Как удивительно, что такие неаккуратные создания как люди, смогли создать время.
А время - аккуратное создание. Никого не пропускает и всех убирает вовремя. Ну как вовремя - с его, времени, точки зрения. Создатели с этой точкой зрения, как правило не согласны. Но кто их спрашивает? Спросить некому. А самих себя, уже какая-то неловко.

А вот его, время убрать забыло.
Ну вот бывает такое - затеряется соринка глубоко под плинтусом и ничем её не вытащить. Ни веником, ни пылесосом, ни мокрой тряпкой, чем её не смачивай - хоть потом, хоть кровью.

Он ждал, ждал и когда уже совсем не надеялся, то кряхтя и пыхтя, с трудом выбрался из под плинтуса и деловито осмотрелся.
Сколько времени прошло, а всё как всегда. Люди вокруг всё так же деловито суетятся. Плодятся, размножаются, режут друг дружку. А время убирает. За всеми и всех.

Его конечно же заметили. Набежали со всех сторон, кто с видеокамерой, кто с наручниками, кто с налоговой декларацией, а кто и с камнем за пазухой и ножом в рукаве.
Взвесили, измерили и признали....а хрен с ним, пусть дальше будет!

И он пошёл быть дальше. Вернее не пошёл, а удобно уселся и стал ждать, когда придут к нему. Кто придёт? Да неважно. Любой, кто не хочет быть убранным временем, хотя бы столь долго, как он.

Время опытное божество, опытный законник и опытный политик. Поэтому сразу же, он был признан не существующим, вне закона и попал в тотальный игнор. О чём было проповедано во всех храмах Времени, юридически закреплено отдельным законодательным актом Суда Времени и партийным решением одной единственной и безальтернативной партии Времени.

То есть физически он существовал. И даже юридически существовал. Но только не как он, а как некто. С присущими каждому некто, правами и обязанностями. И пока он оставался этим некто, он полноправно ими пользовался и не менее полноправно обязывался. Но как только он пытался напомнить всем окружающим, что он, это именно он, проповеди становились всё яростнее, новый законодательный акт, подкреплял и дополнял старый и...полный игнор.

Так долго продолжаться не могло. И коротко тоже не могло. Ибо он был вне времени. Время игнорило его почище всех тех, кого оно заставляло это делать. Хотя могло ведь убрать одним взмахом секунды. Но теперь это грозило потерей лица. А потеря лица, это пострашнее потери репутации, авторитета и любой власти. Хоть божественной, хоть законодательной, хоть политической.

Уж сколько времени, это безликое время пыталось убедить глупых людишек, что оно имеет своё лицо, что оно не многолико, а постоянно с одним и тем же - знало только оно само. И потерять лицо теперь, когда всё ещё впереди, а позади столько всего...ну нет, на это время пойти не могло. Оно и так шло непрерывно и без остановки. И убирало, убирало, убирало...

Но он, поди ж ты, взбунтовался! Плохо ему было под плинтусом! А хоть и под плинтусом, но быть же! Многие кого он знал и помнил (кого отчётливо, кого смутно) быть уже давно перестали, как бы высоко и широко не были.
Ему такой шанс, а он такой: щас! Сел посреди всего честного народа и проповедует быть столько, сколько ему хочется. И каждому. И всем.

Время даже струхнуло немного. Остаться без своего главного целеполагания - тотальной уборки всех, по собственному желанию, это что? Перестать существовать самому?
Потом задумалось. А почему собственно перестать? Может продолжать, но параллельно?
Право слово, уж сколько времени в трудах и хлопотах, пора и честь знать!
Потом спохватилось. А кто же за людишками убирать будет? А людишек?
Они же меня для этого и создали! Тварь я неблагодарная, или долг перед ними имею?

А пока время пребывало в длительных раздумьях (а может и в коротких, кто знает) он решил действовать активно. Не идут к нему, значит сам пойдёт к другим. Людишки же, что та гора - огромная, неподвижная и тупая. В массе своей, конечно. А так, кто ж дурак отказаться от такого счастья, быть вне времени!

О, как он ошибался! Люди просто не могли вообразить себе, что вне времени вообще можно быть. Никакие примеры флоры и фауны, убедить их в этом не могли. Все свои сознательные, полусознательные и даже бессознательные состояния, люди измеряли временем. Даже смерть чью-то, пока помнили сколько времени прошло с того момента, как...

Конечно же он их понимал - сколько времени сам был таким...
Но истина, даже по себестоимости дороже, чем сандалии с которых можно стряхнуть прах. И он продолжал искать своих адептов, не замечая как сам себя превратил в гуру.
Да ладно, если бы только он не замечал. Никто не замечал.
Люди продолжали всё так же суетиться, плодиться и размножаться, резать друг дружку и переставать быть иными способами - согласно заветам, законам и постановлениям времени.

И тогда он сдался. И через какое-то, неизвестное ему и никому другому, время, он наконец решился.
Через надёжную и проверенную временем цепочку преданных времени посредников, которую он разматывал долго (а может и коротко) с присущим ему упорством ( вневременья то у него было, хоть отбавляй) он напросился на тайную аудиенцию ко времени.

Время снисходительно и милостиво согласилось. Хотя втайне торжествовало и ликовало от радости. Но заметить этого торжества и ликования никто не смог. Даже он. Время хорошо научилось сохранять своё, якобы единственное, лицо.

И они заключили договор. Время уберёт его, как убирало всех до него и будет убирать всех после него, если он найдёт себе замену и подмену.
Чтоб никто не заметил его убирания и не подумал, что время беспощадно мстительно.
Оно же не такое на самом то деле. Просто делает то, для чего его создали сами люди...

Зачем я тебе это рассказываю? Кстати хорошо у тебя тут под плинтусом. Уютно и покойно. Прям как у меня когда-то.
В общем, однажды ко мне под плинтус постучался он...