Купол цирка шапито ярко блестел и как будто плавился под июльским солнцем. Красный, глянцевый, похожий на половину яблока с зеленой заплаткой-листиком, он раскинулся на пустыре, маня городскую ребятню. За шатром громоздились машины, фургоны и клетки со всяким зверьем, выставленные под открытое небо. Тигры, кролики, обезьяны, крохотный слоник, два белых лебедя и говорящая птица-майна. После спектакля их можно было посмотреть за дополнительную пару монет, покормить мартышку фруктами, а кроликов — свежей травой. А самое главное, разрешалось задать вопрос говорящей майне. Невзрачная черная птичка, чуть крупнее скворца, без устали повторяла: «Спроси, спроси, спроси...» Отвечала иногда невпопад, иногда — ловко угадывая основную тему. Глупости, конечно, говорила, ну так что с нее взять, с пернатой? Слоненок хлопал большими, как лопухи, ушами и тянул хобот через решетку. Обезьянки строили потешные рожицы.
А что вытворяли звери на арене цирка! Понукаемые длинной палкой с крюком на конце, тигры прыгали через горящее кольцо. Романтичные лебеди танцевали вальс, плавно кружась в надувном пруду под медленную музыку. Дрессировщик звонко щелкал хлыстом, и неуклюжий слоник, орудуя хоботом, как гибкой рукой, строил башню из мягких разноцветных кубиков. А кроликов фокусник доставал из шляпы и, высоко подбрасывая в воздух, превращал в плюшевых собачек. Дети замирали от страха и подпрыгивали от восторга, каждый новый трюк встречая взрывом хохота, да и родители веселились, глядя, как забавляются их любимые чада. В цирковом шатре царила атмосфера праздника.
И маленький Патрик хохотал... до тех пор, пока дрессировщик не ткнул тигра слишком сильно крючковатой палкой. Хищник дернулся и зарычал, а мальчик до конца представления больше ни разу не улыбнулся. Потому что он вдруг увидел, что у тигров на шкуре проплешины, а у одного — длинный шрам тянется от головы до хвоста. И что они совсем не хотят прыгать в огонь.
Он заметил, что лебеди общипаны, как куры, а слоненок едва переставляет ноги. И что у мартышек грустные глаза. А перья у майны взъерошенные и тусклые.
Невзрачная птица печально хохлилась на жердочке, монотонно вопрошая: «Спроси, спроси...».
Посыпались вопросы.
«Птичка, а птичка, а ну-ка скажи, когда у меня день рождения?» - смеялась белокурая пигалица с первого ряда. - «Добрый день», - чирикала майна в ответ.
«Добрый-то добрый, но когда?» - «Тогда».
«Что я ел сегодня на завтрак?» - допытывался круглощекий подросток. - «Чай и молоко. Кто не пьет чай, тот пьет молоко».
«Майна, в чем смысл жизни?» - поинтересовался кто-то взрослый. - «Жизнь — это дорога с юга на север».
- Как она угадывает? - громко удивилась девочка рядом с Патриком.
- Она реагирует на последнее слово, - шепотом объяснила дочке мама.
- А почему с юга на север?
- Так, бессмыслица. Это же птица. Она не понимает, что говорит.
Патрик собрался с духом.
«Майна, как тебе помочь?» - «Спроси, - отчаянно зачирикала та. - Спроси... спроси... спроси... спроси... спроси...»
Недовольно тряхнув клетку, дрессировщик накинул на нее черный платок и с улыбкой повернулся к зрителям.
- Говорящая майна! Только у нас и только сегодня!
Дети смеялись и били в ладоши.
В ту ночь Патрик долго не мог уснуть. В окно светила луна, бледная и чумазая, как неумытое с утра лицо. Ее длинный луч, зачеркнувший комнату наискосок, казался мальчику острой палкой дрессировщика. Патрик ворочался и плакал, а когда часы в гостиной пробили двенадцать, выбрался из теплой постели и, как был, в пижаме, побежал на городской пустырь.
Он бродил между фургонами и клетками, разыскивая говорящую майну. Звери не спали и следили за ним желтыми глазами. Только один кролик забился в угол, спрятав мордочку в опилки — грязный, свалявшийся комок меха. Без ретуши софитов он выглядел жалким и больным.
- Спроси, - устало прочирикала майна из клетки, укрытой старым пиджаком.
- Ты! - от неожиданности Патрик чуть не вскрикнул, но тут же зажал себе рот обеими руками.
- Не бойся, они крепко спят. И убери, пожалуйста, эту дурацкую тряпку. Я уже давно не видела неба и солнца. Меня все время держат под чехлом.
- Ты говоришь? - удивился Патрик.
- Конечно. Я — говорящая майна.
- Но ты говоришь разумно.
- Я — разумная говорящая майна. Кстати, в кармане пиджака — ключ от всех замков.
- Хочешь, чтобы я тебя выпустил?
- А разве не за этим ты здесь?
- Я знаю, каково тебе, - говорил Патрик, вставляя ключ в замок. - Когда отчим злится, он закрывает меня в погребе, и я сижу там много часов в темноте. Поэтому я хочу тебе помочь. Все, лети.
Он широко распахнул дверцу. Но майна не стала улетать. Она уселась на клетку и принялась клювом чистить перышки, потягиваться и разминать лапки, точно проверяя, все ли на месте — не испортилось и не заржавело за годы плена.
- Ты добрый мальчик. Выпусти других тоже.
Патрик пошел вдоль клеток, отпирая замки.
- Что же вы будете делать? - с тревогой спрашивал он. - Слон, тигры... Вы должны жить в Африке. Но до Африки очень далеко. Вы не добежите туда. Вас поймают.
- Не поймают, - ответила майна. - Они только и могут, что строить клетки. Где им поймать свободную птицу.
- Но, - хотел возразить Патрик, да так и застыл с открытым ртом.
Потому что звери, вырываясь из клеток, превращались в журавлей и взмывали в ночное небо, выстраиваясь серебряным клином. Тот, кто еще минуту назад был слоненком, сделал круг над головой Патрика, задев его волосы крылом, и, радостно курлыча, унесся вслед за остальными.
На земле остались только два лебедя и майна. Но и те изменились. Лебеди облачились в белоснежное оперение, яркое и чистое, словно морозное утро. А майна сияла в лунном свете, как воскресшая душа.
- Летим с нами, Патрик! - позвала она.
- Но куда?
- В страну мечты, к дому у лесного озера, чьи двери открыты для каждого — будь у него ноги, лапы или крылья. Там никогда не бывает ни голода, ни зимы, и никто не бьет другого палкой, не дрессирует и не запирает. Вода в озере сладка и свежа, как сон, а лес полон волшебства. Там мы опять станем самими собой — обезьянами, слонами, тиграми и кроликами. Летим с нами!
- Я бы рад, - вздохнул Патрик. - Но я не умею летать.
Мальчик едва сдерживал слезы, так ему хотелось в сказочную страну.
- Конечно, умеешь. Тут и уметь нечего. Встань на цыпочки, закрой глаза и представь себе, что летишь.
- И все?
- И все.
Так он и сделал, и ветер подхватил его — ласково и бережно, и закружил среди звезд, которые остро светили сквозь его закрытые веки. Патрик зажмурился еще крепче, но все равно видел: и летящих птиц, и огромную луну, и легкие облака, словно нарисованные в небе, и темный город внизу.