С Иннокентием под Рождество приключилась невероятная история, которую ему - исключительно в силу его врождённой мягкости нрава, порядочности и интеллигентности - пришлось расхлёбывать долгое время.
Купил сей уже не очень юный муж мебельный гарнитур в магазине. Румынский. Всё как положено – высмотрел, облюбовал, придирчиво осмотрел, только что не обнюхивая, каждый шкаф, кресло, софу и тумбочку, оплатил в кассе стоимость гарнитура и доставку, подробно объяснив куда всё это доставить.

Доставили (относительно, правда, своевременно – ближе к вечеру, когда уже стемнело) 9 разного формата хорошо упакованных ящиков. Один – не самый крупный, кубиком, видимо, был особенно тяжёлым и неудобным при транспортировке на 6 этаж (а грузовой лифт в подъезде отсутствовал) и бригада мебельных грузчиков, уже изрядно "обмывшая" какие-то свои дела,а, возможно,- и чужие покупки, перестала сдерживаться и в подъезде зазвучала-таки цветистая ненормативная лексика.
Но вот, наконец-то, всё занесли в квартиру.
Грузчики уехали, а Иннокентий взялся за распаковку мебельной роскоши. Первым делом он вскрыл самый тяжёлый ящик, прибывший последним. В нём оказалась куча совершенно одинаковых небольших картонных коробок, на которых почему-то были изображены утюги. Вскрыв одну из них, а затем вторую, Иннокентий убедился, что там и в самом деле находились… элегантные электрические утюги, которые он при осмотре гарнитура и в глаза, что называется, не видел. Торопливо, холодея от нехорошего предчувствия, Иннокентий вскрыл один за другим остальные ящики. Там оказался в наличии весь облюбованный гарнитур – все семь предметов, причём в одном ящике находились отлично упакованные зеркала, дверцы шкафов и всяческая фурнитура. Ящик с утюгами был явно лишним, а в нём было, как подсчитал Иннокентий, ни много, ни мало – 125 (сто двадцать пять !!!) румынских утюгов!
Иннокентий заглянул в оставшиеся на руках бумаги – счёт, накладную, нашёл телефон отдела доставки и позвонил туда.
- Вам что-то не привезли?- нервно спросила собиравшаяся домой администраторша.
- В том-то и дело, что завезли нечто лишнее, чего я не покупал и не оплачивал.
- Что именно?
- Ящик с электрическими утюгами.! Сто двадцать пять штук утюгов!
- Гражданин, у нас мебель продают, а не электротовары!
- Так в том-то и дело!!!
- В чём дело? Вам отправлено 9 единиц ящиков, в них весь Ваш гарнитур. Чего-то не хватает?
- Всего хватает, но…
- Вот и хорошо. Живите и радуйтесь, - и в трубке пошли короткие гудки.

Иннокентий не знал пока – радоваться или печалиться свалившимся на его голову румынским утюгам.
Утром он, для достоверности захватив коробку с одним утюгом, сходил в магазин. Но там принимать утюги назад отказались наотрез: «Это товар не нашего профиля»

На всякий случай Иннокентий заглянул и в «Электротовары». Предложил им принять у него партию утюгов бесплатно, но с распиской. Там заявили, что пропадать у них ничего не пропадало, а брать сомнительную продукцию у частного лица они не собираются.

«Кто-то же когда-то их хватится!- думал Иннокентий, как человек, повторюсь, порядочный и интеллигентный, - Проследят по документам, обнаружат, что их направили в мебельный, потом – ко мне. Поскорее бы их забрали!»
Но прошла неделя, месяц, потом второй, а утюгов никто не хватился.

Друзья, которым Иннокентий поведал о своих неожиданных мытарствах, хохотали и давали ему самые нелепые советы. Типа, пронумеровать утюги и каждый использовать только для глажки конкретной веши: утюг №70 – трусы жены, №86- рубашка в крупную синюю клетку, утюг № 42 – левый носок в серую полоску… С чувством юмора у Иннокентия становилось всё хуже.
К тому же, громоздкий ящик в комнате начал вызывать ярость у жены, вечно об него то стукавшейся, то рвущей колготки. Она грозилась выбросить утюги на помойку, но, видимо, и в ней был какой-то интеллигентский, совестливый предохранитель, щёлкавший в последний момент, и утюги торжествовали победу совести над разумом.

В инструкциях к утюгам, напечатанным на всех языках, кроме русского, Иннокентий нашёл адрес производителя и ,заглядывая иногда в русско-английский словарь, написал туда письмо на плохом английском: «Уважаемые господа! Неожиданно для себя я стал обладателем 125 утюгов Вашего производства, ошибочно завезенных мне…». И стал ждать ответа.
Ответ пришёл тогда, когда Иннокентий уже отчаялся его получить. Вооружившись теперь англо-русским словарём, Иннокентий перевёл его:
« Дорогой господин С.!
Мы очень признательны Вам за столь высокую оценку нашей продукции! Далеко не каждый наш потребитель покупает сразу 125 экземпляров наших действительно прекрасного качества электрических утюгов! Мы готовы выслать Вам наложенным платежом ещё столько утюгов нашей фирмы, сколько Вы сочтёте необходимым заказать.
Ваш заказ Вы легко можете оформить по известному Вам адресу. Обязательно укажите общее количество необходимых Вам наших изделий. С другой, выпускаемой нашей Фирмой продукцией Вы можете ознакомиться и также заказать её по прилагаемому к настоящему письму каталогу.
С признательностью, дружески
Шеф-директор внешних поставок.
Подпись.»
Прочитав перевод письма, жена Иннокентия рухнула на приобретённую полгода назад румынскую софу и громко зарыдала.
«Всё,- злобно подумал Иннокентий, - к чертям собачьим! Начинаю раздавать их всем желающим!»

Желающих, впрочем, надо было ещё найти. Коллеги и соседи с недоумением смотрели на Иннокентия с новеньким утюгом в руке и качали головами. Слава Богу, в каждой семье утюги наличествовали, ими были вполне довольны, менять не собирались. Удалось – за месяц уговоров -пристроить лишь два утюга. Оставалось ещё 123!
Из-за проклятых утюгов Иннокентий терял аппетит и сон. Его стали мучить головные боли. С предложениями подарить утюги он мотался по городу, заглядывая в ателье, прачечные, магазины – подарил ещё 4. Оставалось 119. Два утюга он сплавил торговцу на рынке- больше тот не взял:
-Зачэм мне, панымаеш, такую тяжесть туда-сюда насыть?!
Между тем, со времени покупки гарнитура прошло более года, а проклятый ящик по-прежнему был полон утюгов.

Спасение пришло неожиданно.. В подвале соседнего подъезда какие-то молодые люди оборудовали тренажёрный зал. Там качали мускулы какие-то подозрительные бритоголовые молодчики, по поводу которых соседи Иннокентия высказывали довольно жуткие догадки, поскольку к ним, к соседям стали наведываться с вопросами о «спортсменах» представители полиции. Позвонили однажды и к Иннокентию.
- Капитан Зубрик, - отрекомендовалась, протягивая удостоверение, невысокая и плотная деваха в обтягивающем буйные женские формы полицейском мундире. – Можно пройти? Я к Вам насчёт спортклуба в 3-м подъезде. Не замечали ли Вы что-нибудь подозрительное?... Ой!...
Последнее восклицание относилось к зацепившимся о злополучный ящик колготкам капитана.
- Что это тут у вас?
Иннокентия прорвало. Вместо рассказа о подозрительных спортсменах, Зубрик выслушала историю ста двадцати пяти румынских утюгов, всей своей тяжестью навалившихся на жизнь Иннокентия. Порванные колготки капитана взывали к активному сопереживанию. Зубрик неприязненно осмотрела ящик, черкнула себе в блокнотик его размеры и количество оставшихся утюгов, и ушла, пообещав разобраться. Через неделю она заехала к Иннокентию с группой таможенников, арестовавших ящик с утюгами как контрабандный груз и навсегда увезших румынскую бытовую технику от Иннокентия для последующей реализации.. Попутно благодетельница - Юлия Семёновна, она же – капитан Зубрик, поведала, что груз предназначался каким-то молдавским торговцам, должен был быть доставлен в Кишинёв на улицу Новосибирскую, но в пограничном с Румынией молдавском городке Кагуле, где тоже,кстати, почему-то имелась Новосибирская улица, всё напутали и отправили ящик в Новосибирск, а таможенники прохлопали ушами. Где-то, невесть на каком этапе, ящик присовокупили к мебели. Ну и...
Впрочем, Иннокентия все эти подробности уже мало волновали. Плохо слушая Юлию Семёновну, он охотно и легко смеялся, словно выздоровел, наконец-то...
Лишь Ксения, жена Иннокентия, после ухода капитана вдруг задумчиво сказала, что хотя бы один утюг надо было оставить себе...
На память.

После -истории про кота расскажу и про попугая -той же национальности, как я сейчас понимаю, – судя по его уму и таланту. К счастью, их судьбы были разнесены во времени, иначе бедняге Элвису (так звали нашего попугая) пришлось бы жить всегда в тюрьме клетки – и то в вечном ужасе от приближающегося птицееда. А так – он свободно летал по квартире и садился куда хотел. В клетку на ночь его приходилось упрашивать вернуться. Ну спал он там. И ел – с утра до вечера там был вечный день открытых дверей.
Купили его совсем малым птенчиком, этаким задохликом мужеского пола, ещё и летать-то толком не умевшим. Но весьма быстро освоившимся, залетавшим по всей квартире, что-то защебетавшим и смело садившимся и на плечо, и на протянутую ладонь, и просто на палец, к большому удовольствию третье-кажется-классницы Ольки, ради которой его, собственно, и завели. Но более всего он любил садиться на фоном работающий телевизор. Подпрыгивая и пританцовывая на нём, пытался перекричать звёзд тогдашнего шоу-бизнеса (за что и получил свою кликуху – Элвис, понятно в чью честь) и внимательно слушал последние известия.
Нет, мы, конечно, знали, что попугая можно научить говорить – даже такого, маленького, размером с воробья, волнистого и юно-зеленоватого. Но, честно скажу, опыта в этом деле у нас не было, а от такой крохи мы ничего, собственно, и не ждали.
И вот однажды воскресным утром, когда я ещё блаженно дремал в своей постели, кто-то в моей комнате громко сказал:
- Надо закрывать!
Я открыл глаза . Что за чертовщина?! В комнате никого не было. Лишь Элвис смотрел на меня, сидя на открытой створке форточки – её действительно надо было закрыть, иначе он просто мог в неё вылететь и не вернуться. Что я и сделал, вполне ошарашенный. Домашние приняли мой рассказ о случившемся с большим сомнением, но Элвис меня не подвёл – в тот же день он осыпал нас целым потоком своих пламенных речей, в основном повторявших наши повседневные обращения друг к другу и к нему. Причём, копируя наши голоса. Кое-что он позаимствовал и у телевизора и произносил это, копируя голоса дикторов и их интонации. Даже Горбачёва изобразил: «Это – главное… Мы с Раисой Максимовной…» Мы катались со смеху и были на верху блаженства, а Олька тут же завела тетрадку, на обложке которой вывела: «Слова и выражения попугая Элвиса» и начала их записывать. Но слов и выражений оказалось много, а девочкиного терпения – мало. Исписав около десятка листов, она это дело бросила. Тетрадку, однако, по Олькиному настоянию отправили в радиопрограмму «Микрофорум», когда там стали проводить конкурс попугаев. К нам пришла журналистка с магнитофоном «Репортёр» и с сомнением посмотрела на мелкую пташку, прыгавшую на журнальном столике.
- Как его зовут?- осведомилась она.
- Элвис.
Услышав своё имя в столь непочтительно-кратком изложении, Элвис немедленно добавил:
- Элвис – замечательная птичка, исключительный талант, чрезвычайно способный попугаишка, только чересчур скромный. (последнюю часть этой тирады он произносил голосом моей старшей дочери, которая, приехав из Москвы и выслушав всё предыдущее, внесла и свою лепту.)
Обалдевшая журналистка села, включила магнитофон и, с металлическим лязгом выдвинув длинный раздвижной микрофон, сунула его прямо под клюв Элвиса так, что он в ужасе отлетел на телевизор.
- Где Горбачёв? – завопил он (дело происходило ровно во время известных событий, когда М.С. был в Форосе), - что творится в стране?!
- Надо же! – поразилась журналистка, - людям по-фиг, а птичка волнуется!
Когда же она, наконец включила свой шумящий, шуршащий плёночный магнитофон, Элвис вообще замолчал и стал слушать, наклонив голову. Потом ему надоело и он обратился к журналистке:
-Привет! Как живёшь? Хочешь кушать - кушай. Еда в клетке…
Эх, не дожил Элвис до нынешней цифровой звукозаписывающей техники!...
Хотя один из призов - какую-то толстую птичью энциклопедию он всё же тогда завоевал.