Жили-были в одной деревне сучка Задоринка и кобель Кабель. Сучка была болонка, хозяйка ейная, говорили, в городе померла, вот она и пошла сносну жисть искать, а такое имя ей дали, поскольку весела была до невозможности - в догонялки носилась, визжала во всю мочь, заигрывала с кем иногда, однако ниче дурного себе не позволяла. Кобель же свое прозвание получил, потому как в деревне возник аккурат, когда в ней интернет-кабель прокладали. Был он по породе пудель карликовый, а вздумалось хозяину его завесть себе бультерьера огнедышащего, вот кобеля-то и вышвырнул. Ну, по лесам, по полям, тоже в энту же деревню и прибрел. Прибился к прокладчикам, охранял их, хоть и мал был, да удал – как чужаки подкрадутся, таким лаем их приветствовал, что те уносились со страшной скоростью, пока их прокладчики струментом не обласкали.
И вот так вышло, что полюбили друг друга Задоринка и Кабель. У обоих, вишь, жисть тяжело сложилась, а с-друга поглянуть, оба еще молоды, а родственну душу да тело найти всем хочется. Вот и сошлись они, стали всюду вместе бродить-прохлаждаться. Местные псы-то дворняжные поначалу дразнением занимались, мол, тили-тили-тесто, жених и невеста, а им и горя нет. Прижмутся боками, и хорошо им, радостно. И так было до момента, пока не появился в деревне джапэнский хин Нурик. Это вышло так, что проезжал из Токио в Белосток мимо деревни господин Китаяма-сан - в кимоно да при подтяжках. Красивый. Нурика на руках держал. Да увидел хин рядом с трахтом проезжим красавицу болонку. «Ах, - думает, - какие волоса кудрявые, - сойдусь-ка с ней». Да это он не то чтобы серьезно, он ведь так, ветрен был. Погулять – это да, джапэнски-то сучки его забаловали совсем. Соскочил с рук Китаямы-сан, даже, сказать, одну подтяжку порвал, чем мужественный вид его спортил, и к Задоринке. На ту пору Кабель носился где-то - еду добывал. Начал Нурик эдак ласково облаивать болоночку. А та в толк не возьмет, об чем речь. Он вить не как нормальные псы «гав-гав» говорил, а с ак, сказать, центом – так что выходило «бан-зай». И что этот «бан-зай» значил, не могла Задоринка распропонять. Однако ж видит – хин молодой, привлекатеьный, на лицо необычен, мужествен даже, уши свисают мягкие, пушистые. Стала с ним по привычке заигрывать Задоринка, не то чтобы что-то, нет, упаси Бог, а так – то хвостиком покрутит, то подмигнет, нрав у ней такой был. И вот в разгар энтого заигрывания заявляется Кабель с добычей. Смотрит – любимая с незнакомцем в догонялки бегает, хвостом вертит. Расстроился Кабель, оставил добычу, а сам ушел. А болонка огорчилась. Она ж к Нурику и не питала ничего. Да и разные оне были. Ни слова друг-дружного не понимали, ни тебе спросить, ни тебе ответить, ни тебе взять, ни тебе дать. А Нурик так разошелся, уж больно ему болонкина прическа нравится, о другом и думать не в силах. Бегает за ней, банзайкает чего-то.
А в деревне той жил промеж псов старый сибирский кот Некрас. К старости полинял сильно, хвост обтоньшал, хромой ко всему, потому и переименовали так, раньше-то Красавчиком кликали. Тоже с трудной судьбой, да, сказать, у кого в той деревне судьба легкой была. Родители Некраса, давно еще, в переделку попали, в те поры приняли приказ такой, что, мол, коты заразу разносят, потому кого истребить положено, кого в дальни страны сослать. Вот родителев Некраса изловили да в поезд зашвырнули совместно с другими разносчиками, и в страну Засибирию. Тама Некрас у них и родился. Отец с матерью померли вскоре – в безмышье да в беспечье как жить на холоду? А Некраса в кошачий приют определили по совсем уж малости, вырос все же. Ну уж потом, когда приняли приказ, что коты не разносят заразу, пришел Некрас (тогда еще Красавчик) в данную деревню и стал жить на приволье. Да. Так вот увидел Некрас, что семействие рушится. Стал думать, как собакам помочь. Погутарил с местными дворняжками и разработали они, сказать, схему. Напечатали ахвициальный бумах, что, мол, сегодня ввечеру приглашается сучка Задоринка на товариский суд в связи с тем, что выдала она зазежему джапэнскому хину Нурику, где у них в деревне собачьи пищевые запасы находятся. Притом написали и на джапэнском, чтобы Нурик тоже понял, в чем дело. Некрас джапэнский подходяще знал, был у него в Засибирии дружок закадычный – японской породы кот господин Амури, тоже за разнос попал, его потом в поликлинику на работу взяли опыты проводить да больше Некрас его и не видел, должно понравилось там Амури, он и остался. Как завидела Задоринка энтот бумах, ажно затряслась вся, бедная. Вить ни словом про энто не обмолвилась, кто ж таку напраслину возводит? Да и не знает она джапэнского. Хину тож невесело, он уж и жалеет, что от Китаямы-сан удрал. «И чего мне эта болонка сдалась? – думает. - Мог бы в Джапэн таких два десятка иметь не хуже. Зачем мне энти проблемы? Жил себе с Китаямой, горя не знал, желет фруктово-ягодный трескал». И Кабель увидел объявление. И так ему грустно стало. «Пойду, - решил, - авось, помогу чем-нибудь любимой».
Вот являются все вечером на пустырь на суд. А Некрас-то да дворняжки в форменной одеже, не узнать их никак, строгие такие. - На каком основании, - спрашивает Некрас по-русски и джапэнски, - позволили себе выдать великую тайну чужестранному псу?» Задоринка туды-сюды, мол, клевета, да и нет вить у нас в деревне запасов никаких – одним днем живем, а судьи и слушать не хотят. - Есть, - говорят, - у нас достоверные данные, но показать их вам не имеем права, потому как секрет это, и ваще не вашего ума дело. Просто признайтесь и все. За признание помягше приговорим, а не то в голодные степи оприходуем. После к Нурику обращаются: - Правда ли, что сучка Задоринка передавала вам секрет про запасы собачьего питания? Если признаетесь, снисхождение получите и выезд из деревни на все четыре стороны, а нет, так не взыщите - вместе с обвиняемой вас в те же степи определим. Испугался Нурик. - Да, - ответствует, - было такое. Но я и не просил. Она сама мне все сказала. Да еще объяснила, как незаметно к вашей деревне подъехать в феврале 15 числа в 21 час 15 минут, когда все снегом занесено. Про февраль это он от себя сообразил и гордился собой. - Ну, что ж, - Некрас говорит, - тута все нам ясно. Задоринку притянем, пожалуй, к высылке в голодные места с правом возвращения, когда нам это в голову придет. А джапэнски хин – выметайся из нашенской деревни на веки вечные. Хин Нурик обрадовался, лапы в руки и бегом – Китаяму-сан догонять. И догнал же со страху, на руки запрыгнул и в щеку лизнул, как бы прощения попросил за подтяжку. Тут Кабель встрял. - И меня, - лает, - в голодные места оприходуйте, я тож секреты ему выдавал всякие, уж и не помню какие, буду с ней в голодном краю жить и еду добывать, а там как Бог даст. Посмотрели они с Задоринкой друг другу в глаза да в обоюдные объятия и пали – поняли, что на свете никого ни у кого дороже нет. Ну, тут Некрас и дворняжки форменну одежу сняли, как схему свою сполнили. Подошли к Задоринке и Кабелю и все им рассказали про свою затею. Посердились на них собачки, да поняли потом, что без энтого дела они б может и не помирились, кто знает.
И стали они жить да поживать в любви и согласии. А скоро у них дочка родилась. Назвали Забель, чтоб во отца и мать, как говорится. Как малышка родилась, праздник в деревне – Некрас, конечно, на почетном месте, дворняжки тута же, коты всяки деревенски. Веселятся все, только Задоринка больше ни с кем так активно как раньше не заигрывала, а Кабель с тех пор всегда ей верил и точно знал, что она только его в целом собачьем мире и любит.
Сказочка, скорее, серьезная.
Спасибо!
Чем-то напомнило уолтдиснеевскую Леди и Бродягу, именно чувствами, наверное...)))
Всё написано без сучка без задоринки, Юрочка!)
Как хорошо, что к дому проложили интернет-кабель, иначе бы не смог его прочесть