Не сносив полинялые ситцы,
не сжевав покаянный сухарь,
на полях поднебесной пшеницы
не отыщет надежда фонарь.

Ей напомнят ржаные остинки,
затаившись иголками в швах,
о давно опустевших тропинках
на других, не пшеничных, полях.

А по ним, друг на друга похожи
как сухие травинки в стогу,
полускрытые зреющей рожью,
прямо к пропасти дети бегут.

Беспощадны видения эти,
что для совести – хуже вериг:
ускользают от рук моих дети,
бьётся в спину стихающий крик.

И фонарь, прогоревший вслепую,
словно брошенный посох лежит
посреди потревоженной всуе
неуступчивой памятью ржи.