«…дождя не хочешь, – и нет дождя…»
Е. Н.

Говорит: нет дождя. И становишься – нет дождя:
куришь трубку мира, глядишь сквозь тучи, "даешь" вождя
и надеешься, скоро, три вечности обождя –
обождав, верно, все-таки, – сгинет седой туман,
время будет зеленым, слезиться на кухне кран,
на ночь сын поцелует – последний из могикан.

Говорит: зеркала. И становишься – зеркала:
на висках серебро и в митральном живет игла;
отражаешь улыбки с другой стороны стола
и слова, тишины амальгаму, опять слова,
что в бездождье за хлебом может слетать сова;
что возможно придется уехать на месяц-два,

а потом вернуться придется, на пару дней.
Пустяки. Зеркала не завешивай, им – видней. –
Ты сидишь и надеешься, что отразишься в ней. –
А она говорит: нет дождя, зеркала, а жаль…
не грусти, бывает, и не отражай печаль –
ожидали сирокко, а, надо ж, подул мистраль –
не грусти, нет дождя, зеркала, бывает…

Трогает волны полночный дремотный бриз,
перебирает волосы криком чаек.
Он что-то важное шепчет тебе, Алис,
что-то безумно вечное отвечает

шороху твоих глаз. Просто слушай и
трогай ладонями бережно след заката.
Время впивается спелыми грушами
лампочек в зубы созвездий, и мир закатан

в банки с вишневым; и можжевеловым
духом, по ходу пьесы, весь дом обласкан.
Сколько же кроликов! – Дай, боже, белым, им
не опоздать, и твой ласковый взгляд – на лацкан.

Сколько же карликов! Выключи звезды, Эл,
и почеши Убещура за левым ухом,
чтобы не лаял. Вникай, это тот предел,
дальше которого тихо, тепло и сухо.

Дальше которого ежевечерний чай
с ежевечерним бубликом, только чресла
время от времени, якобы невзначай,
нужно подвинуть легонько из кресла в кресло.

Рыжие мысли уснёт полуночный бриз,
но однова, как блуждающий кайф в нагане,
вдруг постучится в двери: Постой, Алис!
Как же там все-таки лошадь? – одна… в тумане…

тени деревьев дрожат на ветру
солнце скатилось в исподнее кружат
первые около кто-то второй
третьим наружу

жизнь провернулась в конторской войне
маятник старый на выдохе замер
где мы по счету в усталой стране
меряем выбор

образ забытый зашит в письмена
явь обрывается с каждым дифтонгом
с нами откуда и чьи имена
в эхо недолгом

неотличимы от чисел почти
от закорючек в квартальном отчете
кто мы с тобою способны прочти
нам аве отче

время расставит все вопли немых
в рамки резные на старых полотнах
были мы с нами и где эти мы
просто свободны…