьба попугая определилась, а она такая красивая, гладкая и белая, всё ещё вынуждена оставаться в неизвестности и волноваться за своё будущее.
«Какая несправедливость!» — хотела сказать она, поворачивая голову к клетке, где сидел чёрный кролик, но его клетка была пуста. Белую Мышь охватил ужас, Чёрного кролика кто-то купил, пока она дремала,
подставив нос солнечному лучу. Теперь она останется совсем одна здесь за стеклом, в этом пустом помещении, во всём этом мире.
Мышь в панике забегала, запрыгала по клетке, надеясь при этом, что кто-нибудь снаружи обратит внимание на её лёгкость, проворство и изящество.
И действительно, её надежды оправдались, она заметила на улице паренька. Его голова то возникала, то исчезала в углу большого окна.
Он наблюдал за цирковыми номерами Мыши, но иногда он отвлекался, бросая взгляды на рыжеволосую Франку, которая уже купила клетку вместе с попугаем, коробочку корма для него и торопливо направилась к выходу.
Франка ушла, взметая подолом коричневого пальто пыльцу холодных, сверкающих снежинок.
Голова парня в окне больше не появлялась, и Мышь замерла, ожидая, какое же впечатление произвело её искусство на окружающий мир.
Она чувствовала, что где-то есть для неё одной распахнутая дверь, а если не
найдётся такой двери, то найдётся открытое окно.
— Ты не совсем то, что мне нужно, — услышала она над собой голос, и голова паренька, которую она до этого видела в окне, склонилась над вольером совсем близко от неё, — Но я возьму тебя с собой. Меня зовут Франк, — сказал он.
Чтобы не нарушать традицию, Мышь металась по клетке, делая вид, что сопротивляется, не даётся в руки и хочет сохранить независимость, но душа её ликовала от восторга, от сознания того, что мечта её всё же сбылась.
Она позволила рукам продавца затиснуть себя в тёмное тесное помещение, во много раз меньше, чем её клетка, и это помещение начало передвигаться вместе с ней в пространстве. Сколько времени прошло, пока она в этой коробке, наверное, от туфель, или от чего-то ещё, двигалась к намеченной цели, Мышь не знала. Но она знала, что коробку эту зажимал подмышкой Франк, и старалась вести себя тихо, чтобы он мог убедиться в её благоразумии и благородстве. А слова, сказанные им, что якобы она была не совсем тем, что ему хотелось бы иметь, казались ей теперь лишь нелепой шуткой.
Спустя какое-то время, Мышь почувствовала, что пальцы, протиснувшись в коробку, кольцом обвились вокруг её туловища. Проделав в воздухе элегантный кувырок, она вдруг оказалась очень высоко над землёй, на серой
куртке, возле шеи Франка и повисла на ней, вцепившись коготками в воротник.
Да, она сидела у него на воротнике, и это было потрясающе! Если бы она была обыкновенной серой мышью, никто бы не заметил её на сером воротнике, но Белую Мышь мог заметить каждый, и почти каждый, кто проходил мимо, взвизгивал, таращил глаза, отворачивался или морщил нос.
Собаки лаяли громче, и дети пищали звонче, завидев её, а Мышь была готова лопнуть от гордости.
Она осмотрелась по сторонам. Вокруг было пространство, покрытое льдом и снегом. По краям его торчали обломанные, озябшие, неживые остатки камышовых листьев. Рядом с небольшой прорубью, как бы по команде переступая с одной застывшей лапки на другую, сгрудились серые утки и, опустив носы вниз боялись сдвинуться с места.
По льду скользили весёлые, румяные конькобежцы. Их было немного,
но они наслаждались зимними забавами и, казалось, не замечали ничего вокруг.
— Взгляните на меня, — хотела крикнуть Белая Мышь. — Взгляните на меня, конькобежцы, взгляните на меня, утки! Вы, серые птицы, мёрзните на снегу и не можете сдвинуться с места. А я, Белая Мышь, смотрю на вас сверху, я почти лечу, почти как птица. И это только начало.
— Я сегодня Санта Клаус, — сказал Франк, обращаясь к Белой Мыши, —или, как говорят у нас здесь в Германии, Вайнахтсманн, хотя костюм мой не очень живописен. Сейчас я подарю тебя Франке… Жаль, что ты не кролик, Франка обрадовалась бы ему больше, чем тебе.
«Ах, значит он хочет подарить меня рыжеволосой Франке, — огорчилась,
Мышь, — позволит ли она мне, вцепившись в её рыжие кудри, разгуливать с ней по улице? У этой Франки довольно странные вкусы: разговаривать с птицами или возиться с кроликами. Что меня ждёт? Ладно, будем смотреть опасности прямо в глаза и не станем вешать голову». Но если бы Мышь и хотела повесить голову, ей бы это не удалось, потому что она и так повисала, вцепившись в воротник серой куртки, а висеть, повесив голову, было совсем невозможно.
Франк осторожно спрятал её обратно в коробку. Съестные запахи начали дразнить её обоняние. Мыши мерещился домашний уют. Она и Франк поднимались всё выше по лестнице, шли по коридору, обволакиваемые дурманящим теплом. Франк вдруг остановился, очевидно, на лестничной площадке, поставил коробку на пол.

— Прощай, — сказал он, позвонив у чьей-то двери, и ушёл, неслышно ступая.
— Что это? раздался звонкий девичий голос. Неужели подарок мне?
От кого?
Коробку с Мышью встряхивали и вертели так, что у неё кружилась голова. А потом неожиданный яркий свет вспышкой ослепил её красные глаза. Она ещё не успела перевести дыхание, как вдруг пронзительный вопль оглушил её, подбросил и понёс куда-то всё дальше от тепла, от уюта и вкусных запахов.
— Какая гадость! — крикнула рыжеволосая Франка.
Она имеет в виду её, Белую Мышь? Не может быть!
— Какая гадость! — повторила она.
Потом перед глазами Белой Мыши всё перевернулось, и она поняла, что летит. Она вылетела из окна, вытряхнутая из коробки, и увидела белое небо или, может быть, белое озеро и перевёрнутых чёрных, маленьких, как мурашки, конькобежцев рядом с унылыми утками. Она видела, что эта картина стремительно и неумолимо приближалась к ней.
«Не может быть, не может быть! — Лихорадочно думала Мышь. — Ведь сегодня праздник, а эта несносная Франка на кого-то кричит плохое слово «гадость», а потом выбрасывает меня из окна».
— Летучая мышь, белая летучая мышь, — захлёбываясь, кричал внизу пронзительный детский голос. — Не может быть!
Но она всё-таки летит, всё-таки летит! Кто из мышей может похвастаться, что уже летал?
Ей повезло, она плюхнулась в мягкий сугроб, который ещё вчера был твёрдой снежной бабой. Сначала ей было больно, и она не могла подняться, но постепенно всё же пришла в себя. Она неуверенно оглянулась по сторонам. Там внизу возле сугроба, вырисовывался краешек окна тёплого, плохо освещённого подвала. Туда ей следует теперь шмыгнуть, только туда. Юркнуть в подвал, присоединиться к обыкновенным, вульгарным серым мышам и начать жить, как они. Это будет не так-то просто. Но ей ничего не остаётся, как произнести для себя самой ободряющее приказание «Вперёд».