Как уже писалось, а от правды никуды не смотаться, жили-были в одной деревне, в избушке на отшибе-опушке, дед да баба, а с ними проживали також могутная мышка Марфушка, антилегентная кошка Элизка, услужливая собака Вальдемар и курица менталлизированная безымянная, которая одно время золотыми яйцами плодоносила. В те поры, о которых речь ведется, внучка с ними еще не жила, потому как пребывала в малом возрасте и призревалась родителями в посаде, энто уж опосля, когда младенец возмужал немного, они ее деду с бабкой для обоюдной радости в деревню отправили. И то - и у родителев руки вольны, к чему хошь, к тому и прикладай, и дедулям-бабулям на старости какое ни есть, а развлечение, чтоб одинокими себя не щущали. Но пока внучка в деревню еще не отбандеролена была.

Скучно старикам жить стало. Животные, они, конечно, лучезарны, а хочется деду с бабой маленькое дитя, чтобы тешило их, ну и чтобы об нем по возможности печься. Вот в один день, в четверьх, вроде, во время заполнения жёлудя (это он так обед называл), дед раз - и ангажеман на стол.
- Давай, - грит, - бабка, соорудим нам младенца. Дело нехитрое, а будет занятье хоть како.
Ну, тут все, окромя собаки Вальдемара, котора трескала всегда так, что ниче не слыхала в период энтого процесса, так и пали - кто со смеху, кто от, сказать, опупения.
- Ты, - бабка отстреливает, - дед, уж девять лет три месяца пять дней и семь половиной часов со мной да и ни с кем, провижу, энтими делами не занимался, да и я не лучше. Тестоспером-то откуль взять? Совсем, видно, обдементился на преклоне лет. Запишу-тка я тебя на завтра в нашу деревенску полуклинику ко врачу, правда, у нас по такому профайлу грамотеев нет, ну да томатолог приймает по всем вопросам, вот к нему и тыркнись. Все ж должон он и по верхней части головы чтой-то рассусоливать.
- Да ты меня, шпротка старая (это он часто от любви так бабку называл, очень шпроты любил для заполнения жёлудя), не тудыть распоняла, - дед сообчает. - А тестоспером мы мигом организуем. Тесто замесим, перьев малость у куры нашей менталлизированной подзаймем без отдачи, измельчим да в тесто и вляпаем - вот и стройматерьял тебе. И вылепим мы, бабка, сыночка - колобка. И назовем его Колобок.
Понравился старухе ангажеман.
- А и голова ты, дед, - говорит, - и то - попытка руки не тянет.
Только кошка Элизка возразила да курица. Элизка потому что антилегентна была, начитанна и знала, что от такой методы деланья детей ниче хорошего не выперспективиться, а кура - из боязни, что у нее много перьев вытащат, а это ж ее главно приукрашенье. А остальные животные, сказать, за воз держались - Вальдемар кушала жадно и не слыхала ниче, а мышке как-то без различия было.
- Ну, - дед порешил, - как у нас два “за”, два “супротив”, ангажеман приймается насильственным путем, ибо мы со старухой люди, а отседа вытекает - цари природы. Быть по-нашенски!
Вот сделали они все, как дед предложил - тесто замесили, перья с курицы пообсчипали, измельчили топориком, во тесто водвинули - и в печь. Спекся колобок Колобок, вынули его дед с бабкой, смотрят - румяненький такой, кругленький, с крылышками, улыбчивый, ну прям амурчик упитанный. А шустрый... И животные в нем души не чают. Элизка его хвостом обволакивает, Вальдемар в воздух подбрасывает, кура ему яичницу кажный день варганит, мышка - та просто на нем сидит и, когда голодна, от него малюсенькие кусочки отсчипывает, да Колобок на нее и не сердился за то.
И деду с бабкой повеселее. Правда, по старости ленились иногда поухаживать за сыночком-то, скорее, он за ними ухаживал - песенки пел, тапки опосля сонной ночи притаранивал, даже, сказать, для ихнего развлечения обои со стен отодрал и с подобойных газет дряхлых разны антиресные истории зачитывал. Все хорошо было до времени. А потом - захотелось Колобку мир повидать, знаний набраться. Попервоначалу-то ему Элизка разны науки преподносила, но все равно - изба разве мир для взрослого ребенка. Взял Колобок да и убежал однажды из дома. Оставил записку, мол, прошу никого не винить, ухожу по своей воле. Огорчились все, да что поделать. Ушел так ушел. Счастья ему.

Вот катится колобок Колобок по лесной тропинке. Навстречу волк. Ни здрасьте, ни до свиданья, прям сразу:
- Колобок - кол те в бок, я тебя стрескаю.
- Да куда тебе, волчище-уши мой чище, я от деда с бабкой по доброй воле ушел, нешто от тебя, зверя глупого, не уйду по той же причине.
И укатился с гиперзвуковой скоростью от волка - только воздух свистит да трава по обе стороны тропинки до земли клонится.
А навстречу уже зверь Михаил вышагивает, предвкушает загодя.
- Колобок, кол те в бок, вот зуб даю, что щас тебя стрескаю.
Улыбается Колобок:
- Не нужен мне твой зуб, Михаил глупый. Как думаешь, коль я от деда с бабой да от волка по собственной воле сбежал, от тебя не сбегу что ль?
И как применит свои крылышки и по небу убыл - только пыль в глазах у Михаила да еще растерянности чуток.
Спустился Колобок через километры и дальше котится. Навстречу лиса Облиза. Красивая, недавно из ветеринарной полуклиники, там ей сказали, что она и сама здорова и не разносчик ничего. Идет гордая собой, красуется. Увидала Колобка, облизнулась, как водится:
- Колобок-Колобочек, крылатый клубочек, расскажи мне свою жизненную лавстори, а я с тобой своей личностной жистью поделюся.
Понравилось колобку таково обращение ласковое. Стал ей рассказывать, как он от всех по своей воле уходил. А лиса ему:
- Глуховата я стала, раньше с больших расстояний все слыхала, а щас... Ты вот что - сядь ко мне на носик и повтори все, уж больно интересно рассказуешь. Но я не настаиваю - коль боишься, можешь через микрофон вешать, когда он у тебя есть. Я от тебя в энтом случае даже дальше отбегу. Ну а то в другой раз доскажешь.
Не было с собой микрофона у Колобка. А лиса так ласково пела, что не убоялся он и залез ей на нос. Тут ему и съедение пришло.

А видела всю эту историю любознательная ворона. Она всю дорогу Колобка сопровождала. Летела и тихонько пела про себя: “Мне сверьху видно все, ты так и знай”. Полетела ворона к деду с бабой и к прочим и открыла правду о съедении Колобка.
Закручиниись люди и животные. Только дед, хоть и кручинится тож, а весь от ярости пылает.
- Надо, - грит, - устроить лисе вендет за энто дело. Ишь, моду взяла - колобков трескать. Короче, так, закажу я в посаде смесь освальдову, липкую, тягучую, вяжущую, вылеплю из нее колобка, только чернокожего, и в лес отправлю. Скажет лисе, что он чернокожий брат Колобка да умышленно на нос ей и сядет. Схватит злодейка его в лапы и зубы, да и завязнет Тута я подхромаю да разделаюсь с Облизой.
Бабка хвалит мужа:
- Ну, ты, дед, голова-два уха. Таки вправду хороший вендет получится с шубкой лисьей мне на день зарожденья
Остальное семействие, сказать, в шоке от таких слов. Элизка прямо спросила деда, не рехнул ли он себя и что как можно живую жисть концу предавать, хоть и лисы. “Вы, - мяучит, - сами с бабой виноваты, что не уследили за малышом, а щас еще и зоологию в лесу ухандокать хотите. Ну, я против котогорично!”
Собака Вальдемар ее страхует:
- Сами не уследили, а лиса виновата. Да вы бы хоть обучили сынка, кому в нашем лесе можно доверять, а кому нет. Отстаньте от лисы. Себе вендет учиняйте.
Курица квохчет:
- Кабы знала я, что Колобок уйти желает, я бы с ним пошла. Лиса бы меня потребила, а он жив бы остался. Не троньте лису!
Мышка горюет:
_Ах, лучше бы я от него кусочки отсчипывала, чем вот так сразу. Не сберегли вы сынка, ролители, тоже мне. Руки прочь от лисы!
Ну, звесно дело, опять плюбесцит. Два за вендет, три супротив. Насильственным путем порешили - быть вендету!
Сотворил дед чернокожего колобка из смеси освальдовой, чисто для вендета. Даже имени ему давать не стал. А бросил в окно и сказал:
-Катися без запинки по узенькой тропинке, за сынка Колобка отомстим лисе слегка.
Загрустил чернокожий колобок. Вишь, дед с бабой его даже за сына не считают Просто орудию мести в его лице сварганили. Ну да что поделать. Раз говорят, значит, так надо. Он-то стариков, как истинный сын, любил. А у животных слезы в глазах стоят. Кроме мышки, у той просто печально лицо сделалось.

Покатился колобок по тропинке. А тут волк:
- Ты кто такой, шар черный?
- Колобка я чернокожий брат, волк милый. Вот, послали меня дед с бабой лисе Облизе вендет делать за мово брательника.
Понравился волку колобок вежливостью да задумчивостью своей. К тому ж, только перед этим пообедал он неплохо.
- Слыхал я про эту историю, грустная она, - волк ответствует, - кабы не убежал он от меня, ее бы точно не случилось. Однако, мы, звери лесные, все друг за дружку стоим. Неправильно это – фауну жизни лишать, хоть и за Колобка. Жаль мне тебя, не выйдет отседа ниче хорошего. Прощай.
Катится колобок по тропинке, а навстречу зверь Михаил небрежной походкой гуляет. Он как раз только что из малиновых кустов вылез и чувствовал себя отлично.
- Что за чудо такое, никогда не видел, - говорит. – Ты кто таков, черный шарик?
- Я чернокожий брат Колобка, уважаемый Михаил, - ответствует колобок, - послали меня дед и баба, чтобы сотворить лисе вендет за смерть брательника.
- Что ж, слухи про это у нас идут, - говорит Михаил, - Кабы не улетел от меня тогда твой братец, истории с лисой точно бы не приключилось. Но история сослагательного наклонения не ведает. А вообще, нехорошее дело - вендет твой. И кончится все это неудовлетворительно. Прощай.
Не понял колобок про поклонение, но Михаилу поклонился и с тяжелым сердцем дале двинул.
И тут как раз Облиза идет.
- Кто ты, - спрашивает, - черныш ароматный?
- А я, дорогая лиса, брательник чернокожий колобка, которого ты потребила. Хочешь, расскажу тебе свою сослагательную историю грустную с носа твово?
А лиса непростая была. Принюхалась, присмотрелась, прислушалась, смекнула и говорит:
- Да, обязательно сядешь и расскажешь, только подожди меня немного, я до проезжей дороги сбегаю, слуховой аппарат тама выронила, без него плохо слышно будет твою трелохию,
Ушла. Ждет колобок черный, ждет. Вдруг шум мотора. Смотрит – едет лиса на катке дорожном. А че нет? Она и на самокате могла и на лисапеде персональном. Короче, не успел колобок слова молвить, как она его и укатала. Пролегла в лесу дорожка освальдова.
А тут дед подхрамывает. Смотрит – каток, за рулевым штурвалом Облиза, а где тропинка была беспризорная – освальдово покрытие таково оккуратное. Понять не может, в чем дело. Вылезла из катка лиса, ворона та самая любознательная с дубодрева слетела и на деда надвигаются. Он даж спужался.
- Не видели чернокожа колобка, ворона да лисица? - спрашует.
А вот он – пользу принес, - лиса ответствует и на дорожку указует, - две у нас в лесе беды: дураки и дороги, вот я их исправлять и начала.
-Эх, дед, - ворона говорит, - да рази ж детей себе в развлечение мастерят? Рази ж их без подсмотра из дома отпускают? Рази ж для мести их сотворяют? Совести у вас с бабкой нет. Ступай себе.

Пошел дед домой, рассказал обо всем, ну, повинились они со старухой перед животными, пообещали впредь хорошими родителями быть. И оправдали раскаяние-то. Зимой слепили они из снега дочку Снегурочку и подсматривали за ней по-настоящему, по-родительски. Прыгать через огонь с подружками не пускали. Летом в морозильнике держали, зимой за окошко в авоське вывешивали, уму-разуму учили. Так что выросла Снегурочка невредимо в красавицу, справной снежной бабой стала, и отбандеролили ее старики, несмотря что им это тяжело было, на самый север - в хула-хупы с полярным кругом играть. Там она за Деда Мороза замуж вышла и жила весело, а деду с бабкой открытки с тамошними видами слала, открытки красивые, белые сплошь, и больше ничего на них не было.
А потом и внучку им дети ихние из посада передали. И покончили старики с энтими самоделками и жили щасливо с внучкой и животными.