Случай с яйцом

Жили-были дед да баба. За что ни возьмутся, все поперек того как надо. То ли стары уже были, хотя опыт и разум с годами только накопливаются, то ли возраст уже отрицательных влияний на них оказывать стал, да вот - все не тудыть, все, сказать, батерброты маслом на персицки ковры упадают.
В доме у деда с бабой жили мышь геркулесовая, кошка обнакновенная, собака дворовая, курица менталлизированная, ну и внучка еще. Ну, эта ваще такая проказница была: деда с бабкой не слушала, мылась изредка и не полностью, тоись с гигиеной была не на “ты”, ела неаккуратно, опосля нее стол был уксусами-соусами забрызган, картошкой уделан, молочным продуктом угнетен. С другого же боку подойти - в грамматике успешна, песни чистенько выводит сопраном, физкультурница - это что-то! - в длину прыгала через изгородь так, что на соседнем участке приземлялась. Уж и ругались за это соседи. А внучка хоть бы что - малинки там, кружовнику, самородины прихватит, резалт сентиментром смерит да к себе обратно через изгородь. Тама всех разугостит, а что соседи грозятся, так пошли они. Вкусно, и все тута!
И вот однажды случилося в их дружном семействии чудо. Курица менталлизированная золотое яйцо снесла. У всех глаза от сюрпрайза такового выкатились, волосы на голове, а у живности и на теле, вздыбь вскочили, окромя деда, конечно, тот лысым уж давно к энтому мементо стал. Уже опосля ветренар местный вычислил, что в курином организме повышенное содержание менталлов наскопилось - и дорогоценных, и драгоуцененных, и щёлочных, и уранопатриотических, да и каких только не было. Так что, ежели науку к разъяснению сего факта привлечь, ниче сюрпрайзного, вроде, и нету. Но курица к ветренару на предметное стекло попала только опосля своей трагической гибели под колесами самоката разносчика птицбургеров, и произошло энто еще нескоро. А пока, без наукообразия, что скажешь? Вот и остается очи таращить, брови возвышать да рты в изумлении разверзать.

Да. Ну, тута нормальный человек чего сделал бы? Схватил яйцо да к ювелиру ногу в руки. А дед с бабкой повертели-повертели яйцом туды-сюды, порешили, что тяжеловатое, порадовались, мол, желтку много, до отвалу яичницы наедятся, да стали по энтому продукту ложечкой чайной бить. Ну, как обычно. Однако не бьется яйцо. Стали молотком дубасить - тот же аффект. Целехонько яичко, только еще ярче свет от него стал в разны стороны распространяться. И тут мышка их домашняя, Марфушкой звали, порешила старикам подмогнуть. Она, слышь, с детства сыроподыманием занималась. Кусок “Маасдама”, когда счастливилось его стырить у соседей, выжимала хвостом бессчетно раз, потом только в обще пользование на едьбу отдавала. Вот взбежала она на лавку, оттеда на стол обедешный, к яйцу-то подбежала да хвостом как двинет! Упало яйцо золотое с грохотом, разбилось на кусочки мельчайшие. А тута как раз Авангард Абрамыч, ювелир местный, шел мимо избы, шум услыхал и, как человек крайне любопытный, заглянул на скандал. Видит - мелки крупинки золотые на полу, да и те бабка уже в совок смела да в ведро со всем прочим мусором скинула. Покачал Авангард Абрамыч головой, потому как щедр он был, честен и завсегда жалел старичков.
- Вы, - говорит, - могли бы от меня за яйцо золотое цельных пять обнакновенных получить да яичницу пару дней переваривать. А за мелку крошку боле одного не получите, потому как и то это слишком жирно будет - разбитое яйцо на цельное менять.
Ну, яйцо на яйцо дед с бабкой менять отклонили. А курица менталлизированная поняла свою ошибку и с тех пор до самой своей трагической гибели несла токмо белые нормальные яйца с желтком да белком и завтраком все семействие обеспечивала.

Штука с турнепсом

Вскоре опосля того еще одно приключение в ихнем семействии случилось. Задумал дед турнепс посадить. Уж как его бабка, да и живность, если честно, от энтого дела отбрыкивали.
- Что ты, старик, кто энтот турнепс у нас есть будет? Ухаживать за ним, ухаживать, а ради чего? Лучше вона кабачки понасаждаем, оладушков отведаем. А то вона укроп с петрушкой в земле утвердим да посыпку на всю зиму себе уготовим. Зелень – она пользительная.
Ну, деду как втетехалось что в голову, уже не вытряхнешь. Турнепс в землю, сам химудобрений понакупил, стал кормить любимый овощ не жалея. И турнепс его полюбил. Как издаля завидит деда с химудобрениями в ведре, сразу шуршит ботвой радостно, прям из грядки лезет и навстречу устремиться хочет.
Короче, при таком уходе вырос турнепс просто геганский. Дед как увидел его масштаб заключительный, приосанился, перед всеми нос дерет. Ну чистый анакондемик.
- Вот, - говорит, - каково с природой надо общий язык находить. Не надо от нее любезностей ждать – сама не даст. Ты создай ей требуемый кондишен и бери, что на этой почве произойдет.
Он даже день назначил, когда будет плод с грядки вынимать. Порешил, что займется этим во вторник в девять утра.
В указанный день встал до рассвета, потрескал с семействием перловки с горохом, причесался формально, потому как волос там считанное количество было, как мы уже знаем, галстух на голо тело надел, шляпу натянул, старую, правда, однако правое поле еще вполне прилично выглядело,
В девять утра, волнуясь, подходит к турнепсу, ухватился за шевелюру овоща да потянул. Не лезет. Еще потянул. Не лезет. Галстух со шляпой снял, чтобы не мешали. Тот же резалт. Ну че делать, позвал бабку. И уж хоть бы не звал. Проку от нее в это именно утро никакого не было. Накануне вечером с ней прострел случился, она и в постели-то еле лежала, охала, однако дед в амбиции своей внимания тому не уделил. Стали вдвоем турнепс тащить. Не идет турнепс из земли, даже, сказать, над дедом с бабкой подхихикивает. Он, вишь, деда-то любил за усиленное химпитание, да и к бабке неплохо располагался, однако не мог сдержаться от кряхтенья старичков. Ну, те видят - беспонтово все. Стали внучку к уборке привлекать. Та как раз через изгородь в длину спортом занималась. Не до турнепса ей. Однако ж отказать старикам любимым не могла, к тому ж собиралась у них вскоре средства на новый смартфон выбивать. А помощь в огороде вполне энтому предприятию поспособствовать могла. Обхватила она бабкину талию, ну, примерно, то место, бабка деда за пояс объяла, а дед, понятно дело, за турнепс схватился. И что? Хоть бы что. Сидит турнепс плотно, ржет потихоньку, поскольку теперь к стариковским кряхтеньям внучкины охи да ахи добавились. Через десять минут поняли: не пойдеть. Надо живность звать. По-перву - собаку.

Собака-то услужлива была, звали ее по-заграничному Вальдемар, а по воспитанию да образованию – никакой воспитанности, окромя преданности да любви к семействию. На приказы «Лечь!», «Лапу!», «Сидеть!» не реагировала, только приказ «Приятна аппетита!» отучила назубок, даже, сказать, с избытком, так что ела не только что в ее миску клали, но и из других мисок беспробудно таскала еду, хотя дед с бабкой ее за то хворостинкой слегка постукивали. И то – в семействии все поровну есться должно, устав такой – домоустрой называется. А в целом Вальдемар и помогал, коли надо чего, ну там воду из колодца притаскивал, сорняки зубами из грядок полол, дом охранял, к деду с бабкой ваще не подпускал никого, нюх имел будь здоров, так что однажды, когда заезжие жулики по деревне ахвиши развешали о спитакуле театра милодрамы, выманили всех из домов, а в это время все жилища-то и обнесли, только дедов дом и не пострадал, потому как Вальдемар унюхал, что никаких артистов в деревне нет и не предвидится, по крайней мере, еще в течение нескольких лет. А в результате никого из семействия на мнимый спитакуль не отпустил, хотя свой культурный уровень дед с бабкой повысить жутко хотели.
Ну и вот, подбегает Вальдемар, хватает внучку за сарафан пестрый, внучка бабку взяла крепкими руками спортивными за место талии, бабка деда объяла, а дед за чуб турнепса ухватился. И тянут. Не идет турнепс наружу, только прыскает от веселья, теперь уж окромя кряхтенья стариковского да оханья внучкина, еще и одышка собакина прибавилась.

А делать нечего – надо кошку звать. Кошка у них антилегентная была, Элизка, тута скрывать неча. Языки импортные знала как свои пять когтей. Правила, там, хорошего моветона, как да с какой стороны к тарели подойти, в каку лапу прибор взять. Классику читать любила. Особливо «Каштанку». И особливо места про кота Фелора Тимофеича. Считала эти места вершиной, али, как она выражалась, вавилонским столбом русской прозы. Уроки по искусству окрестным кошкам и котам давала, да и семействие свое поддерживала на высоком уровне, во всяком случае, в ихней деревне лучше, чем они, про искусство никто не понимал. Уважали ее в избе – даже коль обрывок газеты дед находит, на самокрутку аль еще на что не использует – сперва несет Элизке читать.
Вот оторвалась Элизка от сказки «Кот в сапогах», а героя энтой сказки она, уж таить не будем, любила всем сердцем и вполне сожалела, что среди местных котов никого похожего пока не сыскивается, и направилась антилегентным шагом к грядке. Впилась когтями в зад Вальдемару, тот зубами внучкин сарафанчик прихватнул, Внучка бабкино там где должна быть талия объяла, бабка деда вокруг пояса оторочила, а дед знай себе за турнепс. Ничего. Ну ничего. Уж солнце печет вовсю над головами, а ничего.

Кура менталлизированная в энто время на семинаре по яйценоскости находилась. Да оно и к лучшему. В таком деле с нее толку как с козла молока аль с козы баян. Остается мышь Марфушку звать. Упражнялась в это время Марфушка, сыр «Маасдам» (здоровущую головку) хвостом выжимала, но – пошла, всегда семействие выручала. Привязалась своим мощным хвостом к кошкиному, кошка когтями в Вальдемаров зад воткнулась, Вальдемар как вцепится во внучкин сарафан, внучка бабку таково плотно за талию к себе прижала, что та чуть от боли чувств не лишилась, но все ж за деда успела ухватиться, а дед за турнепс потащил. И вот – вытащили! Ну, обнимаются, цалуются, Марфушку на руках носят, второй раз их выручила, как же.
Турнепс невкусный оказался, его и четверти не съели. Соседской козе отдали. Да в том ли дело. Дружба да сельска кооперация – оне поважнее всех турнепсов будут. Во как!

А с дедом, бабкой и прочими много чего еще произошло. Вот однажды, к примеру, ребенка они завесть решили. Но про это как-нибудь в следующий раз.