Я лихо иногда шучу
и над судьбой легко смеюсь.
Мне обратиться бы к врачу,
чтоб прописал простую грусть.

Хочу задумчиво бродить
среди пустых ночных аллей
и в листьях рифмы находить
для грустных и больных людей.

Но я шучу за разом раз,
хоть больно так же, как и всем...
хоть жизнь даёт то в бровь, то в глаз –
уйду со смехом. Насовсем.

Ты меня читаешь по слогам,
о тебе я складываю вирши.
Я упасть готов к твоим ногам,
ты меня в вопросе этом выше.

Чувствуя друг в друге глубину,
погружаться не спешим друг в друга.
Чувствую, в тебе я утону
вынырнув из замкнутого круга.

Ночью ли, в звенящей пустоте,
или днём, когда грохочет город –
окружают люди нас не те,
только рядом ходит тот, кто дорог.

Где бы нам найти поводыря,
чтобы путь нам подсказал друг к другу?
Или просто, сердце усмиря,
дальше плыть по замкнутому кругу?

Со стульчика стихи читать
я начал рано, лет так в пять.
Оваций и подарков шквал
легко в те годы получал.

Но умилялся Дед Мороз
недолго. Вскоре я подрос...
За школой был советский вуз,
затем – обрушился Союз.

Я как-то быстро повзрослел,
стихов, конечно, не жалел
и, словно мудрый аксакал,
дарил любовь и рифм накал
всем дамам сердца. День за днём
горела молодость огнём!
От яркой трепетной свечи
зажёг очаг семьи в ночи.

И вот веду я сына в сад,
на шее яркий красный бант.
Он будет первый стих читать,
уже пора: ведь скоро пять!

Играет тополь музыку дождя
сырой листвой напротив Третьяковки.
Лаврушинский шептал, что нет тебя,
На следующей нашей остановке.

Слеза текла по мутному стеклу
И плакала Москва за нас ручьями,
Когда, как листопад, я всё стряхнул,
Что умерло давно уж между нами.

Этюдов нам с тобой не написать —
холст свёрнутый отправлен был в запасник.
Я смял листы, как смяла ты кровать,
измазан сажей Купидон - проказник.

Осень золотистая, рыжая коса,
Солнышко лучистое спрячет в волоса.
Бабьим летом хвалится, золотом маня,
Перед другом августом – будто бы дразня.

Дождиком откликнется на смятенье душ
и окатит весело брызгами из луж.
Яркими рябинами стол лесной накрыт –
Красными рубинами птичек наградит.

Школы ждут начальные новой детворы.
Нивы урожайные принесут дары.
Осень платит вовремя по своим счетам
и зимою рады мы собранным плодам.

За стихи нескладные нежных поэтесс,
да загулы пьяные городских повес –
ты краснеешь, видимо, за дела людей,
но не прячь родимая, красоты своей.

Кричал на рынке вор – Довольно воровать!
Рыдала шлюха в ревностном запале,
политик клялся, что не будет врать,
судья – невинным срок назначил в зале...

Так часто справедливость – не права,
а правда, хоть во благо, убивает...
И снова с плеч слетает голова,
а вот за что – порой никто не знает.

Осень, вздохнувшая терпко,
томною грустью полна.
Вздрогнула голая ветка,
листьев осела волна...

Птицы прощально щебечут,
с веток рябину собрав.
Мчится зима им навстречу,
план перелёта сорвав.

Скоро замедлится время,
снегом поля заметёт...
Птичье весёлое племя
южную песнь запоёт.

Наше счастье порою не в цели,
а в пути, когда следуем к ней.
Не минутные страсти в постели,
а влюблённости несколько дней.

Не вершина горы на закате,
а с друзьями единый маршрут
с твёрдой верой, что каждому хватит
тех закатных, счастливых минут.

А порою обычное счастье –
после жажды напиться воды...
Лучик солнца, пронзивший ненастье,
да надежда не встретить беды.

Счастье это не райская птица,
в высь манящая синим крылом...
Счастлив тот, кто упорно стремится
не откладывать жизнь на потом.

Была малютка мышка
в душе большою кошкой,
была тигрицей рыжей
в своих мечтах немножко.

В лесах во сне бродила
в низовьях Амазонки
и в сильных лапах мило
баюкала тигрёнка.

Мечтала о великом –
азарте и охоте,
как с тигром самым диким
резвится на природе.

А хрупкой нежной мышкой
побыть мечтала кошка –
и похрустеть коврижкой
роняя на пол крошки..

И встретились однажды
та мышка и та кошка,
Им утолить бы жажду
своей мечты немножко:

Поговорить о детках,
о планах на зимовку,
о судьбах птичек в клетках
и как хранить морковку.

Ты сказок начиталась,
наивная глупышка!
И с головой осталась
лишь кошка, а не мышка.

И нет греха большого
что кошке мышь досталась:
ну что же здесь такого –
мечтать не запрещалось!

Мы ещё поживём
и обнимем весь мир,
и проложим к сердцам
самый верный маршрут.

Разгоримся огнём
под звучание лир,
пронесём по годам
страсть любовных минут.

Мать родная земля,
дай нам силы в пути –
дай оставить свой след
в череде будних дней.

Веру в сердце храня,
жизнь достойно пройти –
не жалея тех лет,
что блуждали по ней.

Покормите птичку, пёсика, кота,
жёлтую синичку, синего кита.
Слабых да голодных, нищих да калек...
Скуп на сердобольных двадцать первый век!

Мало сердобольных – злых сердец полно,
Да из ста холодных – пылкое одно.
Рвут его на части в спорах да вранье –
о любви и счастье, мире и войне.

Снега сверкает перина
с неба летит конфетти,
ты же проносишься мимо –
в дом поскорее зайти...

Вот тебе золото мира!
Разве ему ты не рад?
Что же ты морщишься криво,
климат браня невпопад?

Впрочем, беги себе мимо
дальше за звоном монет,
снег же присыплет игриво
твой среди вечности след.

Снежного злата перину
в снегом укрытом краю
видящим эту картину –
в строчках стиха подарю.



___________________________

За что мы любим зиму?
За чистоту снегов,
За снежную перину
лесов, полей, дворов.

За горки, лыжи, санки
и пары на коньках!
За сладкие подарки
в согревшихся руках.

Лезу в жерло страстей –
как идут к своей плахе.
Средь нарядных людей –
бомж в последней рубахе.

Сам с собою борюсь,
дни без сна и покоя.
Ни черта не боюсь,
не стыжусь никого я.

Страх сгорает в огне
жизни, полной обмана.
Новой рифмой во мне
слышен рокот вулкана.

Лишь поверив в себя
вмиг расправлю я крылья
и взметнусь из огня
скинув пепел бессилья.

Мне сказали, что я изменился –
но совсем в нехорошем виду.
Мне сказали, что я опустился
и не в том направленьи иду.

Я в ответ только лишь улыбнулся –
Про себя их подальше послав...
И на путь свой спокойно вернулся –
не хочу больше думать кто прав.

Я хочу постоянно меняться –
ниже идолов быть, но расти.
Об ошибки свои спотыкаться,
не боясь выбирая пути.

Надоели чужие оценки,
Я от баллов системы – устал.
Хочу видеть я мира оттенки,
чёрно-белый меня задолбал.

Прошлое манит иллюзией счастья –
дважды нам в реку одну не войти.
Ждёт за фатой подвенечного платья,
саван посмертный исхода пути.

Часто играем постельные сцены
наших романов в театре одном.
Множество раз мы белили в нём стены,
но кажется ярче мир за окном.

Танка утробный рык
Атаку предвещал.
Но бой начнется,
Когда, помолившись,
Аминь произнесу.



___________________

Акростих в стиле японского стиха – танка.
Посвящено движению, борющемуся за вывод
оккупационых американских войск из Японии. ;)

Вот версия в классическом размере танка 5-7-5-7-7:

Танка глухой рык
Атаку предвещает.
Но бой начнется,
Когда я помолившись,
Аминь скажу последний.

Мурчала кошка возле ног –
Я наслаждался звуком.
Украдкой прыгнув на сапог,
К моим прижалась брюкам.
Ногою двинуть не могу,
Устал стоять? Нисколько!
Любовно Мурку берегу,
А мне в ответ лишь только...

Она мяукнула: Привет!
Нога конечно, хороша,
А колбасы случайно нет?
... Вот ведь лисичкина душа! ;)
_______________
акростих детям

Когда котенком несмышлённым
меня макали мордой в стих –
нередко был я оскорблённым,
уроком грубым от больших.

Теперь же шерсть моя пушиста,
ошибок след давно простыл.
Пишу лишь в тапки тем садистам,
Уроков чьих не позабыл.

К сосне с букетом дятел прилетел.
В дупло её ворвался он нахально,
долбил ей ствол и на хвосту вертел,
однако улетел. Стоит печальна –
букет в дупле. Бревном попала в брак.
Сосне там быстро ветки обломали:
Дубина – муж, да лесоруб — чудак:
мечты её доской паркетной стали.

Мораль проста для досок и бревна:
Сосне – не верить дятлам при букете!
В лесу ищите сосны без дупла!
Порою доски лучше брёвен, дети.

Я тьму чернил пролил
на листья черных дней,
но свечкой Бог светил –
чтоб стало мне светлей.

Чтоб не ослеп во тьме,
чтоб видел красоту.
Чтоб не тонул в вине,
им полня пустоту.

Чтобы упавши, встал
и из последних сил –
всем страждущим раздал,
тот свет, что получил.

Наше лето подходит к концу,
снова щедрого ждём урожая.
Твой загар, безусловно, к лицу:
ты красивая, жаль, что чужая.
Жарко спорим и в страстном пылу –
тем запретных полны разговоры.
Мы бельё разбросав на полу,
вмиг закончим напрасные споры.
Сладок мёда греховного вкус,
Я тебя сладострастно целую...

Души грешные губит искус,
тех, кто ищет любовь неземную.

Бабы, словно шило в *опе –
с ними долго не сидишь!
Всё мечтают о Европе,
а в башке – "Шумел камыш".
Тянут вверх мужей за уши,
сами же – стремятся вширь.
Слава Богу, есть беруши,
но надежда – на Псалтырь.

Я на номер свой в стаде плюю
и брожу без разбору полями.
Не молюсь ни еде, ни питью.
Зад ободран и морда с репьями.

Я в салями уже не гожусь –
только духом святым обретаюсь.
Спать под звёздное небо ложусь
и свободой своей наслаждаюсь.

Взять с меня, что с козла молока –
я хозяевам не интересен,
не видал никогда пастуха,
и не слушал дояркиных песен.

Фермы новые жестью блестят,
у хлевов возвели колокольню.
Свинки сытые мирно храпят,
потому, что не видели бойню.

Люди за спиной несут
камни тяжкие проблем,
острых споров, пересуд –
тащат рюкзаки. Зачем?

Жизнь порою не легка
и такое может быть:
сил не хватит для рывка,
если тонешь – чтобы всплыть.

Чтобы встать легко с колен,
сбросьте к чёрту рюкзаки!
Трудным делать путь в Эдем
любят только дураки!

Сладок яблока грешного вкус
– Можно снова тебя поцелую? –
Только горький предательства груз,
травит нашу судьбу холостую.

Жарко спорим в любовном бреду
да украдкой ведём разговоры.
Плод познанья сорвали в саду
и закончили страстные споры.

Лето жизни подходит к концу,
земли нового ждут урожая.
Твой загар, безусловно, к лицу:
ты красивая – жалко чужая.



______________________
Первая версия:

Лето жизни подходит к концу,
люди нового ждут урожая.
Твой загар, безусловно, к лицу:
ты красивая, правда – чужая.

Тайно бродим с тобою в саду
и ретиво ведём разговоры.
Сбросил яблоко аспид в траву
и закончились страстные споры.

Сладок яблока грешного вкус.
– Можно снова тебя поцелую? –
Души нежные выбрали курс –
рай сменившую, участь земную.

Московская жара

Июнь "обрадовал" жарой
зелёную Москву.
Народ в законный выходной
отправился к песку

ближайших пляжей и прудов,
к фонтанам и реке:
оставив тишину дворов –
сбежали налегке.

Не нужен берег им морской
и мясо на углях,
ведь не было жары такой
давно в этих краях!

И я с июньскою жарой
переборщить успел –
и вслед за радостной толпой
на солнце обгорел.

К Парнасу лезу, шишки набивая,
порой роняя горькую слезу.
Сандали трут, мне далеко до Рая,
молюсь богам, что целым доползу!

Казалось ему – вся жизнь впереди,
все двери открыты и что везде ждут.
Будет вечно стучать сердце в груди,
что дочка родится, заплатят за труд...

Утром... ворвётся в их жизни война –
махиной уродливой, черной и злой.
Разом разрушив мечты и дела,
даст в руки винтовку и бросит их в бой.

Он не хотел в том бою погибать –
не сразу поняв, что уже не живой,
Он погибая, вдруг вспомнил про мать,
и дочку с женой за своею спиной.

Вспомнил и вздрогнул, и вышла душа –
из тела, упавшего чашей пустой.
Но вот на небо она не взошла,
а с кровавым врагом продолжила бой.

Среди окопов металась душа,
и старалась своим хоть чем-то помочь.
Чтоб преждевременно смерть не вошла –
в дом, где папу ждала любимая дочь.

Та, у которой – вся жизнь впереди,
и все двери открыты, и везде ждут.
Та, чьим детям он дал шанс дорасти,
чтоб после Победы продолжить их труд.

Прощание, не ставшее прощеньем,
нас больно ранит даже через годы.
Ушла любовь за чьим-то угощеньем,
голодной сукой дворовóй породы.

В том есть причина и твоя, наверно –
ты дрессировкой брезговал любою.
Собака будет преданной и верной,
лишь коль сыта и ласкана тобою.

Так хочется любить по-человечьи,
не грызть друг друга и не лаять тоже.
И водкой не терзать от горя печень,
размазав слёзы по нетрезвой роже.

Быть преданным не другом, а друг другу,
да в свадьбах не участвовать собачьих.
И сквозь года идти, держась под руку,
порою тая в нежностях... щенячьих.

Свято место – пусто не бывает.
Фразу, что несёт простую мысль –
каждый как угодно понимает.
Этих слов открою скрытый смысл...

Есть в любом – своё святое место,
это место мы зовём Душой.
Без неё тела людские – тесто,
что слепил творец своей рукой.

Кто же в этом месте обитает?
Чей же это в теле нашем дом?
Это ведь порой не каждый знает –
сердцем лишь поймёт, а не умом.

Между тем, обитель эта – Бога.
Он души является Отцом.
Жизнь вдохнул и указал дорогу,
и за это назван был – Творцом.

В этой жизни так порой бывает –
дети отвергают роль отца.
Веру в Бога человек теряет –
глупость скрыв под маской мудреца.

Вставши на беспутную дорогу,
что ведёт в Гоморру и Содом,
грешная душа пуста без Бога,
только долго не пустует дом:

Вот уже, безумною толпою,
скачут бесы в этот дом пустой.
Пляшут с беззащитною душою,
дьявола впуская на постой.

Свято место пусто не бывает,
если же по глупости своей,
из души святое выгоняют –
лезут в душу тысячи чертей.

Ты храни души святое место,
Бога гнать безверьем не спеши.
Верь, что всем давно уже известно –
Гибельно безбожие Души.

Наши дни – лишь волшебные спички,
что даны от рождения нам.
Мы растем и меняя привычки,
привыкаем к друзьям и годам.

Загораются спичка за спичкой,
дрожа свечкою в наших руках,
улетают как вольные птички,
потерявши сковавший их страх.

Эти птички – волшебные спички
исполняют желанья людей.
Потакая кому-то в привычках,
а кому-то даруя детей...

Мы хозяева этих желаний,
и во многом зависит от нас –
исполнение наших мечтаний,
пока спичек огонь не погас.

Кто квартиру желает, карьеру,
кто – любовника, кто – миллион...
Кто-то тратит все спички на пену,
кто-то сложит их в Вечный Огонь.

Эти спички – нам дар от рожденья.
Это дни, что нельзя погасить!
Это наше бесценное время,
что не все мы умеем ценить.

Зажигая волшебную спичку,
ты желанье своё загадай –
журавля удержать иль синичку...
Пламя ада иль свечечка в Рай.

Не неси рюкзак камней
на своих плечах уставших.
Не вернуть уже людей
и бесследно дней пропавших.

Эти камни тянут вниз –
не найдешь ты с ними брода,
не заметишь песни птиц
и как хороша природа.

Наша жизнь не так легка
и порою, может статься,
сил не хватит для рывка –
чтоб упавши, вновь подняться.

Раз поклажа тяжела –
сбрось печаль всех дней ушедших,
срезав лямки рюкзака.
Ноша та – для сумасшедших.

Камни ссор, обид, предательств,
чьих-то глаз немой укор,
груз несносных обязательств,
лжи слова и слухов вздор –

хватит складывать в копилку.
Стянет время их – как вор,
недопитую бутылку
под нетрезвый разговор.

Ты храни лишь для детей,
камни, что имеют ценность.
Нитку жемчуга Идей,
розовый топаз, как Нежность.

Веры солнечный янтарь,
иль мечты алмаз манящий –
в мраке разожгут фонарь,
Путь укажут в настоящем.

Алый, как Любовь, рубин
перстнем пусть украсит палец.
Найден он среди руин –
чувств, любивших нас красавиц.

Будет бисер слов ценней
для людей, по духу близких –
сыпь его среди друзей.
Гравий же – для тропок склизких.

Пользуйся, мой друг, с умом,
головой или спиною!
Сквозь леса и бурелом –
в горы мы пойдем с тобою.

Тишина благословенна.
В шуме города – тем паче!
И вполне закономерно,
Ищем мы её на даче.

Выйдем ночью на крылечко,
Взглянем в небо над собою.
И замрёт в груди сердечко,
Наслаждаясь тишиною.

Соловей поёт хрустально,
Тихо прозвенит комарик.
Всё в природе идеально,
Когда выключишь динамик.

Ты гитару и колонку
Уж устал терзать наверно?
Отложи их, друг, в сторонку.
Тишина благословенна!

_____________
В моих аудиофайлах можно услышать исполнение этого стиха в песенной форме.
Исполнитель – Зеленоградская поэтесса Люба Ника (она есть на стихире),
за что ей отдельное спасибо.

Ванильные мазки на летнем небе,
а ниже – угольки глазниц чужих окон.
Поэт – в мечтах о персиковой неге,
Художник – пламенем июньским обожжён.

И где-то снова страсти пламенеют,
Надежды людям новые даря.
А где-то и надеяться не смеют,
что за закатом вновь придёт заря...



*фото автора.